Бермудский треугольник черной вдовы - Донцова Дарья. Страница 18

Ирина Леонидовна взяла подарок, чихнула, посмотрела на меня со слезами на глазах и сдавленным голосом произнесла:

– Спасибо. Никто никогда не дарил мне тематических, специально собранных для меня композиций. Очень тронута, пойду поставлю эту красоту в вазу. Ваня, веди Танюшу в столовую.

Мы с шефом пошли по длинным коридорам, куда выходило множество дверей.

– Кажется, твоей маме понравились овощные цветы, – начала я светскую беседу, – она даже прослезилась.

– М-да, – протянул босс, – мама ценит внимание, ей по сердцу, что ты не схватила три чахлых цветочка у метро, а придумала оригинальный букет.

Я опять мысленно похвалила Любовь Павловну.

– Слушай, что у тебя на голове? – спросил босс.

– Праздничная прическа от лучшего стилиста Москвы, – радостно пояснила я, – тоже тематическая, называется: «Приятный вечер с друзьями». Тебе не нравится?

– Очаровательно, – воскликнул шеф, вводя меня в большую комнату, – сначала я подумал, что ты в парике. Всегда удивлялся, как из волос можно соорудить целый замок?

– Дима мастер, – пояснила я, – в особенности ему удаются парадные прически.

– М-да! – крякнул босс. – А чего там справа и слева торчит? Вроде игрушки… О-о-о-о! С одной стороны собака, с другой кошка!

Я вновь вспомнила добрым словом Сачкову, отправившую меня к Дмитрию. Стилист оказался волшебником, и мне понятно удивление Ивана, сама разинула рот, когда увидела свое отражение в зеркале. Дима причесывал меня и накладывал макияж в комнате, где не было зеркал. Полюбоваться собой я смогла лишь после того, как Света, личная секретарша модного парикмахера, помогла мне аккуратно надеть платье и подвела к большому, от пола до потолка, зеркалу. Сначала я не поняла, что это за женщина стоит напротив. У незнакомки были огромные глаза, окруженные длинными, загнутыми вверх ресницами, нежный румянец, фарфоровая кожа, алый рот, а ее забранные вверх волосы блестели, словно мех сытой нутрии. Но потом я увидела голубое платье, свои красные туфли, сумочку и ахнула.

– Это я? Как Диме удалось сотворить со мной такое?

Светлана начала загибать пальцы.

– Он гений. Пользуется лучшими средствами, которые способны закрепить пряди в парадную укладку. Накладные ресницы, несмываемые румяна-чернила…

– Ну как? – спросил стилист, возникая за моим плечом.

– Потрясающе, – выдохнула я.

– Это вам небольшой подарочек от меня, – пропел он, вынимая из коробки длинную булавку, на одном конце которой была фигурка болонки. – Прическа называется «Приятный вечер с друзьями», поэтому, по логике, справа у нас появится собачка, а слева…

Дима взял вторую булавку.

– Кошечка. Животные – наши лучшие друзья. Я привез украшения вчера из Лондона, ни у кого в Москве пока таких нет. Пины [2] многоразовые. Перед сном вынете их и можете потом снова втыкать. Душенька, сегодня на тусовке с этими бижу вы станете центром внимания, к вам ринется вся пресса. Надо лишь подождать, пока раздастся стук или хлопок. Желаю отлично провести время, приходите почаще, вы очень красивая женщина, стоит лишь поработать над созданием достойного образа, и все мужчины будут вашими.

Я не поняла фразу про стук и хлопок, но не стала уточнять, что Дима имел в виду. Ну и конечно, не сообщила стилисту, что моя тусовка будет состоять из Ирины Леонидовны и Ивана Никифоровича, журналистов в компании не ждут. Но Дима-то оказался прав! Украшения заинтересовали босса.

– Животные – наши лучшие друзья, – повторила я фразу модного парикмахера, – приятно украсить такими булавками голову.

– Голову? – дернулся босс. – Их воткнули тебе в череп?

Мне стало смешно, даже по-настоящему умные мужчины становятся дураками, столкнувшись с миром женской красоты.

– Нет, конечно, собака и кошка прикреплены к волосам.

– Садитесь скорей, – велела Ирина Леонидовна, входя в столовую с высокой емкостью в руках, – не хочу, чтобы омлет Ньютона опал. Танюша, ваша тарелка слева.

Глава 14

Я уселась на указанное место и растерялась. Не надо считать меня невоспитанной особой, которая всю жизнь ест на газете неочищенную селедку. Я умею пользоваться столовыми приборами, знаю, что рыбу режут особым ножом, а суп нельзя пить из тарелки, для употребления его человечество в незапамятные времена изобрело ложки, но сейчас передо мной находились странные столовые приборы: железный крючок с деревянной ручкой и нечто, напоминающее помесь ложки с вилкой: на конце длинной ручки красовалась небольшая черпалочка, а над ней были прикреплены зубья.

Ирина водрузила принесенную кастрюльку в центр стола, провела рукой по ее бокам, кухонная утварь развались на две части. Я увидела светло-желтый высокий столб с темно-коричневой верхушкой.

Иван захлопал в ладоши:

– Мама!

– Гав-гав-гав, – пролаяла из-под стола собака.

– Ваня, тише, – велела Ирина и чихнула, – омлет может обвалиться от шума.

– Извини, не сдержался, – потер ладони шеф, – Ньютон сегодня выглядит потрясающе.

– Надеюсь, и на вкус он ничего, – протянула его мать и постучала ладонью по спинке стула.

– Гав-гав-гав, – снова донеслось из-под скатерти.

Хозяйка чихнула.

– Таня, у тебя в сумке собака? – поинтересовался Иван.

Я удивилась:

– Нет. Думала, у вас живет собачка.

– У мамы аллергия на шерсть, – пояснил Иван.

– Апчхи, – издала Ирина, – апчхи. И кто тогда лает?

Мы переглянулись.

– Телевизор! – вдруг засмеялась хозяйка. – Он на кухне включен.

Иван встал.

– Нет-нет, – возразила его мать, – сначала надо съесть омлет. Ну я-то хороша! Начала чихать даже на звук лая. Вот оно, действие психосоматики. Уши слышат гавканье, мозг командует: аллергия. И… апчхи, апчхи.

Посмеиваясь над собой, дама ловко ввинтила в верх незнакомого мне яства нечто похоже на колпачок, сделала вращательное движение, вытащила кусок омлета, быстро подхватила его лопаткой и перенесла в мою тарелку.

– Испечь «Ньютон» искусство, но разрезать его еще труднее, – отметила я, разглядывая кусок, по форме напоминающий цилиндр.

– В принципе ничего сложного, – сказала Рина, – нужен специальный нож, вот он, смахивает на гаситель. Обычным лезвием резать нельзя, омлет мигом осядет. Но блюдо непростое. Сначала «Ньютон» у меня не поднимался, затем исправно рос в духовке, но падал, когда его оттуда вытаскивали. Когда я научилась справляться и с этой проблемой, возникла новая: разрезания. Но сейчас руки действуют автоматически, попробуйте, Танечка.

Я глянула на Ивана, увидела, что шеф взял вилко-ложку, подцепил ею кусок омлета, и быстро повторила его действия. Когда металлическая конструкция очутилась во рту, я попыталась снять с нее угощение и поняла, что сделать это невозможно. При зачерпывании пористая воздушная масса легко проникла сквозь частые зубья на ложечку, но теперь омлет категорически не желал покидать «домик». Держа симбиоз двух столовых приборов во рту, я тщетно пыталась соскрести с него языком еду, но, увы и ах, успеха не достигла.

А вот Иван быстро и ловко расправлялся с содержимым своей тарелки. Ирина Леонидовна посмотрела на сына.

– Ванюша, неужели тебе удобно пользоваться лефелегабелем? Я предпочитаю хакен.

С этими словами Ирина воткнула в кусок на тарелке крючкообразную палочку, навертела на нее омлет и отправила в рот.

Из глубины памяти всплыли обрывки знаний немецкого языка, полученные троечницей Сергеевой в школе. Вроде ложка на басурманском языке – лефель, вилка – габель, а хакен – крючок. Вот какой артикль – дер, ди или дас надо перед ними ставить – не спрашивайте. Значит «лефелегабель» – это объединение ложки и вилки.

– Танечка, вам нравится? – поинтересовалась хозяйка.

Неприлично мычать в ответ, но еще хуже вытащить изо рта набитую омлетом конструкцию. Я кивнула.

– И вам тоже удобнее с лефелегабелем, – протянула Ирина. – Конечно, классический прибор, придуманный самим Ньютоном, наиболее правилен при этой трапезе. А я беру изобретенный в двадцатом веке хакен. Лень нажимать постоянно на кнопку: открой решетку, закрой решетку. Великих ругать нельзя, но Исаак явно чего-то недодумал.