Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков - Карде Игорь. Страница 38

Так что выспаться не удалось – с шести утра все уже были на ногах. К счастью, «юнкерсы» не заметили хорошо замаскированную машину и проскочили мимо. Ни одна бомба даже рядом не легла.

Но была и плохая новость – после бомбардировки гитлеровцы снова пошли в атаку, надеясь отбить село. И на сей раз наступали не спеша, основательно, под прикрытием плотного артиллерийского огня. Отвечать же им было почти нечем – часть орудий «лаптежники» уже разбили, а для тех, что уцелели, почти не осталось боеприпасов. Подвезти их достаточно так и не успели, а во время боя сделать это оказалось вообще невозможно – немцы простреливали из тяжелых орудий все подходы к селу. Так что наши «трехдюймовки» оказались почти без снарядов.

Основную работу по отражению гитлеровской атаки пришлось взять на себя «сорокапяткам» – благо припасы для них имелись. Ну, и «окопные артиллеристы», минометчики, тоже помогали, старательно закидывали наступающих гитлеровцев минами…

Битва за село постепенно разворачивалась, стрельба слышалась уже с трех сторон Спасской Полисти. Оставшиеся «тридцатьчетверки» в бой пока не пускали – берегли на самый крайний случай, как последний резерв.

Штаб Второй Ударной надеялся, что немцы, понесшие вчера серьезные потери, не будут атаковать долго – сил не хватит. Танков у них нет, выбили все, а без бронетехники взять Спасскую Полисть не получится. Все-таки у нас и пулеметы, и минометы, и орудия кое-какие имеются… Пусть всего лишь «сорокапятки», но тоже – пушки! Да еще трофеи, что захватили. Сражаться можно…

На всякий случай штаб приказал полковнику Глазунову подтянуть все резервы, что еще были. Поскрести по сусекам и гнать на передовую всех – ездовых, конюхов, кашеваров, писарей. В общем, всю тыловую братию…

На справедливый вопрос полковника, когда придет помощь в виде 4-й гвардейской дивизии (обещали!), ответили, что генералу Андрееву не удалось прорваться через немецкие позиции, и теперь он идет окольными путями – по лесам и болотам. Раз не вышло в лоб, пробует в обход… Но когда он подойдет – неизвестно, связи нет. В общем, вышло, как всегда: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…» Поэтому держитесь, ребята, стойте насмерть!

Иван Федорович матерно выругался и отправил своего адъютанта, лейтенанта Ланского, к майору Злобину – опять просить подмоги. Тот не без труда нашел бронемобиль и передал просьбу командира.

Владимир Викторович поморщился – не хотелось ему лезть под артиллерийский обстрел и рисковать машиной, но, видно, придется – иначе Спасскую Полисть не удержать. Гитлеровцы прут нагло, рвутся к селу, отбивать их становится все труднее. Людей у товарища Глазунова уже мало осталось… А если село не отстоять, то все усилия по его взятию окажутся напрасными. И немалые потери – тоже…

И еще: неудача наверняка будет иметь самые печальные последствия для командования Второй Ударной армии, и прежде всего – для генерала Власова. Это только победителей у нас не судят, а проигравшего каждый пнуть норовит. Да еще побольнее…

Тот же майор Шашков, например, отправит донесение своему начальству в Особый отдел фронта, доложит о поражении и больших потерях. И там примут меры. Из штаба Ленинградского фронта последует грозный окрик: «Почему не согласовали операцию с Военным советом? И даже не проинформировали? Что за самодеятельность?» И полетят головы, начнется кадровая чехарда. А этого допустить нельзя – ведь только-только наладили нормальный контакт с командармом и приступили к спасению Второй Ударной… Если же Андрея Андреевича снимут (как до него – генерала Николая Клыкова) и отправят служить в другое место, то придется начинать все сначала. Что означало провал операции…

– Ладно, передай Ивану Федоровичу – помогу, – ответил майор Злобин. – Но с одним условием – пусть даст людей. И побольше! Роту как минимум… Для пехотной поддержки…

Лейтенант кивнул и побежал обратно. Через полчаса возле бронемобиля появились красноармейцы. Конечно, полковник схитрил, прислал не роту, а всего половину, но понять его было можно – в тяжелом бою каждый человек на счету, а тут – отдай последнее! Вот и пошел на военную хитрость – прислал меньше, чем просили, да еще – в основном поваров, писарей и обозников. Не бойцов, в общем.

Злобин критически осмотрел прибывших – да, не орлы, к тому же уставшие, измотанные, оглохшие от бомбежек и артиллерийских обстрелов… Но выбирать не приходилось – воюй с тем, кто есть…

Командовал прибывшими лейтенант Первушин – совсем еще молодой парень, лет двадцати, не больше. Понятное дело – «полугодичник». Таких массово «пекли» на лейтенантских курсах и сразу же отправляли на фронт. Где время их жизни в среднем составляло около семи минут…

Первушин едва стоял на ногах от усталости, но вида не подавал, наоборот, бодрился и старался выглядеть по-боевому. Вытянулся, как положено, и отрапортовал по всей форме. Звонкий мальчишечий голос перекрыл на время грохот орудий и треск пулеметов…

Майор Злобин улыбнулся – молодец, лейтенант, так и надо – никогда не сдаваться. Если повезет, не убьют тебя в первом бою, глядишь, и станешь хорошим командиром, дорастешь до роты. А может быть, и до батальона… Но тут уж как судьба сложится!

Владимир Викторович разложил на капоте бронемобиля карту:

– Значит, так, лейтенант, задача твоя такая. Видишь этот ручей? От нас до него – полкилометра. Не по открытому полю, к счастью, а большей частью – леском да кустарником. Хоть и хреновое прикрытие, но все же имеется. Разбирай со своими ребятами по бревнышку вон ту избушку – и бегом к ручью. А мы – за вами. Надо быстро и по возможности скрытно, чтобы фрицы не заметили, соорудить переправу. Тогда переберемся на другой берег и окажемся у них в тылу. Где нас совсем не ждут… Навстречу нам, по словам начальства, идет 4-я гвардейская дивизия, если повезет, мы с ней встретимся. Если нет – придется драться самим. Надо отогнать гитлеровцев подальше от села… Понятно?

Первушин посмотрел на карту и кивнул – да, понятно, товарищ майор, вопросов нет! Разрешите выполнять? Злобин кивнул – давай, лейтенант, действуй. Только смотри, собой не рискуй и вперед не лезь, а то мы скоро вообще без взводных останемся…

Сам же подумал: «Эх, мальчишка, ничего ты еще в жизни не видел, ничего не испытал. А погибнешь, скорее всего, в ближайшем же бою… Глаза блестят, геройствовать хочется… А какое может быть геройство в такой ситуации? Немецкий солдат – опытный, умелый, его наскоком не возьмешь. Нужно драться грамотно, по всем правилам. И без правил тоже… А чему вас учат на курсах? Как винтовку держать да гранату бросать? И то небось одна теория, практики почти никакой. Конечно, на ошибках учатся, но на войне цена такой ошибки – твоя жизнь. И тебя самого, и твоих людей. У нас из трех лейтенантов к концу первого месяца в живых только один остается. Или вообще ни одного… И с кем тогда воевать? Ладно, что уж тут, все равно ничего не изменишь…»

Владимир Викторович вздохнул и стал наблюдать за действиями Первушина. Его бойцы споро, умело разбирали деревенскую избу. Не жалко – все равно сгорела, жить нельзя. Красноармейцы раскатали стены, взяли по бревну на плечи и потянулись к ручью.

Экипаж бронемобиля тоже не сидел без дела: Матвей Молохов отобрал несколько самых длинных бревен, связал их концы немецкой колючей проволокой (благо имелась в достатке) и прицепил к крюку позади машины. Можно теперь тащить…

Бронемобиль тронулся вслед за бойцами Первушина. То и дело приходилось объезжать глубокие воронки, затопленные водой, форсировать небольшие протоки, но, в конце концов, успешно добрались до места. А у ручья уже вовсю кипела работа – красноармейцы наводили переправу…

В обычное время этот безымянный ручей можно было перепрыгнуть с ходу, не останавливаясь, но сейчас он разлился и превратился в настоящую реку. Просто так не перескочишь, надо строить мост. Задача вроде была и не слишком сложная, для наших бойцов привычная, но приходилось работать по пояс в воде. А она в начале мая – отнюдь не как парное молоко. Скорее даже наоборот, практически ледяная.