Невеста из ниоткуда - Посняков Андрей. Страница 23

Вокруг идолов уже бесновались седобородые волхвы – прыгали, завывали, били в бубны, призывали Стрибога, Перуна и Мокошь, судя по всему, принимая в свои языческие ряды новообращенную гостью. Приняли, похоже, успешно – зарезали на жертвеннике белого петуха да с неуемной энергией снова запрыгали вокруг невесты, обрызгивая белое платье красной жертвенной кровью.

Женька поежилась – хорошо, человека не убили, с этих-то полудурков станется! – обернулась к Ратмире:

– Долго они еще тут скакать будут? Или – «кто не скаче, тот москаль», так, что ли?

– Да недолго. Посейчас и выйдем уже.

Вышли. Снова усадили невесту на лошадь. Закружили вокруг какие-то парни в масках и с дудками – скоморохи, что ли? Дудки верещали на редкость противно, куда там вувузелам, да и вообще все вокруг было как-то грязно и шумно; какие-то непонятные люди – мужчины и женщины – что-то невпопад пели, бросали зерна, призывали милость богов.

Вся эта разношерстная компания, обойдя вокруг капища раз семь или восемь, под звуки дудок потащилась к главному крыльцу, на ступеньках которого в окружении окольчуженных гридей дожидался посаженный отец – воевода Свенельд, приглашенный на сию «должность» по настоянию Женьки: у нее все равно больше никаких авторитетных знакомых не было. Судя по довольному виду, старому варягу назначенная роль нравилась, как и какой-то дородной боярыне – верно, посаженной матушке.

Не дойдя до крыльца с десяток шагов, процессия остановилась, молодую осторожно сняли с седла, повели под руки. Рядом запели, заголосили девы:

Громы-то прогрянули,
Часты дождички пробрызнули,
Благословляется чадо милое
У свово родимого батюшки,
У своей родимой матушки…

Ну и так далее, в том же уныло-постном духе.

Слава богу, ныли недолго: обняв Женьку, Свенельд трижды поцеловал ее в щеки да весело подмигнул, кивая на подъехавшую к крыльцу свиту во главе… с тем самым вислоусым парнем, панком.

Летякина, кстати, еще вчера вечером догадалась, кто это такой, и даже немножко обрадовалась – ну, хоть не противно. Жених ничего себе – красив, статен, правда, прическа дурацкая, ну, уж какая есть, сейчас уж не исправить.

Тут же, рядом с сыном своим, показалась и Ольга – в парчовых одеждах, с поджатыми губами, вся какая-то суровая, нерадостная. Интересно, она всегда такая или так, на людях прикидывается?

Позади Ольги на белом коне ехал еще один богато одетый парень, очень похожий на Святослава, только моложе, совсем еще сопленосый, наверное, младший брат или племянник.

Снова затянули песни. Заиграли дудки, запрыгали, завыли волхвы. И вся процессия во главе с женихом и невестою снова потянулась к капищу, куда княгиня-мать, кстати, так и не вошла, терпеливо дожидаясь новобрачных снаружи.

Опять отрубили голову белому петуху – дались им эти петухи! – потом к жертвеннику повели теленка, милого такого, беленького. Женька закрыла глаза – жалко было животное. Волхвы ухмыльнулись, достали ножи. Забили. Обрызгали всех кровью. Попрыгали, повопили, поколотили в бубны.

Ой, когда ж это все кончится-то? Костры кругом, дым, дудки гнусавят немузыкально, рожи раскрашенные прыгают… индейцы, блин.

Кончилось, слава богу! Однако далеко не сразу.

После капища проехались, протащились по всем пригородам-посадам, вопли ликующего народа послушали, а уж потом вернулись в хоромы да сели, наконец, пировать.

Хваленое ромейское вино Женьке не понравилось – кислое, а вот медовуха по вкусу пришлась. Правда, хитрая невестушка себя тормозила, все больше – лично! – суженому подливала, улыбалась – пей, мол, пей! Конечно же, и сама опьянела, но так, слегка. Уже и тосты произносить стала, выкрикивала, стараясь из роли не выходить. Не всегда получалось, конечно, – хмель свое дело делал.

– А давайте за родителей моих выпьем! А теперь – за матушку древнюю Русь! За свекровь… За тебя, Свенельд, дядюшка! Эй, кто там? Н-наливайте же уже! Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец. Ну, за мир во всем мире! Чтоб у нас все было, а нам за это ничего не было. Ухх… хорошо! А теперь песня! Изгиб гитары желтой ты обнимешь нежно… Эй, Славик! Ты че как не родной? Подпевай давай… А вы – наливайте! Эхх… Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Хитрая невестушка продолжила пьянство и на брачном ложе, опростала на пару с молодым супругом полторы братины бражки, после чего Святослав откинулся на медвежью шкуру и заливисто захрапел.

Женька скосила глаза и усмехнулась:

– Умаялся, сердечный. Да все мужики такие – слабоватый народ. Выпить, мечом помахать – какой там, на фиг, секс?!

Покачав головой, юная невеста спрыгнула с ложа и, оглянувшись на храпящего мужа, в одной рубашке, босая, проскользнула в дверь.

– Ой, госпожа-а-а! – в сенях бросились на колени служанки.

– Цыц! – нахмурила брови Тяка… впрочем, какая, блин, Тяка? Княжна!!! Не кто-нибудь, не на улице найдена, а законная правительница Киевской Руси! И вести теперь себя должна соответствующе.

– А ну-ко свечку мне принесли живо! Кухня у вас тут где? Поймайте там, в птичнике, кого-нибудь, курицу или гуся… Мало ли, что яства есть! Нам вот с князем свеженького шашлычка захотелось. Метнулись, живо! Лично проверю. Разленились тут без меня!

Под спровоцированную самой же суету хитрая девушка прибрала к рукам отрубленную куриную голову, унесла в опочивальню, щедро измазав постель. Ну вот! Теперь и поспать можно, расслабиться.

Прильнув к могучей груди мужа, Женька смачно зевнула и через пару секунд уже сопела носом, видя сладкие сны. Какие именно – потом, конечно, не вспомнила, да и не до того было – проснулся молодой супруг. Улыбнулся смущенно, погладил женушку по плечу:

– Как там вчера было-то?

Хитрая девчонка в грязь лицом не ударила, глазки синие закатив, простонала:

– О, ты был хорош! И так… и этак… Рокко Сильфреди завидовал бы!

Святослав посмотрел на кровь:

– Тебе хоть не больно было?

– Да не парься, нормально все. До ночи заживет, а уж потом… – Женька мечтательно закрыла глаза и загадочно улыбнулась. – А уж потом мы с тобой зажжем!

– Что зажжем? Зачем?

– Говорю же, не парься! Сама все сделаю… Ух, башка-то… Сейчас бы холодненького кваску.

Князь хлопнул в ладоши. Тотчас явившиеся на зов слуги притащили и квас, и брагу, и вино, не забыли и яства, хоть в последних покуда надобности не имелось.

– Опа! – Сев на ложе, Женька потерла руки. – Вот это я понимаю – кастрюля! Неужто из золота? А что там в ней? Фи… Овсянка, сэр!

Отпившись холодным кваском, молодые супруги еще повалялись, после чего крикнули слуг – одеваться – и спустились в трапезную продолжать пир. Честно сказать, Летякиной уже никакого продолжения не требовалось, как и большинству из обожравшихся вчера гостей, однако, раз князь сказал «надо», значит – «надо», и нечего тут выпендриваться и что-то из себя воображать. Будьте проще – и люди к вам потянутся.

Все время, правда, молодые за столом не сидели – несколько раз выходили, гуляли по двору и хоромам – князь показывал женушке Кремль.

– Вот в этих хоромах твои покои, злата моя. А там вот, рядом – мои.

– Мы что же с тобой, не вместе?

– Ты – княжна! У тебя – своя опочивальня и челядь своя. Мы же не древляне – в зверинстве непотребном жити. Ха! – Святослав вдруг совсем по-мальчишески шмыгнул носом. – Вот вспомнилось тут. Идут два древлянина, один – без всякой поклажи, другой несет на шее овцу. Тот, что пустой, и спрашивает – а ты что, мол, овцу-то несешь, нешто сама идти не может? А тот ему – сама-то идя, похудеет, мяса, чай, меньше станет, ага! Смешно?

– Да так.

– Ничо! Есть у Свенельда гридень один, Рулаф, так он много про древлян знает. Обхохочешься, едва ль не упасть!

– Рулаф – это рыжий такой?