Таинственные истории, случившиеся с обычными людьми - Хаецкая Елена Владимировна. Страница 44
– О! – воскликнула Алия. – Гемпель! Нет, вас я не забуду. Я не могу забыть всех.
– «Все» – это пустое место, – попытался я поддеть ее.
Она неожиданно испугалась. Потянулась ко мне через стол, накрыла мою руку своей.
– Никогда так не говорите! – воскликнула Алия. – Никогда не смейте этим шутить! – Она слегка сжала мои пальцы, а потом откинулась назад и произнесла совершенно другим тоном: – Вам никто не говорил, что к вашим волосам отлично пошли бы дреды?
Я абсолютно не ожидал подобного поворота. При чем тут дреды? Мы, кажется, только что обсуждали проблему общей влюбленности в Алию. Если только это может считаться проблемой.
В общем, передо мной сидела экзотическая красавица, я, как и положено всякому уважающему себя мужчине, в подобной ситуации нес разную чушь, – и вдруг она заговаривает о дредах!
Я замолчал, сбитый с толку, и тупо уставился на нее. А она смотрела на меня и улыбалась все лучезарнее. И тоже ничего не говорила.
– Пожалуй, я налью себе чаю, – брякнул наконец я. – А вам налить?
Она пожала плечами. Я расценил это как отказ и старательно взялся за чайник. Он оказался пустым.
– Здорово – вырвалось у меня. Я поставил чайник на место.
Алия, уличенная в таком серьезном хозяйственном промахе, вовсе не выглядела обескураженной. (Обычно женщины ужасно расстраиваются, и нет большей трагедии, нежели неудавшийся пирог или не вовремя закончившийся кипяток в чайнике!) Она же склонила голову набок и весело рассматривала меня. Кажется, она не вполне понимала происходящее. Точнее, внешний пласт того, что разворачивалось сейчас в гостиной, оставался для нее непроясненным. Очевидно, это не имело значения. Чай, стол и стулья, лепнина на потолке, сквозняк, плохо закрытая входная дверь. Всего этого она попросту не замечала. Важным было нечто иное.
– Я умею заплетать дреды, – сказала она наконец. – Сейчас это модно. И многим идет. Такие, как ваш Лазарев, говорят, что это только для негров или, там, для ямайских вудуистов, но он крепко и однозначно ошибается. Белым людям дреды идут точно так же, как и черным. Это очень здорово, как вы выражаетесь. Красиво, понимаете?
Ее губы шевелились, слова слетали с них одно за другим, но я почему-то отчетливо видел: для Алии и это все просто бессмысленный ритуал. Говорение. Объяснения. Фразы. Звуки. Люди придают значение тому, что делают. Люди разговаривают, сидя за столом и непременно что-нибудь жуя или выпивая. (Вот как мы сейчас.) Без еды и питья невозможны разговоры, а без разговоров не делается дело. Одно связано с другим, так принято, и не надо спрашивать, почему так заведено.
Я вдруг осознал, что Алия чрезвычайно вежлива. Все ее поступки продиктованы исключительно одним: стремлением соблюдать человеческие традиции. И даже внешний облик Алии полностью соответствует нашим ожиданиям. Она все продумала. И очень старается.
Это растрогало меня, и я посмотрел на нее совершенно другими глазами.
– Расскажите мне о ваших рыбах, – попросил я.
Она повернулась к своим аквариумам и взглянула на них так, словно видела впервые.
– Я люблю рыб, – сказала она спокойно.
– Почему? – настаивал я, хоть и прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько глупо это звучит.
Почему человек любит то или иное? Просто любит. Любовь иррациональна. Даже дружба, по большому счету, лишена рациональности.
– Почему? – переспросила Алия. – Рыбы красивы. Рыбы естественны. Я испытываю потребность в том, чтобы видеть их. Обычно это состояние называется любовью. Притяжение. Постоянное, необходимое для жизни притяжение.
– В таком случае, и я люблю вас! – вырвалось у меня.
Ее лицо даже не дрогнуло. Ни улыбки, ни румянца, ни смущения.
– Притяжение, – повторила она.
– Я чувствую, что захочу увидеть вас снова, – продолжал я. – Что, уйдя отсюда, буду непрестанно думать о вас. Представлять вас в разных видах.
– Например? – спросила она.
– Например… – Я глянул на аквариумы. – Например, обнаженную и заросшую тиной. С зелеными прядями, свисающими с сосков. Например, в платье из чешуи. Например, голую и мокрую. Например, мертвую в гробу. Только не в убогом шелковом гробике вроде тех, что приняты у нас, а в настоящем саркофаге, в каменном или металлическом. Чтобы все кругом сверкало и было очень холодным.
Моя фантазия разрасталась, а она слушала с интересом и наконец сказала:
– Но нет ничего проще!
Я сбился и замолчал.
– Это все очень легко устроить, – прибавила Алия. – Почему же вы этого не видите?
– Чего я не вижу? – переспросил я.
– Все это возможно без труда, – пояснила она. – Вы должны заплести дреды. Я сделаю.
– Какая связь между моей прической и моими желаниями? – не выдержал я. – Объясните же!
– Мое желание, – ответила она.
– Вы хотите заплести мне дреды?
– Это необходимо.
– Я хочу вас, а вы хотите сделать мне другую прическу?
– Да.
– Абсурд!
Она явно не поняла этого слова.
Я совсем уж было собрался растолковать ей кое-что, как вдруг все изменилось. В коридоре зашлепали чьи-то шаги. Алия медленно повернулась в ту сторону. Я встал и вышел из комнаты. Мне хотелось посмотреть квартиру, а заодно и разобраться, кто еще, кроме Алии, в ней обитает.
Она даже не пошевелилась, чтобы мне помешать. Я прошел по коридору мимо четырех закрытых дверей. В ванной кто-то плескался, поэтому я не стал туда ломиться. Вместо этого я подошел к одной из дверей и распахнул ее. Это оказалась кладовка. На полках стояли банки с заспиртованными морскими гадами. Обычные экспонаты, какие можно видеть в любом зоологическом музее. Среди них стояли, и с точно таким же будничным видом, банки с закатанными грибами, огурцами и домашним лечо.
Я поскорее закрыл кладовку. Щупальца дохлых кальмаров никогда не вызывали у меня приступов некрофилического любопытства, как у многих моих одноклассников. (Помнишь наши походы во всякие музеи? Биологичка почему-то считала, что вид насаженных на булавку бабочек возбуждает в детях стремление изучать живую природу!)
Я почувствовал на себе взгляд и обернулся. Алия стояла на пороге гостиной и пристально наблюдала за мной. Однако она ничего не говорила и не делала ни одного движения, чтобы остановить меня или как-то направить. Почему-то именно полное ее равнодушие меня страшно разозлило, и я начал распахивать двери одну за другой. За всеми оказывались комнаты, очень сырые и грязные, с отслоившимися обоями, с прогнившими диванами, разрушенными стульями и горами мокрого тряпья по углам. И везде навстречу мне медленно поворачивались бледно-зеленые одутловатые лица, имевшие очень мало общего с человеческими – и все же сохранявшие в себе явственно человеческие черты.
Некоторые вставали и делали пару шагов мне навстречу, но затем останавливались и, шатаясь, возвращались обратно в комнату.
Наконец мне надоело их рассматривать, я захлопнул все двери и вернулся в гостиную. Алия как ни в чем не бывало усадила меня опять на стул.
– Еще чаю? – спросила она.
Я похвалил ее за стремление соблюсти формальности, отказался от чая и спросил:
– Кто они все?
– О ком вы говорите?
– О тех существах, которые прячутся в вашей квартире.
– В моей квартире никто не прячется.
– Но они… здесь обитают, – уточнил я.
– Это не называется обитанием, – возразила Алия. – Они заключены. Они – заключенные.
Меня вдруг осенило:
– А те, что разгуливают по улицам, – они, выходит, на свободе?
– Вы их видели? – Она явно обрадовалась.
– Разумеется, видел… Трудно не заметить то, что у тебя под носом, – сказал я и тотчас оценил всю степень собственной глупости. Тысячи людей ходят по улицам Петербурга и не замечают не то что призрачных жителей параллельного мира, но и самых обыденных вещей из своего собственного мира, из своего персонального кусочка вселенной.
– И как они выглядели? – жадно спросила Алия. – Они счастливы?
– Я их не спрашивал.
– Я и не предполагаю, что вы о чем-то их спрашивали… Я хочу знать, что вы видели.