Река Джима - Флинн Майкл Фрэнсис. Страница 21

— В конце концов, не важно, вело их прошлое или манило будущее. Бродяга, переселенец или просто искатель приключений… важно движение. Каким бы был Спиральный Рукав, если бы люди так и не покинули Терру?

Человек со шрамами хмыкает:

— Менее шумным, полагаю.

— Вот как, значит, ты расцениваешь наш поиск?

— Твой поиск. Нет. Я помню, что ты сказала Зорбе: «Когда есть только надежда, этого достаточно». Из всех добродетелей она — самая лживая.

Арфистка смеется, но в смехе чувствуется грусть.

— Я понимаю, что могу и не отыскать ее. Если с ней что-то случилось… я не могу… не должна… — Она прерывается, чтобы отдышаться. — Но я должна узнать, что случилось. Ты понимаешь? Мать исчезла в пустоте, и я не знаю, где и почему.

Человек со шрамами не отвечает.

Девушка уходит и играет веселые песни для всей палубы, несмотря на боль в сердце или, может, благодаря ей. Какой-то мужчина достает скрипку и, положив ее на сгиб локтя, начинает подыгрывать. Еще одна женщина находит тамбурин, другая — гитару. Музыка помогает им достичь взаимопонимания. Парни и девушки танцуют, то приближаясь, то отдаляясь, грохоча ботинками по полу в такт мелодии, и пол превращается в барабан.

Как, удивляется человек со шрамами, арфистка в такой печали может играть с таким задором? Желал бы и он так уметь.

V

АРФАЛУН, ИЛИ НЕУДАЧА

Арфалун — мир, в который стекаются потоки людей со всего Спирального Рукава. Это старейшая из заселенных планет на границе Лаф-ронтеры, и среди переселенцев, бродяг, искателей приключений и младших сыновей, спускающихся или улетающих, затерялись местные, величающие себя потомками изначального населения. Временами этот народ отмечает странные праздники и проводит удивительные фестивали. Каждые триста сорок метрических дней, независимо от сезона, они украшают волосы трехлистным клевером и всем скопом идут на бесплодные равнины Джаза, где по одним им известным причинам пьют зеленое пиво и бросают камни в песчаниковый столп.

Во времена Великой Диаспоры люди расселялись повсюду, но немногих забросило настолько далеко, как ’лунов. После Воссоединения, когда исследователи с Куддалора и Нового Шандонга открыли и поделили Арфалун, они обнаружили на планете лишь захолустные деревеньки, рыночные городки и хрупкие остатки древних машин. Полупустой мир заполнили другие народы, в конечном итоге превысив число местных жителей и даже старую куддл-донгскую аристократию. Все это не осталось не замеченным ‘лунами, которые называли новоприбывших «кофферами» и «гуллами» и испытывали к ним стойкую неприязнь, иногда вскипавшую в открытых мятежах. Но коффе-ры их даже не замечали, ведь жизнь на Арфалуне и в лучшие времена была неспокойной.

Арфалун был не единственным миром, считавшим себя «вратами в Лафронтеру». Сигги О’Хара заявлял о том же, как и Танцующая Дама и еще парочка других. Фронтир — огромное звездное пространство, и туда вело немало дорог. Но Арфалун находился в конце легендарного Шелкового пути, и если не все путешественники тянулись к нему, то значительное их число. На парковочных орбитах теснились корабли, а в точках либрации громадные суда ждали переселенцев. Каждый крупный корабль транслировал маркеры своих ботов: «Мир Тен-Бек, идите к этому маяку!»; «Поселенческая компания Слуфута! Скорое отбытие! Последнее объявление»; «Мир Ставронофски, терраформирование окончено на 90 %! Есть свободные места! Подавайте заявки сейчас!»

Возможностей хоть отбавляй. Большой зал на станции «Приток народа» усеивали кабинки, взятые в аренду различными компаниями, каждая под собственной вывеской, к ним и хлынуло большинство пассажиров четвертого класса «Сид-дики». Зачем проходить таможню Арфалуна, если тебе лететь дальше?

«Парящий купол» скрывал под собою бары и рестораны, жонглеров и магов, площадки для симулированных, интерактивных, записанных и живых представлений. Тут и там кто-то популярный или печально известный собирал вокруг себя последователей и почитателей.

Над головой тянулись знаменитые арфалунские фрески, написанные пятьдесят лет назад Хендриком Паком Гбонжу. Они изображали сцены великих миграций из мифического прошлого. Крепкие мужчины и храбрые женщины двигались на запад в запряженных волами фургонах переселенцев, казаки брели на восток по с’бирским снегам, семьи жунгво ехали в скрипящих двухколесных телегах по коридору Гансу, магрибцы расселялись в зловонных пригородах Юрупы. На берегах Великой рыбной реки идущие на север четырехтрек-керы встречались с пастухами манту, идущими на юг. Изображены здесь были и легендарные личности: Яцинта Росарио осматривала ржавые пески Марса, Янь Хуан-Ди простирал длань над поросшими лишайником равнинами Дао Хетта, Хеттиван Махадеван, уперев руки в бока, взирал на обрушившиеся руины первого найденного города предтеч на Новом Бомбее.

Маловероятные события, думала арфистка, стоя в очереди к таможне. Воображение Гбонжу боролось с реальной историей и уложило ее на обе лопатки. Многие герои тогда попросту не знали, что они герои, и им редко представлялся случай принять драматическую позу. Росарио была мифом, книжным персонажем; то же, по всей видимости, касалось Яня. И хотя Махадеван являлся исторической личностью, историю, похоже, изменили до полной неузнаваемости.

Посадочные ворота в город Пришдад заполонили люди: приятели-пассажиры со «Шрини Сиддики», путешественники, переселенцы, которым требовалось убить время до отправления ковчега, работники таможни и миграционной службы, возвращавшиеся домой со смены. Арфистка и человек со шрамами вклинились в эту толпу, поскольку бан Бриджит связывалась со Сворой именно из Пришдада.

Неподалеку стояли мужчина с вытянутым лицом и женщина с губами, напряженными, как струны арфы. Рядом с ними топтались двое детей в неброской одежонке и с ужасно торжественными лицами. До слуха Мeараны донеслись обрывки приглушенного разговора:

— Я же говорила, что мы опоздаем! Говорила ведь!

— Они сказали, что придержат наши места. Откуда я знал, что они их отдадут?

— Ты мог привезти нас вовремя. Что нам теперь делать?

— Будет еще один рейс. Они обещали.

— Как обещали придержать места? На что нам жить до тех пор? На билеты ушли наши последние дукаты. Нам нужны те деньги.

— Обменяй билеты на наличку — и можешь распрощаться с миром Тен-Бек. Нам невозможно, супружеская пара заметила арфистку, поскольку они заговорили еще тише и отошли в сторону, потащив за собой на удивление молчаливых детей. Донован хохотнул.

— Узрите благородных пионеров!

— Ты умеешь только язвить? В конце охоты я надеялась увидеть лучшего человека.

— А вместо этого нашла обычного, более-менее.

— Скорее более, чем менее. — Девушка постучала пальцем по его лбу. — Когда я встречу тех, других, которых ты таскаешь за собой?

Человек со шрамами попятился.

— Они выйдут тогда, когда Фудир и я выпустим их. Он и я — консулы нашей маленькой республики.

Арфистка еще раз посмотрела на семью переселенцев. Она была не настолько глупа, чтобы смешивать частное с общим, но уже облекала встречу в голтрэй, плач по потерянному миру. Какая участь может быть грустнее, чем утрата будущего?

«Пваирт на При», посадочное поле для ботов, раскинулось на равнинах Джаза, в паре лиг к востоку от столицы. Оттуда управляли движением планетарных ботов, а также полетами с поверхности на орбиту. Большинство пассажиров, которые спустились вместе с Донованом и Мeараной, потянулись к соединяющим воротам, направляясь к недавно открытым поселкам в Благоземлях, как их называли местные жители. Впрочем, монорельсовая платформа за терминалом все равно была переполнена теми, кто желал вкусить городской жизни Пришдада.

Они ступили на платформу, и их одежду затрепал жаркий песчаный ветер. Плащи развевались, с голов слетали шляпы, хлопало зеленое знамя планетарной лиги: золотая арфа в серебряном полумесяце.