Страна мечты (СИ) - Савин Владислав. Страница 71
— Оружие — отрезал Кремона — у нас есть пулеметы, МГ-42, и достаточно немецких винтовок, «модель 98». Нужны снайперские винтовки, взрывчатка и боеприпасы. И побольше автоматов ППС, о «Калашниковых» я и не мечтаю, да и патроны к ним будут проблемой. Еще лучше, если подкинете что?то противотанковое, фаустпатроны или РПГ. И минометы, калибр 82, у них гораздо сильнее эффект чем у 50–миллиметровых, но в то же время их легко увезти на повозке, а в крайнем случае, тащить на руках. Совсем замечательно — если поможете инструкторами. Но в крайнем случае обойдемся — у нас есть друзья в северной Италии…
— Мы называем ее Итальянской Народной Республикой, — мягко, но с некоторой настойчивостью прервал «Иван».
— А мы — нет! — прямо?таки окрысился Луиджи. — Вот когда Италия снова будет единой, когда мы выкинем отсюда всю эту мразь — тогда и будет настоящая Итальянская Республика. А пока — есть свободная Северная Италия и захваченная иностранной сволочью Южная.
«Иван» только пожал плечами. Ну — нравится человеку играть в слова и термины, так пусть играет. Какая в сущности разница. Лучше кое?что уточнить.
— Сроки? Объем поставок?
— Важно ваше принципиальное согласие, — продолжил давить итальянец. — Сроки, объем и пути поставок мы обговорим отдельно. Я понимаю, что вам надо связаться в вашим начальством, оно решит. Но пожалуйста, не тяните!
— Допустим. Тогда уточните, с чем связан столь… срочный запрос.
— С чем связан, говорите? — итальянец чуть не взбесился. Потом, молодчага, взял себя в руки, успокоился, присел на кресло и выдул разом немаленький такой бокал местного вина. Впрочем, рассчитывать на то, что он после этого «поплывет», не стоило. Они тут вино с детства вместо сока пьют. Налил еще бокал, и продолжил:
— После нескольких уроков, карабинеры и бандиты Дона Задницы не суются не только в нашу деревню, но и в две соседние. Мы заставили эту сволочь, храбрую лишь с безоружными, себя уважать. Однако ходят упорные слухи, что Дон Кало ведет переговоры с янки — и когда они сговорятся, сюда придут американские войска, с танками и пушками. А может, просто прилетят их бомбардировщики и сотрут наши деревни с лица земли — я сам слышал это в трактире, от лейтенанта карабинеров, а ему проболтался кто?то выше чином. Мы не сдадимся, и цену за свою жизнь возьмем. Но за нами наши дома, наши семьи, их ведь не пощадят! Если на нас пойдут уже не трусливые бандиты, а американские рейнджеры, нам останется лишь одно — бить первыми. Взрывать мосты, железную дорогу, тревожить врага налетами рейдовых групп — и под прикрытием всего этого, прорываться к границе, уводя все население, кто нас поддержит. Но для этого нам нужно оружие, много оружия — чтобы даже мальчишки и молодые женщины могли встать в строй. Иначе нас показательно перебьют, сделав примером, что бывает с ослушавшимися Дона Кало.
Русский невозмутимо кивнул. Что с него взять — он живет в стране, которую защищает непобедимая Красная Армия, в стране, на которую теперь, после разгрома сатаны — Гитлера, никто не посмеет напасть. Дети этого русского ходят в школу, и когда вырастут, каждый из них может стать большим человеком, образованным, инженером, учителем, врачом. А мы даже свой урожай не можем продать, живем почти что натуральным хозяйством — ведь если мы приедем в город, и там узнают, что мы из «красной» деревни, то карабинеры все отберут, а нас бросят в тюрьму. Русский вернется домой, в спокойную и свободную страну — а мы должны жить здесь, это наша земля, тут жили наши отцы и деды, и даже если нам придется уходить на север, мы обязательно вернемся сюда, когда враг будет разбит! Или наши дети — если мы сами не дождемся, не доживем!
— Когда все закончится, вы можете предъявить нам счет за оружие, и мы возместим все, до последнего сольдо, можно даже с процентами. Мы, единая Италия, будем искренним и верным другом Советского Союза. Вот только послушными рабами не будем — извините, но мы предпочтем погибнуть в бою, чем стать рабочей скотиной у таких, как Дон Кало, или его хозяева.
Русский откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Секунд на десять — видно, что этот человек очень устал, что тебе Атлант, удерживающий небо. И ответил.
— Дело не в деньгах, Луиджи. А в большой политике. А друзья и партнеры нам очень нужны. Что ж, я передам ваши слова в Центр. Все, что я могу — это добавить личную рекомендацию… и будьте уверены — я ее добавлю, исключительно в вашу пользу. Ответ получите через неделю на четвертой точке. Всего наилучшего…
С июля через границу пошли крупные партии оружия. И не только — однажды пригнали два грузовика с грузом тушенки, в тех ящиках, что в кузове с краю, а в глубине… но и консервам нашлось применение. Экономически Италия оставалась единой, с одной и той же лирой, что на севере, что на юге — правда, из?за низкого и все падающего курса (кто?то шутил, что лирами скоро будут стены обклеивать) большее хождение имели американские доллары и русские рубли, а еще на рынках, особенно в провинции, за денежные единицы шли банки тушенки, американские сигареты, и даже патроны. Таможни не было, и коммерсанты шастали через границу в обе стороны, высматривая, что где дешевле, что дороже — и как правило, карабинеры с них брали малую плату частью товара, но внаглую и подчистую не грабили, понимая что если торговцы станут искать обходные пути, или вовсе прекратят деятельность, хуже будет и самим мздоимцам. К тому же в провинции, и приграничье не было исключением, карабинеры часто были местные, а не присланные из Неаполя, а это другие совсем отношения, всегда можно договориться, найти общую родню — хорошо знакомых торговцев часто даже не досматривали, удовлетворяясь врученным ящиком тушенки или блоком сигарет. И еще оставалось море, у карабинеров не было флота, а янки до патрулирования морских границ пока еще не опускались, а рыбаки занимались своим делом, надо же что?то кушать, и кому забота, если какого?нибудь владельца лодки родня просит передать что?то на ту сторону? Дошло до того, что в Красном Поясе (так называли коммунистический район у границы, начавшийся еще недавно с трех освобожденных деревень) заказывали на севере и простые товары, как обувь, мануфактуру, железные изделия — в обмен на продукты, а самые ушлые даже ездили со своим товаром на ту сторону, торговать на русские рубли! Приграничье, на взгляд Луиджи, все больше становилось похожим на территорию «Красных бригад» этой зимы, в альпийских предгорьях, когда на дорожных указателях писали «дойчефрай», немцам в освобожденную зону хода нет. Оружия натащили в изобилии, даже минометы — но Луиджи не обольщался. В отличие от «Красных Бригад», освобожденная зона не была на русском обеспечении, да и сельскохозяйственных работ летом куда больше, чем зимой — а потому, люди при всем желании не могли так же интенсивно заниматься военной подготовкой, хотя инструкторов с севера тоже прислали, большей частью не русских, а итальянцев. И что будут стоить его бойцы, когда против них выйдут не вояки дона Кало, а американские солдаты… мы все равно будем драться, но будет очень тяжело!
В октябре все резко переменилось. Первым сигналом был резко возросший интерес Центра к политической ситуации. Затем прямо было сказано, что ИКП надлежит быть готовой к честным югоитальянским выборам — и это при том, что все помнили «сицилийскую демократию» Дона Кало. Неужели? Русский посланец лишь усмехнулся и ответил, меньше знаешь, крепче спишь.
— Задача, получить влиятельное представительство в парламенте (или как он будет у вас называться, после Дона Задницы), и контроль на местах, хотя бы в отдельных регионах. И помните, что писал Ленин — буржуазная демократия есть высший шаг на пути к социализму, в сравнении с реакционной диктатурой. Прежде всего, благодаря гораздо большим возможностям пропаганды, то есть революционного воспитания трудящихся масс.
Дон Калоджеро Виццини. Неаполь, Октябрь 1944.
Дон читал газеты. В том числе, и доставленные с Севера.
Ему даже нравилось читать про свое всемогущество и жестокость. При чем тут садизм и сравнение с хижиной дяди Тома — смерды должны знать свое место, и быть благодарны своему хозяину, за то что тот дает им работу. И чем в принципе, отличается работник — человек от прочей рабочей скотины — хороший хозяин должен о ней заботиться, чтобы не сдохла, но и только! И показательная жестокость тут, это акт гуманизма: судьба одного бунтовщика может, убережет от кары десяток, кто не решатся, и продолжат работать, принося Дону доход. А судя по тому, что возмутителей спокойствия становится не меньше, а больше — он, Дон Калоджеро, еще непростительно гуманен!