Страна мечты (СИ) - Савин Владислав. Страница 85

— Принято — согласился иезуит — и еще, возможность распространить влияние нашей Церкви еще и на Россию… Если русские коммунисты настолько терпимы — а более вероятно, готовы принять нас как противовес православию? Сами в то же время не считая нас конкурентом, поскольку еще не признают себя Верой и Церковью.

— Еще одно обстоятельство — сказал Папа — герр Рудински прав: должна быть какая?то организация, структура, орден Посвященных. Если только откровение не явилось самому Маршалу Сталину, что маловероятно. Есть сведения, что все у русских началось с Севера, причем с моря. В Москве мы слышали, опять же слухи, что некие моряки с Северного Флота вдруг стали необычно приближены к высшей власти. Синьор Жилле?

— Анна Лазарева, достоверно имеющая высокий ранг в русской Инквизиции, именуемой также «Рассветом», супруга известного вам адмирала Лазарева — сказал доминиканец — и Смоленцев, как удалось установить, тоже служил на севере. Неужели наша национальная героиня, его супруга, пока еще истинная католичка, не знает ничего?

— Исповедуясь, она утверждала именно это — развел руками Папа — вполне вероятно, что ее пока не посвятили, оставив «ассоциированным», пока еще не «нумерарием». Если предположить, что «Рассвет» и «инквизиция», это разные вещи? Или все?таки, названия одного и того же?

— Возможно, частичное совпадение? — предположил иезуит — не все «инквизиторы» посвящены в «Рассвет», и не все члены Ордена посвященных, инквизиторы? Следует ли понимать, Ваше Святейшество, что никаких форсированных мер по добыче информации мы предпринимать не будем?

— Не уподобляйтесь светским властителям — ответил Пий Двенадцатый — нам не к лицу торопиться. Мы все узнаем в свое время — завтра, через год, через полсотни или сто лет — но неизбежно. Ибо чудо господне, как и, увы, происки врага рода человеческого не могут остаться достоянием властей земных и ни самый узкий и преданный круг посвященных, ни самые совершенные двери и запоры, не удержат такую тайну. Лишь Церковь, истинное Тело Христово способна обрести и удержать знание о Чуде и понимание его смысла. И мы, смиренные слуги господа, должны быть готовы к этому мгновению, когда бы оно не наступило. Брат Мартен, полагаю, именно вашему Ордену, в одном из монастырей или в более безопасном убежище предстоит подготовить место и служителей для вновь образуемой Малой Коллегии Верховного Трибунала Апостолической Сигнатуры, управлять делами коей мы полагаем разумным назначить брата нашего, кардинала Клементе Микару, знающего дела как на Западе, так и на Востоке. Суть нашего поручения — в настойчивом собирании всех, даже косвенных сведений о «Рассвете» и «московской инквизиции», неторопливом и с тщательной проверкой достоверности всего приходящего из каких бы то ни было источников. Даже если источник изначально представляется неоспоримо надежным.

Где?то в Средней Азии. Декабрь 1944.

Поселок при руднике. Если бы не колючка — и не сказать, что лагерь. Разговаривают двое, в мундирах вохры.

— Ну что, Ржавый, держит Сам свое слово? Гитлера обещал повесить — и повесит ведь, раз поймал! Нам амнистию с Победой — и с зачислением в кадры, так что два года отслужить «беспорочно», и хоть в школу милиции поступай? Хочу все?таки — чтоб участковым! Иду по территории — а шпана вся от меня, в кусты и по подворотням!

— Так староват ты уже, Седой, тебе уже под полтинник?

— Обижаешь, Ржавый, я с восьмого года. А что волос белый и зубов нет — так это цинга, и десять лет считай, в местах отдаленных. Такого навидался — куда вам, молодым! А что в школу возьмут, так это железно, ротный наш говорил, многих война сожрала, а порядок блюсти кто?то должен!

— Ох, Седой, и не западло тебе такое говорить?

— Дурак ты, Ржавый, если всерьез! Вот подумай — насколько легче, если ты не сам по себе, а в большой бан… компании, да такой, что своих в обиду не дает? И любого со стороны, кто тебя обидит, в бараний рог скрутит! А тебя — лишь если у своих скрысячишь, ну так за дело ведь? Ты вот нового дерьмочиста видел, кого во втором отряде на сортир поставили, за три сотни рыл дерьмо грести?

— Это про которого я спросил тогда, не профессор ли? Вид какой?то непролетарский, и бормотал не по — нашему, а вроде как по латыни. Словечки такие, я вроде от доктора слышал…

— Неуч ты, Ржавый! Латынь, это древнеитальянский язык, ну а этот дерьмушник, самый настоящий итальянский пахан. Замполит рассказывал, а я слышал.

— А чего он у нас сидит, а не в своей Италии?

— Тут целая история, хоть роман пиши. Это у нас украл, ограбил, прибил — и в тюрьму. А у них в Европе все организовано: вот делаешь ты что?то на территории — и пахану непременно плати долю.

— Так это и у нас бывало, хотя и редко. Для того в очень большом авторитете должен быть пахан.

— Ты дослушай, Ржавый! У нас ты долю платишь, если сам уголовкой повязан. А у них — вообще, любым делом! Даже законным, клепаешь что?то, растишь, торгуешь — а налог пахану плати! Не заплатишь, к тебе придут, изобьют, дом сожгут. А будешь сопротивляться, убьют совсем, чтобы другим неповадно было. И это называется, Мафия. Чтобы от всего, повторяю, абсолютно от всего — лучший кусок, пахану!

— Не понял, а менты, а прокурорские? Они?то куда смотрят?

— А они тоже в деле. У пахана в друзьях и в доле.

— Нифигасе, ну и порядки! А пахану выходит, и делать ничего не надо, лишь деньги считать? Которые ему все сами приносят.

— Оттого наверное и вышло — обнаглел пахан без меры. Решил, что ему дозволено все. Ты вот слышал, что Гитлера наш осназ брал? А у командира нашего, кто за это дело аж вторую Звезду Героя получил, была в отряде девчонка — итальянка, тоже партизанка, в своей Италии сама свой отряд в бой с немцами водила, ну просто огонь — девка, и красивая очень, в Италии ее почти за святую почитают, даже песни про нее поют! Дело молодое, любовь — и поженились они с нашим командиром, причем их сам Папа в самом главном итальянском соборе венчал, как короля с королевой! А тут этот пахан захотел — хочу ее себе в жены, раз она в Италии самая лучшая!

— Врешь, Седой! Я ж видел этого… он дед уже. Куда ему, на молодой?

— Я ж говорю, не просто пахан, а Мафия! Привык, что все, что пожелает, ему на блюдце приносят, спеша и кланяясь, и отказать не смеют. Вот он и приказал — всех родных этой итальянки схватить, и если она сама к нему не приедет, мужа бросив, то всех убьют. А у него уже поп итальянский наготове, той свадьбе развод, эту сыграть!

— Ну, это совсем с головой надо не дружить!

— Так у него и погоняло было — Задница! Что думал, уж точно не мозгами.

— И что дальше, было?

— Так, Ржавый, сам видишь. Вон, в лагере дерьмо гребет. Что бывает за то, что на наших наехал. Пахан ты или нет — для нас все едино. Пять лет будешь поганую яму чистить, может и прояснятся мозги. Что советских трогать нельзя ни в коем случае.

— Что?то мало, всего пять. За такое.

— Ну, во — первых, он никого не убил, не успел. Во — вторых, а ты представь, был пахан, а стал кем, так вниз слететь? В — третьих, как думаешь, когда выйдет, новый пахан ему свое место уступит, или?

— Мда, даже жалко старого идиота. Сказать мужикам, чтобы не смели слишком его шпынять?

— А зачем? Нет, Ржавый, пусть он сполна хлебнет, отсидит, и вернется, и до того как сдохнуть, всем у себя в мафии расскажет. Что бывает, если на наших хвост поднять.

Густав Пятый, король Швеции. Накануне Стокгольмской конференции. Глава из мемуаров, опубл. В 1950 (альт — ист).

Война завершается, когда перестают стрелять пушки. Но мир окончательно наступает, когда подписан мирный договор, юридически закрепляющий последствия войны.

Континентальная Европа лежала в руинах. Франция, Германия, Италия, казалось, надолго вычеркнуты из списка мировых держав. И могуществу Англии был нанесен удар, от которого когда?то блестящая Империя, над которой совсем недавно не заходило солнце, уже не могла подняться. Зато совершенно неожиданно и невероятно возвысилась Россия, подобно тому, как двести пятьдесят лет назад полудикая Московия была возведена императором Петром в ранг империй. В то же время и США явно претендовали на первое место, решительно оттеснив англичан. Я говорю об этом, чтобы подчеркнуть — в отличие от прошлой Великой Войны, завершенной Версалем, победители в войне этой имели между собой гораздо больше противоречий. Также, видя насколько вторая Великая Война была страшнее той, прошлой — меня охватывал ужас при мысли, что еще через двадцать — тридцать лет возможно, будет и третья, еще более разрушительная! Этого не должно повториться — и оттого, я был одним из самых горячих сторонников того, чтобы Конференция, договорно завершившая эту войну, в то же время заложила и фундамент будущего мира, Организацию Объединенных Наций, где все спорные вопросы между государствами будут решаться дипломатией, а не силой!