Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - Ярославцева Светлана И.. Страница 50

«Как говорят, он спасся от гибели благодаря смелому и умному ответу, который дал Разину. Степан Разин после казни воеводы уже собирался покинуть разграбленную Астрахань, но, решив, что у воеводы были богатства, велел разыскать его сыновей. Прасковья Федоровна скрывалась с ними в кельях монастыря, но детей вырвали из ее рук и доставили к Разину. Восьмилетний Борис Меньшой был повешен за ноги, а Большего Разин стал допрашивать: “Где таможенные деньги, что собирали в Астрахани с торговых людей? Твой отец или завладел ими, или промышлял?” Молодой князь сказал, что отец его “никогда этими деньгами не корыстовался”, и в доказательство своих слов разъяснил порядок следования таможенных денег и прибавил, что оставшиеся средства пошли на жалованье служилым людям, а личное имущество отца было разграблено при взятии города. Сообразительность спасла юношу. По возвращении вместе с матерью в Москву в 1672 г. князь Борис был сделан стольником, а через два года комнатным спальником царевича Феодора Алексеевича».

Однако в конце публикации главы (к сведению читателю, главы я писала поочередно, и они сразу же, частями, шли в печать в районную газету) я обнаружила, что сведения эти неверны. Выжил, наоборот, младший брат. Это стало ясно, когда я нашла в Третьяковской галерее портрет новгородского воеводы боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского, на котором была запись, сообщающая о возрасте боярина. Не буду сейчас говорить о портрете (о нем позже). Но, вероятно, биографы РБС не были знакомы с этим портретом, когда утверждали, что в Астрахани вместе с отцом погиб Борис меньшой.

Я разыскала сборник документов по восстанию Степана Разина и обнаружила там дополнительные подтверждения возраста князя Бориса – в расспросных речах стрельцов и пленных казаков С. Разина, допрошенных в августе–сентябре 1670 г. Отличающиеся в деталях, эти речи сходны в одном: все те, кто знал о гибели сына астраханского воеводы, говорили, что остался жив именно младший. Московский стрелец седьмой сотни А.С. Матвеева приказа Исайка Екимов сын Алексинец рассказывал, что Степан Разин раненого боярина и воеводу князя Ивана Семеновича Прозоровского и брата его стольника князя Михайла Семеновича, связав вместе, сбросил с высокой городовой стены, как и многих защитников Астрахани, «...а 2-х де сынов ево, боярских, на городовой стене повесил за ноги, и висли де они на городовой стене сутки. И одного де, боярского большого сына, сняв со стены, связав бросил с роскату ж, а другово, боярского меньшого сына, по упрошению астраханского митрополита, сняв со стены и положа де на лубок, отвезли к матери ево в монастырь» [397].

После гибели отца братья ПеТри Борис Прозоровские долгие годы совместно владели доставшимися от отца селениями [398] (хотя при переписи 1678 г. старший брат во многих случаях был обозначен единственным владельцем). В конце июня 1675 г. они оба получили отпуск для поездки в вотчину на богомолье. И многие жизненные события князя Бориса определялись положением и действиями старшего брата, как бы опекавшего его. Поэтому вкратце надо познакомиться и с ним.

Князь Петр, родившийся в 1644–1645 гг., уже с 1660 г. был чашником, носившим питье перед государем на приемах, рындой в белом платье на посольских встречах, приставом у вселенских патриархов – Паисия Александрийского и Макария Антиохийского. В числе ближних людей 27 января 1671 г. стольник князь Петр Иванов сын Прозоровской был поезжанином на свадьбе царя Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне Нарышкиной, а позже в перечне «ближних людей жены» в списке приезжих боярынь царицы Натальи Кирилловны появилась его жена княгиня Анна Федоровна. С 1674 г. Петр Иванович – дядька (воспитатель) царевича Ивана Алексеевича; ему поручалась охрана царевича, когда царь Алексей ездил из Москвы в свои любимые подгородные села или отправлялся к обедне в какой-либо из московских или подмосковных монастырей вместе с сыновьями. В 1676 г. перед своей кончиной царь Алексей Михайлович в числе особо доверенных лиц определил князя Петра в приставники к малолетнему царевичу Петру Алексеевичу, повелев им хранить царевича «яко зеницу ока». Князь Петр Иванович Прозоровской сумел выдержать своеобразный нейтралитет в последующей борьбе сторонников Милославских и Нарышкиных, отстаивавших приоритет: одни – царевича Иоанна, а другие – царевича Петра. Он же служил поочередно всем трем сыновьям Алексея Михайловича: Федору Алексеевичу, Ивану Алексеевичу, а затем и Петру Алексеевичу – и так, что не попал в опалу, а наоборот, сумел остаться верным данному Алексею Михайловичу обещанию. И когда в 1689 г. по отстранении правительницы Софьи Алексеевны Петр принял управление государством, он назначил боярина князя Петра Ивановича Прозоровского в Приказы Большой казны и Большого прихода. Казной русской князь Петр Иванович Прозоровской ведал до конца своей жизни (умер до января 1721 г.) [399].

Князь Борис служил комнатным стольником царевичу Федору Алексеевичу. 24 ноября 1674 г. в походе в селе Преображенском государь Алексей Михайлович праздновал День ангела царевны Екатерины Алексеевны и жаловал всех приглашенных пирогами. Царевич Федор Алексеевич жаловал пирогами своих стольников, которые были в походе у пирогов; среди стольников назван и князь Борис княж Иванов сын Прозоровской. Комнатным стольником он являлся, когда царедворцы при возведении Феодора Алексеевича на царский престол «веру учинили» новому царю [400].

Вместе со старшим братом князь Борис участвовал в январе 1682 г. в Земском соборе по уничтожению местничества; оба подписали и «Соборное деяние», но старший – в числе бояр, а Борис – в числе комнатных стольников [401]. Уже после Земского собора царь Федор Алексеевич пожаловал из стольников в бояре князя Бориса Ивановича Прозоровского и назначил его в Приказ Большого Дворца. 27 апреля 1682 г. царь Федор Алексеевич неожиданно умер, и боярин князь Борис Иванович Прозоровской был внесен в список лиц, назначенных в свой срок дневать и ночевать у гроба Феодора Алексеевича. Но князь Борис Иванович заболел и не смог явиться [402].

В июле того же года боярину князю Б.И. Прозоровскому поручается ведать монастырь Саввы Сторожевского после того, как его архимандрит Селиверст обратился к царям Ивану и Петру Алексеевичам с просьбой принять монастырь под их покровительство. Тогда же было решено перевести кружечный двор «из Звенигорода за близким расстояниемъ от Саввы Сторожевского монастыря, Московского уезда в дворцовое село Михайловское... для того, что неискусные монахи ходят на тот кружечный двор упиватца и чинят святой обители безчестие. И о том в Приказ Большой Казны послать памят. Сей их великих государей указ сказал боярин князь Борис Иванович Прозоровской» [403].

С 1683 по 1690 г. боярин князь Б.И. Прозоровской неоднократно вместе со старшим братом сопровождал в различных походах сначала одного Ивана Алексеевича, а позже и его вместе с Софьей Алексеевной: в Суздаль и Владимир, монастырь Саввы Сторожевского в Звенигороде, Воскресенский монастырь на реке Истре, Донской, Новодевичий и Троице-Сергиевский монастыри, а также дворцовые села Коломенское, Воробьево, Измайлово [404]. Именно в этот период (в конце 1687 г.) Прозоровскому было пожаловано из раздаточных дворцовых волостей небольшое село Зюзино, которое имело 11 дворов, 166 чети пашни и всего 30 алтын доходу [405].

В более поздних документах (уже после кончины Бориса Ивановича и его жены) приведена «выпись» из писцовых книг 1675– 1677 гг. дворцовых сел с достаточно подробным описанием хозяйства дворцового села Зюзина. В селе были деревянная церковь, государев двор, сад, гумно, две заповедных рощи на 71 десятине без чети, дворы попа, дьячка, пономаря, просвирницы, садовника и 11 дворов крестьян; во всех этих дворах жило 44 души мужского пола. Для церкви изначально из дачи была выделена земля. Сколько ее было, можно понять из этой выписи. Усадебные земли дворов церковнослужителей – десятина с полудесятиною, пашни паханые две чети в поле, а в дву потому ж (т. е. при трехпольной обработке земли всегда существовали три поля, здесь величиной по две чети), сенных покосов четыре десятины. Садовник имел пашни четыре чети в поле, а в дву потому ж. 11 крестьянских дворов имели 4 десятины под усадьбами, для выпаса домашнего скота – «животинного выпуску» – 2 десятины. У крестьян имелись пашни паханые «живущих вытей 24 чети да пустых вытей 13 чети да лесом поросло 35 чети в поле, а в дву потому ж, сена 12 десятин в живущей выти да в пусте 2 выти; да к селу Зюзину шесть пустошей, а в них пашни паханые... 4 чети да лесом поросло 66 чети в поле, а в дву потому ж, сена 33 копны в пусте 3 выти без полтрети выти. Денежных доходов: з живущих вытей оброков и пошлин 8 алтын две денги, ямских денег 6 алтын; с пустых вытей за выделной хлеб 6 алтын с денгою, за прикащиков доход 3 алтына 2 денги, за ягоды 10 денег, за наметное полтевое свиное свежее мясо рождественского мясоеду 20 алтын; с пустошей за выделной хлеб и за сенный покос 18 алтын 3 денги. Всего всяких денежных доходов рубль 30 алтын 4 денги. Государевой десятинной пашни 9 десятин пашут того села крестьяне 6 десятин, а досталные десятины лежат впусте. Укосные 4 копны мерных сена да оброчных полторы сажени дров, а укосное сено косить им по врагу Котлу» [406].