Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой) - Бернетт Фрэнсис Ходгсон. Страница 8

— Она заплакала! — сказал он. — Она сказала, что плачет от радости. Я раньше никогда не видел, чтобы от радости плакали. Наверное, мой дедушка очень хороший человек. Быть графом гораздо… гораздо приятнее, чем я думал. Я рад… я почти рад, что буду графом.

Глава третья ПРОЩАНИЕ

На следующей неделе Седрик убедился, что перемена в его положении имеет немало преимуществ. Конечно, трудно было привыкнуть к мысли о том, что он может легко исполнить все, что ни пожелает; по правде говоря, полностью он это так и не осознал. Как бы то ни было, после нескольких бесед с мистером Хэвишемом он понял, что может делать все, что хочет, и, не раздумывая, рьяно взялся за дело, чем весьма развлек старого адвоката. В последнюю неделю перед отплытием в Англию Седрик совершил немало любопытных поступков.

Впоследствии адвокат не раз вспоминал то утро, когда они подошли к лотку торговки яблоками и потрясли ее сообщением, что теперь у нее будет навес, печурка и шаль, а также некая сумма денег; все это показалось совершенно удивительным этой женщине древнего происхождения.

— Дело в том, что я еду в Англию и буду там лордом, — объяснил ей спокойно Седрик. — А мне не хотелось бы беспокоиться о ваших костях каждый раз, когда будет идти дождь. У меня-то кости никогда не болят, так что я, конечно, не знаю, как это неприятно, но я за вас всегда переживал и надеюсь, что теперь вам будет лучше.

А пока они шли по улице, попрощавшись с торговкой яблоками, которая чуть не задохнулась от волнения и никак не могла поверить в свое счастье, Седрик сообщил мистеру Хэвишему:

— Она очень добрая, эта торговка яблоками. Однажды, когда я упал и разбил себе коленку, она мне дала яблоко — просто так, без денег. Я часто об этом вспоминаю. Всегда ведь вспоминаешь тех, кто был добр к тебе.

Этому мальчику с открытой душой и в голову не приходило, что есть люди, которые не помнят добра.

Свидание с Диком было очень волнующим. У Дика как раз произошла серьезная размолвка с Джейком, и он находился в подавленном на строении. Когда Седрик объявил ему, что они пришли, чтобы подарить ему некую сумму, он чуть не онемел от удивления, — такой огромной показалась ему эта сумма, которая тотчас разрешила бы все его трудности. Лорд Фаунтлерой объявил Дику об этом просто и прямо, что произвело большое впечатление на мистера Хэвишема, который присутствовал при разговоре. Когда Седрик сообщил Дику, что стал лордом и по прошествии времени ему, возможно, придется стать графом, Дик вытаращил глаза от удивления и судорожно тряхнул головой, так что кепка слетела у него с головы на землю. Подобрав кепку, Дик произнес какую-то странную фразу. Мистеру Хэвишему она показалась совершенно невероятной, но Седрику приходилось слышать ее и раньше.

— Хватит врать-то! — бросил Дик.

Маленький лорд несколько смутился, однако не отступил.

— Всем сначала кажется, что этого не может быть, — возразил он. — Мистер Хоббс решил, что мне солнце голову напекло. Я не думал, что меня все это обрадует, но теперь уже я немного привык и не возражаю. Теперешний граф — он мне приходится дедушкой — хочет, чтобы я делал все, что ни пожелаю. Дедушка очень добрый, и он настоящий граф; мистер Хэвишем передал мне от него кучу денег. Я принес вам деньги, чтобы вы выкупили дело у Джейка.

Впоследствии Дик так и поступил и стал полновластным хозяином дела, обзаведясь к тому же новыми щетками, замечательной вывеской и комбинезоном. Поверить в свою удачу ему оказалось не легче, чем торговке древнего происхождения; ему все казалось, что все это ему снится; он глядел на своего юного благодетеля и думал, что вот-вот проснется. Казалось, он никак не мог понять, что же с ним происходит, пока, наконец, Седрик не протянул ему руку.

— Прощайте, — сказал Седрик, и как ни старался он говорить с твердостью, голос его дрогнул и он заморгал. — Надеюсь, дела у вас пойдут хорошо. Мне жаль, что я от вас уезжаю, но, может, я вернусь, когда стану графом. Надеюсь, вы мне напишете — ведь мы всегда дружили. Если будете писать, то вот мой адрес. — И он подал ему листок бумаги. — Только теперь меня зовут не Седрик Эррол, а лорд Фаунтлерой. И… и… прощайте, Дик.

Дик тоже заморгал, ресницы у него увлажнились. Он был человек необразованный, вряд ли ему удалось бы, даже если бы он попытался, выразить свои чувства; может, поэтому он и не стал пытаться, а лишь моргал глазами и судорожно глотал, чувствуя, что к горлу у него подступает комок.

— Жаль, что ты уезжаешь, — проговорил он хрипло. И снова заморгал. Потом глянул на мистера Хэвишема и прикоснулся рукой к кепке.

— Спасибо, сэр, что привели его, и за все, что вы сделали. Он… он парнишка особенный, и я его всегда высоко держал. Уж до того он необычный парнишка… до того особенный…

Они ушли, а он все стоял и смотрел им растерянно вслед, не спуская глаз с маленькой фигурки, отважно шагающей рядом с высоким сухим адвокатом; горло ему сдавило, в глазах стояли слезы.

В оставшиеся до отплытия дни маленький лорд постарался провести как можно больше времени в лавке у мистера Хоббса. Мистер Хоббс был мрачен; его одолевала тоска. Когда Седрик торжественно вручил ему на прощанье золотые часы с цепочкой, мистер Хоббс не смог даже как следует поблагодарить его за подарок. Он положил футляр с часами к себе на колени и несколько раз громко высморкался.

— Там надпись, — сказал Седрик, — на крышке внутри. Я сам ее продиктовал. «Мистеру Хоббсу от самого старого его друга, лорда Фаунтлероя. Узнать решив, который час, меня вы вспомните тотчас». Я хочу, чтобы вы меня вспоминали.

Мистер Хоббс снова трубно высморкался.

— Я-то тебя не забуду, — произнес он с той же хрипотцой в голосе, что и Дик, — только и ты уж меня не забывай, когда будешь там жить с английскими аристократами.

— Я вас не забуду, где бы я ни был, — отвечал маленький лорд. — Самые счастливые часы я провел с вами; вернее, немало моих самых счастливых часов я провел с вами. Надеюсь, вы когда-нибудь приедете ко мне погостить. Дедушке это будет очень приятно, не сомневаюсь. Может быть, он вам пришлет письмо с приглашением, когда я расскажу ему о вас. Ведь… ведь это ничего, что он граф, правда? Я хочу сказать: если он вас пригласит, вы не откажетесь приехать только из-за того, что он граф?

— Я приеду с тобой повидаться, — великодушно обещал мистер Хоббс.

Итак, было решено, что если мистер Хоббс получит настоятельное приглашение от графа приехать и провести несколько месяцев в замке Доринкорт, он на время забудет о своих республиканских убеждениях и сложит чемодан.

Наконец все приготовления были закончены; настал день, когда сундуки отвезли на пароход; и в определенный час к дверям дома подкатила коляска. Странное ощущение одиночества охватило мальчика. Миссис Эррол заперлась в своей комнате; когда она спустилась вниз, ее большие глаза были мокрыми от слез, а губы дрожали. Седрик подошел к ней — она нагнулась и обняла его, и они поцеловали друг друга. Он знал, что им обоим грустно отчего-то, хоть и не понимал отчего; впрочем, он высказал одно предположение.

— Мы любили наш домик, правда, Дорогая? — спросил он. — Мы всегда будем любить его, да?

— Конечно, — сказала она тихо, — конечно, будем, милый. А потом они сели в коляску, и Седрик прижался к матери; она смотрела, обернувшись, назад, в окно, а он смотрел на нее и тихо гладил ее руку.

А потом, казалось, и минуты не прошло, как они очутились на пароходе. Вокруг царила страшная суматоха: к причалу подъезжали экипажи, и из них выходили пассажиры; пассажиры волновались из-за багажа, который еще не прибыл и мог вовсе опоздать; носильщики швыряли огромные сундуки и чемоданы на палубу и волокли их куда-то; матросы сновали взад-вперед и развертывали канаты; офицеры отдавали распоряжения; по трапу на пароход всходили дамы и господа и дети с нянюшками — одни шутили и смеялись, другие были печальны и молчаливы, кто-то плакал и смахивал слезы платком. Седрику все, куда ни посмотри, было интересно; он глядел на груды канатов и убранные паруса, на высокие-высокие мачты, которые, казалось, касались раскаленного синего неба; он уже начал строить планы, как поговорить с матросами и разузнать о пиратах.