Пытки и наказания - Брайен Лейн. Страница 3

Даже после недолгого размышления становится очевидным, что определение понятия «пытка» — дело очень трудное, поскольку каждый руководствуется при этом своим собственным представлением о ней, и избежать субъективных оценок представляется невозможным. Если бы пытка была достоянием прошлого, можно было бы со спокойной душой предоставить анализ этого понятия историкам, но она продолжает и сейчас оставаться реальной угрозой жизни и здоровью людей во многих странах современного мира. Для того, чтобы оценить масштабы проблемы и способы ее разрешения, следует отличать наказание как инструмент возмездия и устрашения от действий, которые могут быть расценены не иначе, как «пытка» или «жестокое обращение». Только в 1975 г. Организация Объединенных Наций предприняла попытку дать правовое определение понятию «пытка», и это определение вошло в статью I Декларации ООН, направленной против пыток. Соответствующий пункт гласит:

«В соответствии с целями данной Декларации понятие «пытка» определяется как действие, осуществляемое должностным лицом или по его указанию по отношению к некоему лицу, при котором причиняются боль и жестокие страдания, как физические, так и психические, в целях получения от него или третьего лица информации, признания; наказания его за совершенное деяние; или в целях запугивания его или других лиц».

Эта книга, кроме всего прочего, имеет целью проиллюстрировать то, насколько точным является это определение как в историческом, так и в современном плане.

ПСИХОЛОГИЯ ПЫТКИ

Начиная с чудовищных беззаконий, которые чинил император Нерон по отношению к только что появившимся и являвшимся в основе своей пассивными христианам, вплоть до нашего времени, когда нестабильные военные и гражданские режимы продолжают угнетать свои народы по всему миру, оправданием использованию репрессивных методов служило и служит одно — необходимость сохранения существующего положения в обществе — «стасус кво» (status quo). Хотя вопрос, кто нуждается в защите и от кого, в большинстве случаев бывает спорным и решается чисто субъективно, сохранение незыблемости существующего порядка является естественной, неотъемлемой, более того, обязательной функцией любого правительства. Общество имеет право и обязано выразить свою тревогу всякий раз, когда использование репрессивных методов воздействия выходит далеко за рамки мер, необходимых для отправления этой функции, и превращается в «бесчеловечноеобращение» или «пытку», когда смешиваются понятия «справедливого возмездия» и «мести», когда законные действия правительства, направленные на обеспечение национальной безопасности, подменяются попытками подавления политических свобод или когда религиозный пыл одной конфессии перерастает в действия, направленные против другой.

Нам следует быть особенно тщательными в оценке того, что касается психологических мотивов «диктатора», ибо несмотря на все его заверения в приверженности абстрактным идеям свободы и справедливости, он в скором времени проявляет себя в непременном качестве гонителя этих фундаментальных прав человека. Он не действует в одиночку, и совершенно очевидно то, что любой режим, будь это современный африканский или латино-американский режим, возникший в результате военного переворота, или режим религиозного фанатизма XVII века в Англии, навязывает своим политическим, военным, судебным и религиозным властям, а также органам безопасности, в равной степени своекорыстные мотивы в проведении в жизнь тех или иных законов и в санкционировании определенного социального поведения. Например, невероятно, чтобы государственный палач занимался своим ремеслом из чисто человеколюбивых соображений отправления правосудия и восстановления справедливости; в большей мере он — оплачиваемый слуга государства, проводящий в жизнь его законы, которые зачастую не имеют ничего общего со справедливостью.

Хотя «История телесных наказаний» написана в прошлом веке, ее автор, Джордж Райли Скотт, приводит в этой книге ряд очень интересных аналогий:

«Если кто-то желает приблизиться к правде жизни насколько возможно ближе, ему следует немедленно отказаться от представления о том, что в этом мире существует в чистом виде такое явление, как альтруизм. Благодеяние, совершаемое кем бы то ни было, бывает почти всегда случайным, и в каком-то смысле этот кто бы то ни был попросту не может не совершить его из каких-то прозаических соображений, далеких от соображений всеми восхваляемой, но, в сущности, вынужденной добродетели. Птицы, поедающие личинок, творят благо для крестьянина, но по прошествии времени крестьянин уже не вспоминает об их вспомоществовании во имя Всемогущего. Он возносит хвалы своим пернатым друзьям, но сразу, как только в землю брошены первые зерна, он выставляет на поле чучело, дабы отпугнуть своих недавних союзников, и если случается, что на неприкосновенную территорию залетает какой-нибудь дерзкий воробей-одиночка, крестьянин клянет его на чем свет стоит и тянется за ружьем. Кот убивает мышей, и найдутся такие, кто возьмется утверждать, что милостивый Господь создал этого зверя во благо человека и единственно с целью искоренения мышиного рода-племени. Однако с не меньшим удовольствием кот умерщвляет канареек и цыплят, а это уже вовсе не нравится птичьему владельцу. Точно так же основной поведенческий мотив подавляющего большинства мужчин и женщин, действующих, как им кажется, из благих намерений, не имеет ничего общего с декларирумыми целями, а любой достигнутый временный успех или не содействует достижению желаемой цели, или вовсе оборачивается своей противоположностью».

ИСТОРИЯ ПЫТКИ

Естественно, история пытки неотделима от общей истории человеческого рода. Часто утверждается, что по своей природе человек является самым жестоким животным. Как у историка и как у исследователя современной жизни, боюсь, у меня мало причин подвергать это утверждение сомнению. Воистину, собирая материал для этой книги, я убедился в том, что люди редко упускали возможность поизголяться над своими собратьями.

Все началось с наших первобытных предков, когда у них возникла необходимость защитить свои уязвимые и непрочные социальные группы от соседних воинственных племен, наводя на последних страх. Жестокое обращение с пленниками, взятыми в результате межплеменных столкновений, должно было служить предостережением другим потенциальным врагам. Кроме того, жестокость в отношении чужаков сплачивала племя и связывала его членов узами общей ненависти. Именно по этой причине пленники вряд ли могли рассчитывать на легкую смерть, сначала им предстояло помучиться в назидание как врагам племени, так и его членам, а уже потом умереть. Эти пытки мало чем отличались от пыток, применяемых сегодня: нанесение увечий, пытка огнем, избиение палками и плетьми, побивание камнями и т. д.

Внутри данной социальной группы преступники карались, по-видимому, не менее сурово, чем пленники. Их старались наказать так, чтобы совершать подобное впредь им было неповадно, а если же их приговаривали к смерти, то казнили каким-нибудь показательно-изуверским способом, чтобы неповадно было всем остальным. Казнь совершалась с церемониальными действами, привлекала толпы народа и превращалась в зрелищное мероприятие, нередко окруженное праздничной атмосферой карнавала. И сегодня в Китае казнь считается зрелищным событием. В августе 1991 года тринадцать узников были подвергнуты публичному суду на главном стадионе города Куньмина, признаны виновными и тут же казнены на глазах 10 000 возбужденных зрителей. А чтобы мы не слишком обольщались на собственный счет и не смотрели свысока на «темных» жителей Востока, напомню, что в том же году телекомпания KQED из Сан-Франциско затеяла судебный процесс за право транслировать в прямом эфире очередную смертную казнь в тюрьме штата Калифорния.

Итак, если казнь призвана служить средством устрашения, то следует организовать это мероприятие так, чтобы его воочию увидели как можно больше людей. Как ни странно, многие из тех, кто ратует сегодня за отмену смертной казни, также выступают за публичную казнь, хотя из совершенно противоположных соображений, мотивируя свою позицию тем, что чем больше людей увидит этот позорный спектакль, тем больше появится у них сторонников. Однако история показывает, что публичные казни на площадях городов, как это ни печально, только возбуждали кровожадность толпы и уж отнюдь не подвигали людей на борьбу за отмену смертной казни (см. Хронологию смерти).