Замок Спящей красавицы - Картленд Барбара. Страница 7

Глаза мадам Реназе наполнились слезами, хотя она изо всех сил пыталась их сдержать. Наконец, взяв себя в руки, хозяйка дома еле слышно произнесла:

— Я была самой счастливой женщиной на свете. Ведь меня удостоил своей любовью такой чудесный человек, как ваш отец.

— Папа точно так же думал о вас, — ответила Йола. — Он как-то раз признался, что в тот год, когда вы вошли в его жизнь, он пребывал в отчаянии. Дальнейшая жизнь казалась ему беспросветной, но вы своим присутствием как будто наполнили ее светом и теплом.

Мадам Реназе сложила руки и прошептала:

— Вы так добры, мадемуазель, говоря эти слова. С вашей стороны это так благородно — приехать сюда, хотя на самом деле этого не стоило делать.

— Я имею на это все права, зная, как много вы значили для папы и то, как он относился к вам, — возразила Йола. — Я рада, я очень рада, что у вас такой прекрасный дом, где многое напоминает вам о моем отце.

Йола знала, что мадам Реназе всегда отличалась безукоризненными манерами. Она находилась с отцом в Венеции, когда тот умер, и привезла его тело домой, постаравшись избежать лишней огласки.

Когда гроб с телом покойного прибыл на железнодорожную станцию Ланже, его встретили те, кого мадам Реназе сочла нужным известить, а сама она тут же скрылась.

На похороны, состоявшиеся в поместье, на которых присутствовали почти все жители округи, она не пришла и, похоже, даже не прислала венка, а если и прислала, то без всякой записки.

Лишь по дарам, которые граф оставил ей по завещанию, можно было догадаться, как много они значили друг для друга.

Йола всегда знала это потому, что у отца никогда не было от нее секретов, и он часто рассказывал ей о мадам Реназе.

Она понимала: такой жизнелюб, как отец, просто не мог жить с ее матерью, ибо та своей холодностью отравила ему существование.

Интересно, задумалась Йола, какова была бы его семейная жизнь, женись он на мадам Реназе.

Но отец ушел из жизни еще до того, как минул год со дня смерти ее матери. Йола же так и не осмелилась задать ему этот вопрос, чтобы он не подумал, что она вторгается в тайную сторону его жизни.

И вот теперь, глядя на мадам Реназе, Йола думала о том, что эта женщина была для отца идеальной спутницей жизни.

В первый раз узнав о мадам Реназе, она испытала укол ревности, однако отец уловил это чувство и сумел объяснить дочери, что любовь настолько велика и разнообразна, что по-разному дается разным людям.

— В книгах, — сказал он, — о любви всегда говорится как о пироге, который можно разрезать лишь на строго определенное количество кусков, и я с сожалением вынужден признать, что многие люди настолько неразумны, что придерживаются этого мнения. — Говоря это, он не сводил глаз с Йолы. — Маленьким детям свойственно задавать родителям такие вопросы: «Кого ты любишь больше, меня или Пьера?» — продолжил он. — Женщины всегда хотят полного, абсолютного обладания, но в действительности это неестественно или просто невозможно. — Его голос окреп, когда он произнес: — Любовь безгранична, любовь — это то, что нельзя разделить на части или ограничить. Могу обещать тебе, дорогая: когда-нибудь ты поймешь, что в состоянии дарить любовь сотнями разных способов, и при этом твое сердце будет переполнено любовью.

Далее он объяснил Йоле, что любовь — это когда ты восторгаешься красивым уголком природы, великолепной картиной или любой красивой вещью.

— Человек вкладывает частичку себя в другого человека или вещь, — сказал он, — и что-то получает взамен. Это может быть любовь или сострадание, жалость, желание бороться с несправедливостью и делать добро.

В первый раз, когда отец заговорил с ней о подобных вещах, да и позднее Йола попыталась понять, что лежит в основе его убеждений.

— Я люблю тебя, родная, — сказал он, — люблю всей душой, разумом и сердцем. И в то же время я люблю и других людей, но это нисколько не мешает мне любить тебя. Более того, в некотором роде моя любовь к тебе сделалась сильнее, — улыбнулся отец. — Человек, о котором я думаю, сделал меня счастливым и тем самым подарил мне возможность делиться своим счастьем с другими.

Глядя на мадам Реназе, Йола поняла: в выражении лица этой женщины присутствуют мягкость и нежность, которых так не хватало ее матери. В равной степени было понятно и то, что женщина эта обладает незаурядным умом, который так притягивал ее отца.

Возникла короткая пауза, как будто собеседницы оценивали друг друга. Первой заговорила мадам Реназе:

— Так вы скажете мне, мадемуазель, чем я могу помочь вам? Вы же знаете, вам достаточно лишь попросить меня и я сделаю для вас все, что в моих силах.

— Можно мне сначала попросить вас называть меня Йола? — ответила вопросом на вопрос юная графиня. — Единственным, кто так меня называл, был папа, но мне кажется, что он так называл меня и в разговорах с вами.

— Да, конечно, — ответила мадам Реназе. — Он так гордился вами и часто строил планы о вашем будущем.

— Он когда-нибудь говорил с вами о моем предполагаемом замужестве? — уточнила Йола.

— Ваш отец несколько раз упоминал о нем, когда мы находились в Венеции.

— Что же он говорил?

— Он как-то сказал: «Это город влюбленных, и Йола когда-нибудь приедет сюда с тем, кого полюбит». Затем рассмеялся и добавил: «Но не со мной. Есть слишком много мест на свете, куда я хотел бы съездить с ней, но не в Венецию. Здесь она должна провести медовый месяц и испытать счастье, как мы с тобой».

Голос мадам Реназе оборвался. Она потянулась за кружевным носовым платочком, заткнутым за пояс юбки, но тут в комнату вошел слуга и принес кофе.

Когда он вышел и хозяйка дома налила бодрящий напиток в фарфоровые чашки, Йола спросила:

— Скажите, папа когда-нибудь упоминал имя того, за кого я, по его мнению, должна выйти замуж?

— Насколько мне помнится, он хотел, чтобы вы вышли замуж за вашего дальнего родственника, маркиза де Монтеро.

Йола чуть не ахнула.

— Значит, то, что говорила бабушка, правда.

— Но ваш отец сказал и кое-что другое, что вам следует знать.

— Что же именно? — уточнила Йола.

— Он говорил, причем не единожды, а многократно: «Йола ни за что не должна стать такой же несчастной, как я. Ее нельзя заставить выйти замуж против ее воли за того, кого она не любит, за человека с чуждыми ей интересами и идеалами. Мне невыносима сама мысль о ее возможных страданиях».

Йола облегченно вздохнула. Она обрадовалась, узнав, что отец думал о ее будущем. Это и был ответ на вопросы, которые мучили ее после разговора с бабушкой.

Не вставая с кресла, она подалась вперед, не сводя глаз с мадам Реназе.

— Поскольку отец говорил вам это и вы прекрасно знаете, как несчастлив он был в браке с моей матерью, вы поможете мне? — спросила она.

— Надеюсь, вы все-таки скажете мне, какой именно помощи ждете от меня? — уточнила хозяйка дома.

— Бабушка сказала мне, — ответила Йола, — что она написала маркизу де Монтеро письмо, в котором попросила его приехать в следующем месяце и погостить в замке. Вы понимаете, так же как и я, что это означает нашу с маркизом помолвку.

— Но ведь?.. — начала, но не закончила фразу мадам Реназе.

— Вы не знаете мою бабушку, — перебила ее юная графиня. — За ее жалобами на здоровье скрывается железная воля. Именно она женила папу на моей матери, когда ему был двадцать один год. Сейчас она задалась целью выдать меня замуж за маркиза, и я знаю, что, как только он появится в замке, это свершится.

— Значит, вы не хотите выходить за него?

— Я никогда не встречалась с ним, но то, что мне доводилось слышать о нем во время учебы в пансионе недалеко от Парижа, заставляет меня предполагать, что как муж он мне не подходит.

— Почему вы так считаете? — удивилась мадам Реназе.

— Вы должны понимать лучше, чем кто-либо другой, — ответила Йола, — что папа привил мне благородные идеалы, в том числе и понимание того, что я должна иметь ясную цель в жизни.