Золотая пряжа - Функе Корнелия. Страница 17

– Жаль лишать тебя этой иллюзии, даже если у тебя их целый мешок в запасе, но Джекоб Бесшабашный вор и лжец.

Уилл отвернулся, чтобы Оникс не видел его лица. Злоба подобна скорпиону, выползающему из самого темного уголка человеческого сердца. Абсолютная невозмутимость – вот что больше всего пугало людей в гоилах. Одно только выражение ненависти или страха на лице считалось у каменного народа признаком безумия.

– О, а ты гораздо несдержанней своего брата, – произнес насмешливый голос Бастарда. – Так, значит, тебе нужно отыскать Темную Фею?

Уилл снова повернулся к нему лицом.

– У меня нет денег.

– Короли платят Бастарду достаточно.

Оникс резко оттолкнулся от стены.

– Я хочу получить обратно то, что украл у меня твой брат. Можешь помочь мне в этом?

– Что это?

Бастард огляделся. Проходившая мимо девушка остановилась, почувствовав на себе взгляд его золотых зрачков.

– Бездонный кисет. Выглядит как пустой, но то, что в нем, принадлежит мне.

Две кумушки выпучили на Оникса глаза, словно увидели черта. Гоил цыкнул на них, и они поспешили прочь.

– Арбалет, – шепотом уточнил Бастард. – Так, ничего особенного, фамильная реликвия.

Лгать он не умел или даже не пытался.

– Я знаю, что за дело у тебя к Темной Фее, – спешно продолжал гоил, наклонившись к уху Уилла, – но о брате Бесшабашного рассказывают интересные истории. Будто он получил от Феи кожу из священного камня, но Джекоб отнял ее при помощи колдовства.

Сердце Уилла заколотилось как сумасшедшее.

Гоил вытащил из-под куртки амулет, который висел у него на шее, – кусочек нефрита.

– На твоем месте я бы тоже искал ее. Кто по доброй воле променяет благородный камень на улиточью мякоть?

– Так оно и есть, – закивал Уилл. – Ты правильно все понял. И никто не поможет мне, кроме Феи.

Уилл поднял глаза к каменной голове над аркой. Джекоб много лгал ему о шрамах на его спине, пока наконец Уилл не узнал, что это следы ран, оставленные единорогами. Смог бы Джекоб теперь поверить, что Уилл хочет вернуть себе нефритовую кожу?

– Думаю, нам имеет смысл заключить сделку, – раздался голос Бастарда. Нефритовый амулет снова исчез под курткой. – Заодно покажешь мне зеркало, через которое ты сюда попал. – Гоил опять оскалился в улыбке. – Это ведь совсем рядом, правда? Стоит только взглянуть на твой костюм – у нас в Шванштайне никто так не одевается.

Уилл старался не смотреть в сторону холмов с замковыми руинами. Гоил в том мире? И кто будет следующим, деткоежка? Острозуб, который напал на него, когда Уилл в первый раз прошел через зеркало? Он уже подумывал расспросить Оникса о незнакомце, всучившем ему кисет с арбалетом, но сдержался.

– Что за зеркало? – Уилл в недоумении уставился на Бастарда. – О чем ты, не понимаю? Но если хочешь заключить со мной сделку, почему бы и нет.

Гоил опасливо оглянулся на корчму:

– Ну вот и отлично.

На дорогах королевства

Люди. Королевство кишело ими, как пруд – комариными личинками.

Смертные деятельны. Поля, города, дороги… Они пересоздали природу на свой вкус, спрямили, подровняли, приручили, зачистили. Было ли ей все это так омерзительно до того, как Кмен взял в супруги одну их них? Темная Фея не хотела углубляться в воспоминания. Она дала волю гневу, ненависти, отвращению, пусть даже все это окончательно вымывало из ее сердца то, что осталось от любви.

Фея не избегала их поселений, к чему такие сложности? Она хотела показать, что ничего не боится, даже если вслед ей летели камни, а по обочинам горели соломенные чучела. Она видела мелькавшие за гардинами лица, когда Хитира гнал лошадей мимо домов: «Да, это она, чертова ведьма… Она убила ребенка своего неверного любовника, у нее нет сердца».

Как много деревень, городов… Смертные расползлись по земле, как плесень. И у каждого из них было лицо Амалии.

Днем она спала. Иногда приказывала моли постелить ей ложе возле какой-нибудь церквушки, статуи или ратуши. Лишь после того как Доннерсмарка, пока он стерег ее сон, едва не убили из ружья, стала избегать открытых мест и останавливаться в лесу. Странно, что при таком количестве фабрик и печей здесь еще уцелели деревья.

Иногда Доннерсмарк выбирался в одно из поселений разузнать, что происходит в Виенне. Он рассказал, что рубин, назначенный Амалией за голову Темной Феи, уже стоил жизни шести женщинам, которых по оплошности приняли за неудачливую соперницу королевы. Горбун и Морж объявили о готовности немедленно предоставить Фее убежище на своих землях. За какую же дуру они ее держат! Нет, она не собирается ни выставлять свою силу на аукцион, ни искать покровительства очередного коронованного любовника. Да и кто из них сравнится с королем гоилов? Она любила лучшего из них, и он ее предал.

Привозил Доннерсмарк и известия о Кмене. Он старался произносить это имя небрежно, словно каменный король был одним из многих. Темную Фею трогала эта забота. Старый солдат всеми силами стремился оградить ее от последних потрясений – предательства, злобы, унижения. А ведь Кмен до сих пор ни слова не сказал в ее защиту.

Он заключил мир с повстанцами на севере и вел переговоры с самозваным ониксовым королем. Вероятно, преимущество Кмена перед его противниками состояло в том, что все они воевали только ради обогащения. Солдаты неохотно умирают за золото в офицерских сумках, зато месть – достойный мотив для поддержания боевого духа. Кмен сражался, чтобы воздать должное врагам. Он чувствовал себя лисицей, подкарауливавшей в засаде охотников.

И она все еще была на его стороне.

Хитира правил по ночным дорогам, проложенным солдатами Кмена, и в ее пустой груди гнетущая тоска сменялась гневом. От прошлого не оторваться, как бы ни гнал лошадей ее мертвый кучер. Фея жила в воспоминаниях, и они, а не то, что мелькало за окнами кареты, были ее единственной реальностью.

Сможет ли она когда-нибудь стать для Кмена тем, чем была? Хочет ли?

Они передвигались только ночью, но и тогда по обочинам дороги попадались группы вооруженных людей, выпивших достаточно, чтобы ощутить в себе силы вступить в единоборство с Феей. С большинством из них Доннерсмарк справлялся в одиночку, даже если в руках нападавших сверкали серпы и топоры, а за спинами дымились бочки с кипящей смолой. Иногда хватало одного взгляда Хитиры, чтобы храбрецы разбежались прочь, но когда однажды среди них оказалась женщина, Фея не смогла удержаться от того, чтобы не наслать на нее своих мотыльков, и потом представляла себе, что это Амалия корчится в предсмертных судорогах на дороге.

Разумеется, Фею интересовало, ищет ли ее Кмен до сих пор. На четвертый день после того, как она выехала из Виенны, шестеро гоильских солдат вышли из леса и преградили карете путь. На вопрос Доннерсмарка, кто их послал, они не ответили и стояли как истуканы, уставив глаза в землю, когда Фея вышла из кареты. Еще бы! Хентцау наставлял их не смотреть на «чертову ведьму». Но Фея заставила их поднять глаза, после чего они еще долго ковыляли за каретой. Хитира не обращал на них внимания, но Доннерсмарк поминутно оборачивался. А когда солдаты скрылись в ночи, в его глазах мелькнул страх. Словно он предчувствовал, что это заклятие может обратиться против него.

Слепота

В отдалении лаяли собаки. Не существует более ненавистного звука для того, кому жизнь лисы стала дороже собственной. Джекоб останавливался, оглядывался, но Сильвен, чей широкоплечий силуэт только и различали его подернутые серебряной пленкой глаза, тянул его дальше. Мир состоял из теней и серебра, из того, что можно нащупать пальцами, и из собачьего лая.