Золотая пряжа - Функе Корнелия. Страница 24
– Он помог мне – вот все, что я могу сказать.
– Когда?
«Не ври», – предупреждали ее глаза.
– В лабиринте.
Уточнять было излишне.
– Ты заключил магическую сделку, чтобы выбраться оттуда? – Лицо Лисы стало бледным, как цветы, отнимавшие память у жертв Синей Бороды. – Ну конечно… как я сразу этого не поняла.
– Я тогда ни о чем таком не думал.
Конечно, кто думает в замке Синей Бороды? Джекоб потянулся приобнять Лиску за плечи, но она увернулась.
– И чего он хочет?
– Не сейчас, нам пора ехать.
– Чего он хочет, Джекоб?
– К тебе это не имеет никакого отношения.
Он поклялся себе, что так оно и будет. Прозвучало, однако, неубедительно.
– Что же это может быть? Все, что имеет отношение к тебе, касается и меня.
Она права. Лгать ни к чему.
– Что они обычно требуют…
Ведьмы, гномы, водяные, Темные Феи… Но разве могло такое прийти в голову Джекобу даже в этом чертовом лабиринте? Страх за Лиску – вот все, что он тогда чувствовал.
– Нынче пеку, завтра пиво варю, у королевы первенца отберу… – как в полусне, проговорила Лиса.
Те же слова, что и в его мире, только здесь они гораздо весомее.
Лиска повернулась к нему спиной, но он успел увидеть ужас на ее лице.
Им приходилось встречать женщин, заключивших такие сделки и пытавшихся потом спасти своих детей. Среди них была кружевница, которой принесли дочь только затем, чтобы девочка с криком отвернулась от матери. А другой ребенок превратился в уродливого карлика на руках отца и расплавился, как восковая кукла.
Джекоб сжал ладонь Лиски и заглянул ей в глаза.
– Это моя вина. И никому не придется платить, кроме меня. Тебе и подавно.
Она хотела что-то возразить, но он приложил к ее губам пальцы.
– Останемся друзьями, как это было до сих пор. Не так уж мало, правда?
Она тряхнула головой и отвернулась, чтобы не показывать ему своих слез.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива, – продолжал Джекоб, – вот все, что мне нужно. Чтобы ты произвела на свет ребенка, не опасаясь его потерять. Он бессмертный, Лиска. Он может ждать сколько угодно, ты – нет. Найди себе кого-нибудь.
Джекоб смахнул слезы с ее ресниц, провел пальцами по щеке, поборов почти непреодолимое желание ее поцеловать. Ради нее. Он все делал ради нее, но до сих пор не было ничего тяжелее этого.
– Мне все равно, – отозвалась Лиска.
– Нет.
Он ответил и ей, и себе.
Нет, Джекоб.
Лиска молча вскочила на лошадь. За весь оставшийся день она не произнесла ни слова.
Дупляк
К руинам Альма выехала, как всегда, засветло. На крышах Шванштайна лежал утренний туман, и все вокруг дышало первозданной свежестью. Джекоб и Лиса вот уже два дня как покинули город. Отправились искать Бесшабашного-младшего, как выразился Ханута.
Уилла Альма видела один раз, да и то мельком. Джекоб говорил, что его брат вечно что-то ищет, хотя и сам толком не знает что. Уилл не очень-то доверял людям, зато был открыт миру. Как двенадцатилетний подросток, он с любопытством заглядывал под каждый камень, и никакие людоеды не могли остановить его неустанные поиски.
Джекоб не придавал всему этому большого значения, зато у Альмы сложилось другое мнение. Ей казалось, что Уилл, напротив, прекрасно представляет себе то, что должен найти, но этот предмет его пугает. Если бы она ближе знала Уилла, возможно, постаралась бы ему объяснить, что прятаться от судьбы бессмысленно. Будь ты зверь, человек или дерево – жизнь заставит тебя дорасти до самого себя. Всяк пройдет предначертанный ему путь, сворачивать с него – лишь без толку осложнять себе жизнь.
Огород близ башни все еще окружал каменный забор, хотя от замковой стены осталась лишь груда обломков. На заросших бурьяном дорожках валялись лопаты и мотыги – лишнее доказательство того, что пламя застало врасплох не только господ, но и работников. На бывших грядках кое-где торчали полусгнившие колышки, но Альма знала, что здешние травы обладают удивительной целебной силой. Такие прячутся разве в непроходимых лесных чащах.
Альма склонилась над цветами редкого сорта чертополоха, когда ей почудилось, будто рядом кто-то плачет. Приглядевшись, она увидела на земле под листьями женщину ростом с палец, стоявшую на коленях.
В руинах гнездились сотни дупляков. Альме нередко приходилось вправлять им сломанные конечности и врачевать крысиные и осиные укусы, смертельно опасные для крохотных телец. Дупляки доверяли ей больше, чем собственному лекарю. Были у них и свой пастор, и бургомистр, и два школьных учителя. Домики дупляков прятались в зелени среди развалин замковой стены и на заброшенном кладбище возле часовни. Дупляки одевались как люди и перенимали человеческие обычаи, но бюргеры Шванштайна презирали их за то, что те бесплатно на них работали и так стремились жить под защитой человека, что даже позволяли порой продавать себя на рынке.
Альма сразу узнала эту малышку, из пятки которой всего пару недель назад извлекла занозу. Стоило дуплячке заметить старую ведьму, во взгляде ее затеплилась надежда, однако Альма содрогнулась при виде крохотного тельца у нее на руках. Такое впечатление, что некий искусный кузнец выковал ребенка из серебра. С крепостной стены, каркнув, слетел золотой ворон, и первые дупляки, осмелев, стали выползать из своих убежищ. Им стоило усилий убедить свою соплеменницу позволить знахарке забрать дитя с собой. Получив согласие матери, Альма сунула дуплячонка в карман.
Дверь в башню все еще была завалена камнями, но рядом со следами сапог, несколько дней тому назад оставленными Джекобом, Лиской и Сильвеном, Альма обнаружила странные отпечатки, словно выдавленные в земле горлышком одного из стеклянных сосудов, в которых она хранила свои снадобья. Альма с облегчением отметила, что они намного старше следов Джекоба и его спутников и принадлежат, судя по всему, двум существам.
Старуха заглянула в карман. Дуплячонок не шевелился, но достаточно было коснуться пальцем микроскопического ротика, чтобы убедиться в том, что он дышит. Серебро. Пленку с глаз Бесшабашного Альма согнала при помощи настоев, которые обычно применяла против действия заколдованных металлов. Собственно, о серебряной пленке не было ничего даже в самых древних магических справочниках. Равно как и о том, с чем она столкнулась сегодня.
Альма склонилась над странными следами. Такие ровные, закругленные края получаются, если вдавить стакан во влажную почву. Старуха подняла глаза к башне. Когда-то она собиралась разбить чертово зеркало, но потом появился Джекоб. Жаль, конечно, что она не расспросила его как следует о тех, кто посеребрил ему глаза, но везде не успеешь. Гномы, деткоежки, ночные духи, да еще Фея со своими проклятиями… Где уж тут вспомнить о давно исчезнувшем народе. К тому же, пока Джекоб рассказывал, Альма занималась больным ребенком и видела перед собой только его раскрасневшееся от лихорадки личико. Поэтому слушала она плохо.
Просто ты стареешь, Альма. Четыреста двадцать три года – возраст, согласись.
В это время начало накрапывать и небо помрачнело, словно желая напомнить о тех, кому эльфы объявили войну.
Вода и земля принадлежат феям, но есть еще и другие стихии – воздух, огонь. Феи погубили свою силу, когда стали заводить себе поклонников из человеческой породы. Так говорят деткоежки.
Феям некого винить, кроме самих себя.
Альма потрогала землю в круглой вмятине. Их двое, кто бы они ни были. Древняя сила возвращается в Зазеркалье, но эти, похоже, молоды. Или это мир Джекоба вселил в них новую жизнь? Они изменились… Ведьма выпрямила спину. Дуплячонок оттягивал карман. Но если их никто не помнит, как узнать этих посланцев? Скольких таких они уже переправили и, главное, зачем?
Ветер раскачивал над ее головой ветку бука. Тень листвы, цвета ржавчины в утреннем свете, пятнами играла на коже ведьмы, придавая ей сходство с другими деревьями, до ближайшего из которых отсюда день пути.