Золотая пряжа - Функе Корнелия. Страница 6

Должок

Тишина обрушилась внезапно, отрезав все звуки, и Джекоб решил, что умер. Но потом он вдруг почувствовал свое тело. И боль в руке.

Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что сидит не на асфальте в луже собственной крови, а на мягком ковре цвета ультрамарин с серебряными вкраплениями, ворсистом и, судя по всему, дорогом.

– Использовать невесту брата в качестве приманки… надеюсь, ты простишь мне эту неуклюжую шутку. Она похожа на вашу мать, хотя ей чего-то недостает… Возможно, таинственности. Но именно этим она и нравится твоему брату, который сыт тайнами по горло.

Джекоб повернулся на голос. Затылок отозвался болью, голову словно пытались расколоть изнутри на части. В нескольких шагах от Джекоба в черном кожаном кресле сидел человек. Такое кресло Джекоб видел в музее, перед которым Клара вытолкнула его на проезжую часть, в зале современного дизайна.

Вставай же, Джекоб. Его мутило – не то от удара о радиатор такси, не то от неподвижного лица Клары, застывшего перед внутренним взором.

На вид незнакомцу было под сорок. Хорош собой, но на какой-то старомодный лад. Такие лица смотрят с портретов кисти Гольбейна или Дюрера. Костюм и рубашка, напротив, самого современного покроя. В мочке уха блеснул крошечный рубин.

– Вижу, ты вспомнил… – Незнакомец тепло улыбнулся.

Норебо Джон Ирлкинг, ну конечно. В тот раз, в Чикаго, голос у него был другой.

– Рубины… – Ирлкинг прикоснулся к мочке уха. – У меня к ним слабость.

– И это твой настоящий облик? – Джекоб выпрямился, придерживаясь за край стола.

– Настоящий? – рассмеялся Ирлкинг. – Громкое слово. Скажем так, он ближе к настоящему, чем тот, что был у меня в Чикаго. Феи делают тайну из своего имени, мы – из облика.

– То есть имя настоящее?

– А что, похоже? Нет, зови меня Игроком. Воин, Кузнец, Писарь… наши имена – не более чем обозначения ремесел.

Джекоб посмотрел за окно.

– Всего в двух шагах от Манхэттена, – угадал его мысли Игрок. – Удивительно, правда? Как легко спрятаться в затерянном уголке города.

Царившее за окном запустение – полуразрушенные здания, наполовину скрытые плющом и дикой растительностью, – являло собой разительный контраст роскошному убранству комнаты. Это был один из уголков, где природа выиграла битву с цивилизацией.

– Вы, смертные, придаете слишком большое значение внешнему. – Игрок встал с кресла и подошел к окну. – Даже животных не так легко обмануть. Пару десятилетий назад мы чуть не обратили на себя ваше внимание, потому что редкая цапля согласится делить остров с нашим народом.

Он затянулся сигаретой, сжав ее тонкими пальцами, и выдохнул дым в сторону Джекоба. Шестипалая рука – признак бессмертных.

Внезапно стены комнаты раздвинулись, пространство распахнулось, и Джекоб обнаружил себя посреди замкового зала – с серебряными стенами и люстрами из эльфового стекла. Единственное, что осталось на месте, – дивной красоты скульптура, окончательно убедившая Джекоба в том, с кем он имеет дело. Скульптура изображала дерево, из складок коры смотрело человеческое лицо с разинутым в безмолвном крике ртом.

– Проклятие, – пояснил Игрок. – Приходилось делать хорошую мину при плохой игре, чтобы его последствия казались более-менее сносными. Но это быстро наскучило… – Он затянулся еще раз. – Как будто таким образом можно забыть, что мы потеряли.

Между тем за окном из рассеивающегося сигаретного дыма проступали очертания нового пейзажа: силуэты отражающихся в воде зданий… тех и не тех. Ни малейшего намека на Эмпайр-стейт-билдинг… Вероятно, так выглядел Нью-Йорк лет сто тому назад.

– Время, – продолжал Игрок. – Еще одна вещь, к которой вы относитесь слишком серьезно. – Он затушил окурок в серебряной пепельнице, и комната снова стала такой, как в момент пробуждения Джекоба, а за окном опять проступил пейзаж с дикой растительностью и руинами. – Собственно, не такая уж плохая идея – похоронить арбалет в тайниках музея. Откуда тебе было знать, что Фрэнсис Тюрпак моя лучшая подруга, даже если и знает меня в другом обличье. Метрополитен обязан нам многим… Но ты, наверное, уже догадался, что находишься здесь по другой причине. За тобой должок… или запамятовал?

Должок? Как же. Забудки – цветы Синей Бороды. До того ли было! Неудивительно, что столь легкомысленно заключенная сделка выветрилась из памяти.

Хотя… разве у Джекоба был выбор? Он безнадежно заблудился в лабиринте Синей Бороды.

– В этом мире бытует трогательная история о карлике, научившем одну бестолковую крестьянку выпрядать из соломы золото, – прервал его размышления Игрок. – Разумеется, в конце концов она его обманула, но карлик требовал то, что принадлежало ему по праву.

В свое время сказка о Румпельштильцхене не особенно впечатлила Джекоба. Мать еще объясняла ему, кто такой первенец.

И даже теперь – кто в его возрасте думает о детях? Будут ли они у него вообще?

Заметив на лице Джекоба облегчение, Игрок улыбнулся:

– Похоже, тебя не слишком испугала моя цена. Раз так, позволь уточнить: первый ребенок, которого Лиса положит в твои руки, принадлежит мне. Вы можете повременить с оплатой, но платить так или иначе придется.

Нет.

Что нет, Джекоб?

– Но почему обязательно ребенок? Мы друзья, не более…

Игрок посмотрел на него так, словно Джекоб пытался уверить его, что Земля плоская, как блин.

– Ты говоришь с эльфом, не забывай. Я знаю ваши тайные желания, ведь моя задача их исполнять.

– Назначь другую цену. Что угодно, только не это. – Джекоб с трудом узнал свой голос.

– С какой стати? Это моя цена, и вы ее заплатите. Ребенок Лисы должен быть красив. Надеюсь, долго ждать вы меня не заставите.

Любовь всегда имеет привкус вины, желание – измены. Как понятны становятся наши желания, стоит нам осознать их невыполнимость. И вся эта чепуха, которую Джекоб вбивал себе в голову, – что он любит Лиску как-то не так и что его страсть означает нечто другое – ложь. Он хотел остаться с ней, иметь от нее детей, видеть, как она состарится.

Никогда, Джекоб. Ты продал свое будущее. Ради спасения ее жизни – пусть это послужит тебе слабым утешением.

– Соглашение действительно только по ту сторону зеркала.

Жалкая уловка.

– Где я немедленно превращусь в дерево, это ты хочешь сказать? Как же это я мог упустить из виду такую мелочь! Но знаешь, я тебя разочарую. В ближайшее время мы собираемся вернуться. По крайней мере, некоторые из нас.

Эльф снова встал у окна.

Тебе пора, Джекоб.

Две двери – да что с них толку? Если верить эльфу, они на острове. И есть еще Ист-Ривер, которую придется переплывать со сломанной рукой.

Игрок отвернулся к окну. Стал рассуждать о феях, их мстительности, о человеческой неблагодарности. Похоже, он любил поговорить перед слушателем, иначе зачем бы он так распинался? Сколько их уже там? Взгляд остановился на зеркале рядом со скульптурой, изображающей эльфа с полными ужаса глазами. Это зеркало будет, пожалуй, побольше того, что стоит в отцовском кабинете. Такая же рама из серебряных роз, только на лозах в нескольких местах сидят серебряные сороки.

Игрок все еще смотрел в окно. Всего несколько шагов отделяло Джекоба от зеркала.

Он поднялся. Стекло оказалось теплым, словно Джекоб коснулся шерсти какого-то животного. Но когда он привычным движением закрыл ладонью отражение своего лица, комната в зеркале не изменилась.

Игрок обернулся:

– Даже такие, как ты, способны смастерить бесчисленное множество видов этих зеркал. Неужели ты полагаешь, что мы менее изобретательны?

Эльф направился к столу и пролистал лежавшую на нем пачку бумаг.