За Дунаем - Цаголов Василий Македонович. Страница 18

Яростно залаял пес. Видно, пришел кто-то чужой. Пес так кидался еще на турок, которых уж очень ненавидел хозяин.

Затем раздался настойчивый стук в дверь. Шум на дворе прервал невеселые думы Петра, и он затаил дыхание. Иванна беспокойно заерзала во сне, и отец положил ей на голову теплую руку. Кто-то обошел вокруг дома, и Петр увидел в маленьком окне тень. Пес продолжал лаять. Снаружи нетерпеливо пробарабанили по стеклу. Проснулась старуха и позвала сына;

—      Петр? Выйди, кто-то стучит.

—      Тсс!

—      Это свой человек, сын.

—      Откуда тебе знать,— прошептал Петр.

—      Турки врываются в дом, а этот просится к нам. Иди!

Старик откинул одеяло, стащил с тюфяка ноги на холодный пол и, поеживаясь, уперся дрожащей рукой в колено.

—      Иванна,— позвал Петр шепотом, чтобы успокоить себя, но дочь спала.

Ему стало жутко оттого, что он не знает, кто за дверью. Пугала неизвестность, хотя он понял, что к ним явился не враг. Но кто? Может, болгарин бежал из тюрьмы и спасается от преследования турок, а Петр медлит открыть ему? Но у него не было сил встать, а за дверью -ждал человек, и проклятый пес не умолкал. Чего доброго на лай поднимется все село, и неминуемо случится беда, если прибегут турки.

—      Ты еще здесь? — спросила мать.

Старик дышал открытым ртом.

—      Ангел,— позвали со двора.

Что он слышит? Так звали его в детстве, и об этом знают только Христо и дочь.

Это, наконец, вывело Петра из оцепенения, и он вскочил, будучи не в силах, однако, сдержать волнение.

—      Сейчас, подожди... Не уходи! — прошептал он.

Чертыхаясь, Петр шаркал ногами по глиняному полу, но куда-то запропастились царвули. «Кто бы это мог быть?» — подумал старик и, плюнув в сердцах, прошлепал босыми ногами к выходу. Дверь распахнулась, и не успел Цетр произнести ни слова, как перед ним вырос незнакомый человек.

—      Кто в доме? — нетерпеливо спросил он хозяина, заглядывая вовнутрь.— Почему ты не открыл сразу?

Петр снова растерялся и не знал, что ответить. Из-за облаков выглянула луна и тут же спряталась. Но этого мига гостю было достаточно, чтобы заметить замешательство хозяина, и он отступил от двери. Настороженно глядя на старика, он едва различал в темноте его лицо:

—      Молчишь?

В эту минуту Петр подумал о Христо и обрел дар речи.

—      Увидел тебя и вспомнил о сыне... Может, он тоже сейчас стучится к кому-нибудь в дом? .Чего ты стоишь? Не бойся! Я бы тебя не впустил в дом, но ты назвал мое имя. Тебе ничего не угрожает у меня, входи,— старик цыкнул на пса, и тот умолк.

Ночной гость проскользнул мимо хозяина. Плотно прикрыв дверь, Петр постоял, прислушиваясь к шорохам за дверью, и только потом задвинул щеколду. Подумал и еще накинул крючок. Гость тем временем стоял рядом, и старик чувствовал его горячее дыхание на своем затылке.

—      Добрые люди в такое время спят,— нарушил молчание хозяин и пригласил незнакомца к затухшему камину, разгреб тлеющие угли.— Теперь опасно бродить по ночам.

—      А когда было не опасно? Опасно... Болгарина могут убить и в доме.

—      Да, это так,— согласился Петр, он догадался, откуда пожаловал гость, но устыдился спросить сразу о Христо.

А потом действительно ли он тот, за которого его принимает Петр?

Старик не раз слышал о предателях. Под видом гайдуков они являлись в дома соотечественников, выпытывали у них о лесных жителях и о тех, кто им помогал продуктами, а потом доносили жандармам. К счастью, таких среди болгар не так уж много, но все же приходилось быть осторожным. А особенно ему, Петру. Ведь его сын бежал из крепости, был в Румынии, а затем участвовал в Апрельском восстании.1

В душе Петр был рад незнакомцу, надеясь узнать от него о сыне. Невысокого роста, щупленький, гость походил на мальчика-подростка. Хозяин показал ему на низенький стул, который смастерил, когда только родился Христо. Но гость опустился на пол, откинувшись назад, вытянул перед собой ноги и устало вздохнул. Петр сел рядом, поджав под себя ноги.

—      Оттуда я пришел, дядя Петр...

У старика дрогнула рука. Он чуть не крикнул: «Скажи, а как там сын?» Петр готов был вскочить и обнять гайдука, но снова вспомнил о предателях и сдержался.

—      Не пойму, о чем ты говоришь, добрый человек? Тебе нужен ночлег? Так скажи об этом... Гостю мы всегда рады,— Петр почувствовал озноб и передернул плечами.

Гость встал, нагнулся над Петром и прошептал ему на ухо:

—      Христо просил передать тебе привет.

И опять Петр не выдал своего волнения. Еще отчетливее вспомнил предателя-болгарина, который выдал туркам юнака1 2, попросившего у него ночлег. Видно, гайдук понял состояние старика и еще тише добавил:

—      Твой сын велел мне поцеловать медальон, что ты носишь на груди. А еще просил передать тебе: «Отец, выпей чарку из того бочонка, который я зарыл в саду».

Это был пароль, оставленный сыном, и старик тут же запричитал, ударяя руками по коленям:

—      Бог ты мой! Сын... жив!

Он попытался встать, но гайдук удержал его:

—      Сиди, дядя Петр.

—      Господи, да как же так? Сын!.. Почему ты молчал так долго? — в голосе старика были слезы.— Ты, наверное, голоден? Сейчас я разбужу дочь...

—      Постой, успеем с угощением,— гайдук прошел к окну, тряхнул решетку.— Когда я пробирался сюда, то меня, кажется, видели в турецком квартале.

—      О, боже мой! — старик вскочил.— Тогда злодеи уже рыщут, как водки. Куда тебя спрятать?

Петру представилось, как турки врываются к нему, выволакивают юнака, а вместе с ним и его. Бедная Иванна, что-то будет с ней? Старик прижал руки к груди, забегал по комнате. Гость вернулся к нему и обнял за трясущиеся плечи.

—      Мне оставаться у тебя нельзя, дядя Петр... Запомни слова Христо: нужны деньги на оружие. Побывай у самых надежных болгар, и пусть каждый даст для общего дела сколько может. Смотри, не нарвись на предателя. К тебе придет наш человек в первую ночь после новолуния. Будь осторожен, не открывай ему душу, пока не попросит у тебя щепотку табака. А потом скажет: «Нет ли огня прикурить». На это ты должен ответить ему: «За огнем дело не станет». Только тогда отдашь ему деньги. Он знает, что делать с ними. Не упрашивай его остаться ночевать у тебя. Он уйдет в ту же ночь. Не забудешь?

—      Как ты мог так плохо подумать обо мне? Да я... — но Петр не договорил, он положил руку на плечо юнака.— Да как там Христо? Наверное, голоден и царвули развалились?

—      Не так уж плохо нам там, дядя Петр... Многие болгары подались в Сербию, мстят врагу, и никто не хнычет. Кого только там нет! Со всей земли собрались славяне. Горе сделало всех нас хорошими братьями. Каждый думает о победе и не лезет на читаков1 очертя голову. Нас слишком мало, чтобы умирать под их пулями. Жизнь гайдука нужна болгарам.

Петр согласно качал головой и тихо приговаривал:

—      Так, так...

А когда гость умолк, спросил:

—      Скоро ли вы покончите с ними?

—      Все говорят, что осталось меньше, чем живем под игом турков,— грустно улыбнулся юноша.

Но Петр шутки не понял и, заглядывая юнаку в в глаза, допытывался:

—      А спите вы на чем? Наверное, голодные?

—      В Сербии тоже живут люди... Они делятся с нами, чем могут. Христо и я находимся при русском генерале Черняеве.

Старик ударил в ладоши.

—      При настоящем генерале? А ты видел его своими глазами? Генерал командует тобой и Христо?

—      Русских там, дядя Петр, много, целая армия. Понял?

Конечно, Петр не знал, что такое армия, но ответил не задумываясь:

—      А как же... Мне ли не понять? Да я... Когда я был ребенком, то мне каждую ночь снился дед Иван1. Высокий, до самого неба, могучий, как наш дуб. А под ним белый конь, украшенный попоной из чистого золота. У него была острая сабля. Как взмахнет ею, так летят сто голов читаков. А этот... как его? Ну, генерал твой...