За Дунаем - Цаголов Василий Македонович. Страница 44

На рассвете Иванна задремала, и, боясь ее разбудить, отец вылез из-под одеяла, взглянул на дочь и на цыпочках вышел во двор. Село просыпалось. Хлопали калитки. В соседнем саду блеяла коза. На крышах серебрился иней. На сердце Петра стало легко, и он засмеялся. Ничто не предвещало новой беды. Он знал: Христо давно уж в горах.

31

Дорога к белокаменному дому командующего тянулась по крутому склону. Огороженный забором особняк возвышался над городом и поэтому виднелся со

всех сторон. Когда Знаур остановился перед генеральской усадьбой, из раскрывшихся ворот выехала карета. Ворота тотчас захлопнулись, и на улицу вышел солдат. Бросив ружье на левое плечо, он начал вышагивать от калитки до ворот и обратно. Знаур проводил взглядом карету и приблизился к воротам. Он несколько раз пытался обратиться к солдату, но опасался его строгого вида. Кто знает, сколько бы он простоял так, не появись из усадьбы офицер.

Тут Знаур вовсе оробел и даже собрался уходить, проклиная себя за то, что согласился поехать в город с прошением.

—      Чего пожаловал? — грубо спросил офицер.

Обрадованный Знаур засуетился. Он никак не мог

найти карман.

—      Ты что, барана ищешь или чешешься?

Знаур вытащил прошение и подал офицеру.

—      Вот... Бери!

Офицер, взглянув на бумагу, однако не взял ее. Знаур стоял перед ним с протянутой рукой, растерявшийся, не зная, как поступить. И тогда он вспомнил тех, кто послал его с прошением, и посмелел.

—      Бери,— глухо произнес он.

Офицер оглядел его недобрым взглядом и присвистнул:

—      Однако ты настойчив.

—      Бери,— повторил Знаур.

У него раздувались ноздри, на смуглом лице ходили желваки. Офицер вырвал из рук Знаура прошение.

—      Бродят тут, разбойники. В Сибирь бы их... И чего только их пускают в город? — недовольно проворчал он.— Того и гляди вонзят кинжал в спину.

Знаур терпеливо ждал, когда офицер удосужится взглянуть на прошение.

—      Идем,— позвал офицер и, пригнувшись, исчез в калитке.

Одернув кинжал, Знаур последовал за ним. Во дворе, справа от калитки, стоял домик, похожий на сторожку, в каких на Кавказской линии жили казаки. Вошли туда. Усевшись за низкий широкий стол, офицер громко крякнул, бросил на стол прошение.

Ну-с, с чем пожаловал? Так-с! Так-с!

В какой уже раз Знаур обращался про себя к богу, чтобы тот помог ему в деле, за которое взялся он не по своей воле. Стоя перед офицером в почтительной позе, Знаур боялся чем-либо вызвать новый гнев русского.

—      Выходит, самому командующему вздумали подать прошение? М-да! — офицер взял двумя пальцами гербовую бумагу и поднес к глазам.— «До водворения русской власти на Кавказе,— читал он вслух,— мы жили в горах, где вместе с фамилией Тулатовых пользовались наравне землей пахотною, сенокосом и пастбищными выгонами. Наконец, по принесению покорности правительство предложило горным жителям заселить плоскость, почему мы с Тулатовыми и поселились около Владикавказа...» Покорность, значит, проявили? Да вы и в могиле разбойничать будете! Ну а на что же жалоба? Тулатовы не дают вам пользоваться землей? Ай-ай! Несчастные. Наравне со своими господами хотите жить?

Знаур не мог понять, то ли офицер обращается к нему, то ли разговаривает сам с собой, и поэтому на всякий случай кивал головой. В помещение втиснулся солдат, встал у двери, облокотившись на ружье. Офицер обратился к нему, и солдат принял положение «смирно».

—      Что, Иван, и ты хотел бы жить, подобно своему барину? А?

—      Никак нет, вашблагородие!

—      А отчего же?

—      Больно уж хлопотно быть барином,— осклабился солдат.

—      Ха-ха! А вот он не прочь! Хорош, каналья! Да как ты смел беспокоить его превосходительство пустяками? — неожиданно крикнул офицер.— Да я тебя сейчас отправлю на гауптвахту! — Он ожесточенно смял прошение.— Чтобы и ноги твоей не было в округе, каналья!

Остался далеко позади господский дом, а Знаур все бежал, пока его не окликнули.

—      Эй, добрый человек!

Знаур остановился, лицо его горело. Перед ним стоял незнакомый мужчина.

—      Да будет счастлив твой день,— приветствовал незнакомец.— Прости меня, я обратился к тебе, но у меня не было другого выхода.

—      Пусть у моего врага будут такие дни, что бог дал мне сегодня,— со злостью ответил Знаур.— Прости меня, брат, наверное, я похож на зайца, которому приснился волк?

Незнакомец засмеялся шутке и спросил в свою очередь:

—      Вижу, ты в городе свой человек, не то, что я... Скажи, как мне найти дом русского генерала.

Сплюнув в сторону, Знаур выругался:

—      Сгори он перед тем, как ты войдешь в него.

—      Разве генерал твой враг?

—      Задушить бы его вот этими руками, а потом самому умереть. Да разве даст бог бедному человеку такое счастье!

—      Извини меня, добрый человек, за мое любопытство, но мы разговариваем, и кто знает, не братья ли встретились? Мой отец говорил мне, что у него в долине много друзей...

—      Я из рода Кониевых... Если ты спросишь в Тулатово Знаур а, то тебе каждый укажет его дом. Будешь в моем краю — не проходи мимо.

—      Спасибо, Знаур. Ну а Еналдыко Кайтова в Уа-ладжире знают все... Тебе не будет стыдно, если ты назовешь его имя.

—      Да продлит бог жизнь в твоем доме,— Знаур приложил руку к сердцу и слегка поклонился.— Какое дело привело тебя сюда? Я только что оттуда, куда идешь ты, Еналдыко. Ходил с прошением...

—      Ты смотри... Я тоже с прошением! — Еналдыко захлопал в ладоши, извлек из-за пазухи лощеную бумагу.— Понимаешь, старшина замучил... Сына моего побил, а он у меня слепой. Боюсб поднять руку на обидчика: в тюрьму посадят... Не за себя боюсь, за сына, кому он нужен такой. Ну, я пойду!

—      Иди,— Знаур вытянул руку, указывая, куда идти.— Генерал живет вон в том доме.

Знаур смотрел на улицу, поднимающуюся в гору. Еще недавно он шел по ней в надежде найти, наконец, управу на Тулатовых. Вверх к усадьбе тащилась черная карета...

Поправил Еналдыко шапку на бритой голове и пожелал Знауру всех благ.

—      Да будет прям твой путь,— ответил Знаур, и они, помолчав с минуту, разошлись.

Вернулся Знаур в село в полдень и сразу же поскакал в поле. Не терпелось ему рассказать Бекмурзе о случившемся. Он направил коня к крутобокому кургану. Знаур и Бекмурза построили на кургане шалаш и иногда оставались в нем ночевать, чтобы не тратить время на ходьбу. Бекмурза сидел перед шалашом и курил трубку. Знаур заметил, что тот даже не шелохнулся, словно бы ему было все равно, с какими вестями вернулся Знаур. Даже когда подъехал зять, Бекмурза не изменил позы, а на лице было выражение полного безразличия. Знаур уселся рядом с шурином, расстегнул ремень, сбросил с себя черкеску и, полуобернувшись к Бекмурзе, погладил ладонью бритую голову. Хмыкнул раз-другой носом, и в тот момент, когда хотел заговорить о деле, со стороны села показался всадник. Он быстро приближался к ним. Приложив к глазам руку, Знаур напряженно смотрел вперед. Но не мог понять, кто это несется во весь опор.

—      Горит, наверное, чей-то дом,— нарушил тягостное молчание Бекмурза и пожевал длинный ус.

—      Пусть горе постигнет моего врага. Зачем же он тогда так спешит в степь? — Знаур привстал.

—      Садись... Он скачет сказать хозяину, чтобы тот больше не думал над тем, как залатать крышу,— невозмутимо ответил Бекмурза.— Теперь он устроит зиу1, и всем селом ему построим новый дом.

—      Э, что ты говоришь? Он же несется к нам,— вскочил с места Знаур.— Лошадь, похоже, из конюшни Тулатовых.

—      Садись, беде теперь ничем не поможешь. А разве наши дома не могут сгореть? — Бекмурза по-прежнему посасывал трубку.— Поджечь, что ли, свой дом. Как ты думаешь, Знаур?

Уже видно было лицо всадника.

—      Сафар?!— прошептал Знаур.— Фу! А я думал, беда случилась. Резвится он на сытый желудок.

На Бекмурзу имя Сафара не произвело никакого