За Дунаем - Цаголов Василий Македонович. Страница 5

—      Наверно, его род славится говорунами!

Побагровел Царай, шагнул было к выходу, но хозяин подскочил к нему, схватил за черкеску:

—      Прошу тебя, не губи меня!

«Трус! Будь ты проклят, несчастный. Неужели у него нет родственников? Как только они терпят такого? Он же позорит их. Да я бы затравил его собаками»,— Царай презрительно оглядел Кудаберда.

Всадники хлестнули коней и ускакали.

—      Разве можно с ними так? — Кудаберд дрожал всем телом.

Не скрывая своего презрения, гость криво усмехнулся, и хромой понял, что он смеется над ним. В эту минуту он был противен самому себе, но, вспомнив Инала, затараторил:

—      Не шути с ними... Они погубят тебя. Теперь тебе придется подождать, пока стемнеет,— Кудаберд жестом пригласил Царая в дом.

Но тот решительно отказался.

—      Нет, я пойду! Я и так навлек гнев стражников на тебя... Жаль, что встретились мы здесь,— Царай прищурил глаза.

На улице Кудаберд не отставал от Царая. «Не думает ли он идти со мной к Кониевым? Пусть только попробует! Тогда его не спасет сам пристав!» — Царай энергично потер подбородок и проговорил вслух:

—      Прости, Кудаберд, что потревожил тебя... Теперь я сам найду дом Кониевых.

Хромому ничего другого не оставалось, как пожелать гостю счастливого пути. Про себя же подумал, что гость неспроста отделался от него. «Подслушать бы твой разговор в доме Бабу!» — Кудаберд, почесав затылок, вернулся к себе. Вспомнив, как Царай разгова* ривал со стражниками, Кудаберд подумал, что такой может убить человека, если его рассердить.

Тем временем Царай перешел по узкому мосточку на другой берег канавы и, остановившись у ворот, покашлял. Залаяла собака. Она не успокоилась, пока из сакли не вышел хозяин.

—      О, Знаур!— негромко позвал Царай.

Тут же из-за плетня послышался сдавленный голос:

—      Кто ты?

—      Гость я, Знаур! —ответил тихо Царай.—Прошу тебя, открой мне дверь и не мешкай!

Калитка приоткрылась, и Знаур торопливо сказал:

—      Входи. Да останутся за порогом твои беды!

Царай не заставил повторять приглашение. Он дождался, пока Знаур задвинет щеколду, потом, сдерживая волнение, поздоровался с ним:

—      Добрый вечер!

—       Здравствуй, гость! Да пощадит нас бог и пошлет он с тобой хорошую весть!

На это Царай ответил шепотом:

—      Веди меня в дом и не теряй времени!

В дымной комнате у самого потолка коптила лучина. Придвинув к гостю низкую табуретку, Знаур предложил ему сесть, потом опустился рядом с ним сам. Сердцем он понял, что незнакомец от брата. Он почувствовал на себе его пытливый взгляд и посмотрел ему в глаза, едва сдерживаясь, чтобы не спросить: «Тебя прислал Бабу?»

—      Если в доме нет чужих ушей, то я тебе передам привет от Бабу! Ты, должно быть, гордишься своим братом?

—      Где он?—выпалил Знаур и тут же проговорил смущенно: — Прости, гость! Сердце изнывает, боюсь за него,— Знаур встал и поклонился.

Царай устало опустил голову и, когда Знаур сел на прежнее место, проговорил:

—      Бабу — гость Дзанхота Хамицаева... Я тоже из рода Хамицаевых. Цараем меня зовут. Твой брат задумал уйти на ту сторону перевала. Просил никому не говорить об этом...

—      Ох-хо! — схватился за голову Знаур.— Остался я без брата! Будь проклят сборщик налогов... Все это из-за него.

—      Разве Бабу погиб, что ты оплакиваешь его?

—      Лучше смерть, чем такое, Царай...

—      Э нет, брат мой!.. Да, он еще просил царскую бумагу, которую ему выдали в канцелярии,— Царай положил руку на плечо Знаура.

Но тот продолжал сидеть, уткнув лицо в ладони. Его мучила мысль, что он теперь не скоро увидит Бабу.

Гость обвел взглядом жилище. В полумраке заметил длинную скамью, столик, полку с деревянными тарелками, под полкой кадку.

—      На рассвете я уйду... Что за человек Кудаберд? Я был у него в доме. Ему можно верить?

—       О, конечно,— не сразу ответил Знаур.

—       Кто-то позвал его с улицы, и он тяжело встал, постоял задумавшись.

—      О, Кониевы!

Извинившись, Знаур вышел во двор, посадил на цепь пса, рвавшегося из рук, и, проклиная судьбу, направился к калитке.

На улице стоял курьер. А за канавой, на дороге, маячил всадник. «Это Инал! Не дождешься ты Бабу, сукин сын»,— Знаур протянул курьеру руку, но тот сделал вид, будто не заметил ее, и смущенный Знаур не слышал его слов.

—      Утром пойдешь в канцелярию, помощник пристава тебя зовет. Понял? — курьер говорил нарочито громко, чтобы его слышал стражник. Но Знаур молчал.

—      Ты что, оглох?

—      Хорошо,— проговорил Знаур.— Разве ты когда-нибудь придешь с доброй вестью к людям.

—      Есть ли кто у тебя в доме? — грубо спросил подъехавший Инал.

—1 Бог осчастливил меня гостем,— ответил в замешательстве Знаур; он тут же спохватился, однако было поздно.

—      Позови его,— приказал всадник, заподозрив неладное.

—      Не надо обижать его,— попросил Знаур.— Зачем он тебе? Или ты забыл обычай наших отцов? Ты хочешь позора на свою голову?

—       Не вынуждай меня сойти с коня,— повысил голос Инал.

Подумав, что лучше ему не затевать сейчас ссору с Иналом, Знаур вернулся в дом. Инал же соскочил на землю, бросил поводок курьеру и, толкнув калитку, бросился за Знауром.. Но с цепи рвался пес, захлебываясь в злобном лае, и Инал остановился.

Вскоре из сакли вышли Знаур и Царай.

—      О, вот кто твой гость! Ни тебя ли мы видели у Кудаберда?

—      Меня,— руки Царая легли на рукоять кинжала.

—      А что ты делаешь здесь?

—      Хочу покушать и лечь спать, —дернул правым плечом Царай.

—      Гм! Вот я тебя отведу в канцелярию... Шлешься по селу. Постой, постой, а может, тебя прислал Бабу?

Царай, рассмеявшись, развел руками:

—      Тогда бы я не показывал людям свое лицо. А ты же сам сказал, что я шлюсь по селу...

Озадаченный Инал задумался, потом, почесав затылок, произнес:

—      Э, да ты, кажется, прав... Ну, ладно, пойдем,— позвал он курьера,— Знаур, чтобы утром ты явился в канцелярию и пусть с тобой придет твой гость. Понял?

—      Хорошо, Инал... Дай бог нам дожить до этого времени,—ответил Знаур.

Непрошенные гости ушли, а Знаур и Царай все еще стояли во дворе, думая об одном и том же: «Цараю нужно уходить, не дожидаясь рассвета».

Но разве Знаур мог отпустить гостя одного, к тому же ночью? Сунув в его сумку лепешку и круг сыра, он проводил Царая до дороги, которую называли царской. По ней горцы приходили во Владикавказ на базар, а еще чаще — с прошениями к царским властям.

Попрощались Царай и Знаур, крепко пожав руки, и обнялись по-мужски сдержанно. Расходились, оглядываясь. А когда потеряли из виду друг друга, Царай заспешил в сторону гор, а Знаур удалялся от них.

Вернулся Знаур домой на заре и тут же улегся к очагу, чтобы согреться. От одежды валил пар. Рядом опустилась на корточки мать. Сын знал, чего она ждет от него: мать сидела в къабице1 и не слышала его разговор с гостем.

Лежал Знаур, подставив спину теплу. Ему не хотелось говорить. Усталый, он думал о Царае, боялся, как бы Инал не устроил ему засаду. Кто знает, не проследил ли он гостя? Подумал Знаур и о том, что стоит ему завтра утром появиться в канцелярии одному, как там догадаются, откуда и зачем пожаловал Царай, и пошлют за ним погоню. Но тогда она уже будет не страшна. Видать, и Царай не из тех, кто может легко попасться в руки стражников.

Мать терпеливо ждала, когда заговорит сын. О, загляни Знаур ей в душу, не молчал бы он, не терзал изнуренную тревогой женщину. Ее страшила неизвестность.

Но вот Знаур сел, снял постолы, мокрые, тяжелые, стащил шерстяные носки. Мать принесла пучок душистого сена, долго мяла, потом вложила в чувяки. Подтянув ноговицы, Знаур обулся на босу ногу и только после этого посмотрел на мать.

—      Бабу — гость Хамицаевых...

Женщина сидела неподвижно.