За Дунаем - Цаголов Василий Македонович. Страница 63

Убитый лежал в балке на сырой ночной земле. Все были удручены тем, что он оказался осетином и шел к ним со стороны неприятеля. Но, пожалуй, тяжелее всего было Бабу. «Почему я не оглох в тот момент, когда он просил воды? Кто же ранил его?» — размышлял урядник.

Бекмурза ерзал рядом с ним, пытаясь вызвать друга на разговор.

—      У моего отца был кровник из Заманкула. Он тоже ушел в Турцию. Может быть, убитый — его сын, а мы хоронить собрались,— проговорил он неодобрительно.

Но Бабу не отрывал взгляда от поляны, на которой днем разгорелся жаркий бой.

—      Надо исполнить наш долг, Бабу,— вступил в разговор Фацбай,— кровник он или брат, а хоронить надо. Он осетин, а не турок...

И опять смолчал Бабу. Его занимали свои думы. «Если мне придется умереть, то прежде унесу не одну неприятельскую жизнь,— рассуждал он.— В нашем роду не было недостатка в мужественных людях. Да у нас и женщины такой не найдется, которая бы родила изменника». Бабу почувствовал, как Бекмурза придвинулся к нему еще ближе.

—      Никто даже бурку не дал,— наконец с горечью проговорил Бабу.— Разве бы нас похвалили за это старшие?

—      А почему ты просишь бурку? Или у тебя нет своей? Ты его нашел, тебе и заботиться о нем до конца! Он умер на твоих руках. Это все равно, что покойник находится в твоем доме, а ты хочешь подкинуть его своему соседу,— затараторил Бекмурза.

Бабу вспыхнул, но сдержался: он сам не оказался сердобольнее товарищей.

—      А ты сходи к поручику Зембатову,— посоветовал все тот же неугомонный Бекмурза.— Как-никак, а он к Есиеву ближе тебя и знает, как нам надо поступить.

Обрадовался Бабу неожиданному совету и тотчас отправился к поручику. Тот спокойно выслушал известие о смерти земляка и приказал тому же Бабу доложить обо всем ротмистру. Пришлось Бабу тащиться в потемках к командиру дивизиона. Но и здесь ему не повезло. Ни с того ни с сего Есиев пригрозил Бабу арестом за то, что он отвлекает других от наблюдений. Лазутчики донесли в отряд о намерении турок отбить оставленные ими позиции, и поэтому ротмистр боялся прозевать внезапное нападение неприятеля.

Обозлившись на самого себя за то, что послушался Бекмурзу, урядник вернулся к своим. Растолкав друзей, молча улегся между ними. Но не таков Бекмурза, чтобы оставить в покое Бабу.

—      Боюсь что-то,— прошептал он, переводя дыхание.

Но Бабу, закусив губу, сделал вид, будто не слышал его.

—      Очень боюсь,— продолжал свое Бекмурза.

И Бабу не выдержал.

Сидел бы ты дома и пил теплое молоко. Что ты ноешь?

Усмехнулся про себя Бекмурза.

—      Не смерти и не турок боюсь. А как ты думаешь: не может ли он оказаться моим родственником? Ты знаешь, Каруаевы очень похожи друг на друга, словно их родила одна мать! Я что-то начинаю припоминать, как отец рассказывал об одном из наших родственников, который уехал в Турцию вместе с Кундуховым.

На небе появился месяц, похожий на выеденную корку арбуза, и вокруг посерело. «А почему мне не взглянуть на убитого. По лицу я узнаю, близкий ли он мне по крови»,— вдруг спохватился Бабу и поспешно вскочил.

—      Ты куда? — спросил Бекмурза.

—      К нему,— глухо ответил Бабу и направился в чащу.

Бекмурза последовал за ним. Притаившись за деревом, он видел, как Бабу склонился над убитым и долго всматривался в его лицо. «Нет, на моего родственника не похож. Да и в ауле, слава богу, не было таких»,— с облегчением подумал урядник. Бекмурза продолжал наблюдать за ним. Бабу, присев на корточки, снял шапку и провел по голове рукавом черкески. Он не оглянулся, когда Бекмурза вышел из-за укрытия. Опустившись на колени рядом, Бекмурза тоже впился взглядом в убитого. Тот лежал на спине. Под голову ему кто-то подложил лохматую шапку,

такую же, как у него с Бабу. Длинное с тонкими чертами лицо обросло черной щетиной, взлохмаченная борода покоилась на широкой груди. Бекмурза с силой потянул за высокий воротник своего бешмета. «Да убережет меня бог от такой смерти»,— подумал он и медленно поднялся на ноги. Бабу тоже попытался привстать, но рука друга легла ему на плечо.

—      Сиди, это же покойник. Нельзя его покидать. А как же? Осетины мы или кто? — проговорил Бекмурза и удалился.

Едва стихли его шаги, как появился Фацбай. Он не задержался: взглянул на убитого и ушел, сказав:

—      Хорошо, что он унес с собой имя своего отца. Хоть в этом похож на мужчину!

Один за другим подходили люди, смотрели на убитого и молча возвращались на позицию. Даже ротмистр пожаловал. Кому же хотелось найти на болгарской земле позор?

Когда Бабу остался один, у него промелькнула горестная мысль. «Где-то его отец, думает, наверное: вот придет сын, женю его, и будут у меня внуки... Брат пошел против брата! Не родился я сыном для своей матери, если не узнаю его имя».

Поспешно вернувшись к друзьям, Бабу присел рядом с Бекмурзой и прошептал ему на ухо:

—      Пойду к туркам...

—      Что?! — удивился тот.

Урядника услышал Фацбай: не зря же они были лучшими разведчиками в сотне.

—      Куда ты собрался?—проговорил Фацбай И, схватив Бабу за рукав, притянул к себе.

—      Хочу поймать турка... Не может быть, чтобы на той стороне не знали его имени,— урядник кивнул головой в сторону чащи.

Фацбай отпустил Бабу:

—      A-а! Так бы ты и сказал сразу... Да, нужно узнать его имя, иначе какие мы осетины? Как можно похоронить человека без этого.

—      Ты собрался хоронить? — быстро спросил Бекмурза.

Фацбай опешил и, помедлив, ответил:

—      Почему я, а не ты?

—      Кто-нибудь да сделает свое дело. На земле он не останется, — строго сказал Вабу.— Придется отправляться на ту сторону, но боюсь, Зембатов не отпустит.

—      Возьми меня с собой,— попросил Бекмурза.

Но урядник покачал головой:

—      Нет, ты у меня вчера перехватил турка.

—      Э-э, зачем ты обижаешь меня? Мы же вместе его взяли,— поспешно возразил Бекмурза.

—      Все равно не проси,— решительно отказал Бабу.

У Бекмурзы даже перехватило дыхание от обиды.

Ему, который с тем же Бабу вплавь переправился через Дунай на берег, занятый турками, теперь не доверяют? Кто знает, что бы сделал Бекмурза, будь на месте Бабу кто-нибудь другой. Но с ним они родственники. Когда аульцы отправляли Бекмурзу на войну, Бза на прощанье сказал: «Тебе надо найти Бабу, он ведь тоже на войне. И смотри, если один из вас запятнает нас позором, то ему лучше остаться на чужбине. Да и другой пусть не возвращается домой». Кто-то спросил Бза, зачем же так наказывать товарища? В чем же будет его вина? На это старик ответил: «Каждый должен вовремя удержать брата от дурного поступка»,

—      Смотрите! — прошептал Фацбай.— Турок!

Из леса, перед которым вчера проходила вражеская позиция, вышел турок и посмотрел в сторону балки, в которой укрылся дивизион. Потом он оглянулся назад и, сильно пригнувшись, быстро пересек поляну. Сделав шагов двадцать, остановился, повел головой по сторонам и опять двинулся вперед. Прибежал хорунжий Хоранов, зашептал:

—      Смотрите, не вспугните его... Зембатов сказал, что он не похож на лазутчика. А там кто его знает?

Бабу подался вперед, но его удержал хорунжий.

—      Христо?! — Бабу оттолкнул все еще удерживавшего его Хоранова и выскочил на поляну.

—      Бабу!

Христо в два прыжка оказался среди осетин и попал в крепкие объятия Бабу.

—      Дорогой мой... Бабу!

—      Брат! Христо!

Бабу вытер набежавшую слезу, чем немало удивил Бекмурзу, который, устыдившись за него, отвернулся и неодобрительно присвистнул.

—      В Сербии воевали... Побратимы мы с ним! — проговорил взволнованно Бабу.

Христо откинул полу кафтана, и все увидели кинжал в серебряных ножнах. Тогда осетины теснее обступили болгарина, а Бекмурза заглянул ему в лицо.

—      Побратим, говоришь? — Бекмурза обнял Христо.— Так это ты о нем все вспоминал.

—      Ну, рассказывай,— попросил Бабу.— Где ты был после того, как мы расстались?