Современный болгарский детектив. Выпуск 3 - Иосифов Трифон. Страница 10

Акушерка возвращается, принося с собой аромат крепкого кофе. Прозвучало уже тридцать сигналов — я посчитал. Кладу трубку и вдыхаю дивный запах — больше всего на свете мне хочется сейчас выпить этот душистый кофе, большую чашку или даже кружку. На добром лице акушерки сочувствие — не отвечают? Наверно, там уже спят, надо подольше подержать трубку.

— Нет, там не привыкли рано ложиться… А вы… вы варите кофе?

Она улыбнулась, ушла в другую комнату и через несколько секунд вернулась с двумя огромными чашками на маленьком подносе. Я взял предложенную мне чашку. От нее шел густой пар. Кофе оказался действительно крепкий и на редкость вкусный.

— А у вас тут пахнет больницей, — произнес я первое, что пришло в голову, просто чтобы начать разговор.

— Знаете, все так говорят, а я совсем этого не замечаю… А вы позвоните еще раз попозже — человек, который вам нужен, наверняка откликнется…

Благодарю тебя, милая, за поддержку моего утомленного духа, но давно и хорошо знакомое мне тревожное предчувствие, увы, заставляет меня думать иначе. Вот, кажется, все вокруг меня в порядке, все как нужно, а тут обязательно случится что-то неожиданное, неприятное. И это самое «что-то» проникает в сознание сначала не как мысль, а как образ. Вот и сейчас… я будто воочию вижу неясные очертания маленькой женской фигурки на смутном белом фоне. Но нет, это не снег, а фасад дома, который я где-то видел… да-да, до омерзения роскошная постройка с венецианской мозаикой и двойной телевизионной антенной… А эта антенна там, наверху, похожа на огромные рога Благоя… От крыши вниз по фасаду на белой стене ржавеют кровавые пятна мозаики. Понятия не имею, что это за дом, но я его ненавижу. Когда этот всезнайка расписывал свою дачу с венецианской мозаикой и сиропным названием «Очарование», в Надиных глазах светилось восхищение и она с жалостью смотрела на меня. Почему я вспомнил об этом именно сейчас?..

Я попросил разрешения закурить, акушерка мило кивнула и открыла дверь в коридор. Однако ни сигарета, ни кофе не помогали, видения продолжали одолевать меня, и вот Надя уже далеко-далеко, на другом конце планеты, чужая, холодная, безразличная — не моя! Но ведь это просто невозможно, Надя — это Надя, и вдруг она попала в беду, а я не знаю этого и не могу ей помочь… Или… Следующая картина — она столь ужасна, что я едва не роняю на пол чашку! В первый раз со дня знакомства с Надей мой мозг буквально дырявит эта мысль, я готов зареветь от боли и отвращения, меня тошнит так, как это было, когда я увидел в кустах бузины Васила и уборщицу, только сейчас вокруг Нади и какого-то потного, склизкого животного не трава, а смятые простыни… Господи, Господи! Неужели это возможно? И права Марина?..

— Вам нехорошо?

Акушерка участливо смотрит на меня.

— Нет-нет, ничего, — я силюсь улыбнуться. — Просто немного устал, а так все в порядке. Спасибо большое за кофе.

— Вы еще будете звонить?

— Если я не помешаю вам — попробую к одиннадцати, то есть… — я поглядел на ненавистные часы (с удовольствием разбил бы их вдребезги!), — через двадцать минут…

— И вовсе вы мне не мешаете. Я и так жду не дождусь, когда меня позовут… А вообще-то я знаю, кто вы… — Она улыбнулась, как бы стесняясь чего-то. — Я видела вас несколько раз, когда приезжала сюда из райцентра. Сельчане зовут вас Лесничий.

— А вас — Докторша-акушерка, верно? Ну, они так привыкли, по профессиям называть, вы не сердитесь на них.

Она снова улыбнулась.

— А я и не сержусь.

Я смотрю на нее и думаю о том, что там, в Козарице, какой-нибудь доктор наверняка спит с ней. Наверняка все сельские доктора спят с акушерками и сестрами, если только им меньше пятидесяти и они не уродливее крокодила… Господи, до чего же я опустился, сижу здесь и про себя иронизирую над этой чуть увядшей, но, в сущности, доброй женщиной…

К черту, к черту все! Буду звонить в эту проклятую квартиру хоть целую ночь! До утра. Пока не ответит! И почему я до сих пор не сделал этого? Ну пусть Надя выругает меня, пошлет ко всем чертям, пусть! Но я услышу, снова услышу ее голос… Сердце замерло от одной этой мысли. И может, что-то начнется снова?

— Я вижу, вы действительно устали, вам нужно отдохнуть.

Я вздрогнул — совсем забыл об акушерке, забыл вообще, где я нахожусь. Надо бы поддержать какой-нибудь разговор и протянуть время до одиннадцати, ведь я твердо решил позвонить еще раз. Если Надя сегодня занята в спектакле, она могла после этого пойти куда-нибудь поужинать… Надо подождать.

— А почему женщины остаются здесь, в Дубравце, рожать? Почему не идут в роддом?

— Тут особый случай… я приехала сегодня автобусом, сегодня мой день консультаций… Мне позвонили, что у этой женщины начались боли, а по нашим расчетам ей осталось еще две недели до родов, но, когда я осмотрела ее, выяснилось, что ребенок уже пошел…

— А вы знаете, что путь на Козарицу закрыт? На северных склонах намело столько сугробов, что сейчас никак не добраться до города… А вы сумеете?..

— Сумею? Что? — Она не поняла меня.

— Ну… помочь ей здесь…

— Конечно, сумею! — рассмеялась женщина. — Я не знаю, будет ли это вам интересно, но я тут занялась статистикой… Это седьмой ребенок, который родится здесь, в Дубравце. За этот год. А раньше — десять, пятнадцать лет назад — в селе по сорок-пятьдесят детей прибывало. Можете себе представить.

— Десять лет назад Дубравец слили с Зеленицами.

— Зеленицы? Не знаю, не слышала…

— Село осталось на дне водохранилища, а жители переселились сюда. Вернее, не все, малая часть. Большинство сбежали в город… Да, а вы говорите, что здесь в этом году родилось семь детей?

— Седьмое еще не родилось!

— Понятно, но может родиться в любую минуту. А вы знаете, сколько стариков умерло в селе? В два раза больше. Село стареет — вот ведь в чем дело…

Она смотрела на меня не отрываясь и слушала внимательно. И мне стало интересно разговаривать с ней.

— Тут как-то приезжали сюда начальники и выступали перед людьми. У Дубравца, говорят, нет перспектив, нет будущего, село отмирает, изживает себя и еще что-то в этом роде… Отмирает. А двадцать лет назад, когда я пошел в первый класс, школа была переполнена и мы учились в две смены…

— Вы кончали местную школу? — Она была искренне удивлена. — А я думала, вы из города.

— Я и сам не знаю точно, откуда я, но здесь я учился меньше месяца.

Женщина отошла к окну, слегка раздвинула занавески и задумчиво поглядела в темноту. Я снова стал вертеть телефонный диск. Снова те же мелодичные сигналы — и снова никакого ответа. Целых пять минут я держал трубку и слушал длинные гудки, пока наконец понял, что все это бессмысленно: Нади нет дома и я не услышу ее. Мир погружен в молчание.

Я с трудом поднялся, поблагодарил акушерку за кофе, и в тот момент, когда я направился к выходу, звонок у входной двери резко зазвонил, потом чьи-то кулаки забарабанили по деревянной двери, кто-то снова бешено затрезвонил в звонок.

— Началось!

Акушерка бросилась в другую комнату, где стояла белая кушетка — я рассмотрел на ней приготовленное пальто, шаль, большой докторский саквояж и кипы чего-то белого в полиэтилене. Женщина мгновенно натянула пальто, схватила все остальное в охапку и буквально вытолкнула меня в коридор. Я припустил бегом вниз по лестнице, она следом, я крикнул ей, что отвезу ее на джипе, он стоит с другой стороны у почты.

Я распахнул дверь, и какая-то огромная неуклюжая фигура чуть не сбила меня с ног.

— Эй, люди! Да поскорее же! — раздался низкий хриплый мужской голос. — Она уже там рожает! А вы тут возитесь!

Вдруг мужчина узнал меня и крепко схватил за плечо:

— А, это ты, Лесничий, а я думал, доктор прибыл…

Я отвел обоих к джипу, усадил, включил мотор. Мужчина сзади то и дело толкал меня в спину — по всему видно, волновался очень.

— Ну давай же, Лесничий, жми на педали! К верхней улице двигай, за церковью…

Я рванул с места, погнал что есть силы, на каком-то повороте мне показалось, что я сейчас врежусь в ограду, я резко нажал на тормоз, акушерка полетела вперед и уткнулась мне в спину — я снова ощутил карболковый запах больницы, — и мне вдруг стало весело. Мы мотались по заснеженным улицам, метель била в стекла, возле меня сидел муж — уже «под градусом», — и все это было прекрасно. Тоска растаяла и унеслась куда-то вслед за снежными вихрями.