В плену фиолетовых зеркал - Ефимов Василий. Страница 52
— Когда облака становятся слишком густые и тяжёлые они собираются в кучи. Мельчайшие взвешенные капли сливаются друг с другом, становятся тяжёлыми и падают на землю.
Воцарилась тьма.
— Я тебе показала и рассказала достаточно, — сообщила Миронт.
— Пора мне расплачиваться за нашу беседу?
— Ты будешь платить мне до тех пор, пока не наступит моя смерть.
Винсент лежал на операционном столе, намертво привязанный ремнями по рукам и ногам. Перед ним стояла та же девушка, что и была с ним в ванной. К ней подошёл помощник в белом халате со шприцом в руках.
— Нет, — сказала она, — наркоз не нужен.
Винсенту стало немного не по себе, но, несмотря на все усилия двигаться он не мог.
— У тебя здесь много лишнего, вредного для жизни, — говорила она, гладя ладонью по коже живота Винсента, — но мы всё исправим. Миронт надела резиновые перчатки, взяла большой кусок ваты и смочила его в антисептической жидкости. Она принялась медленно обмазывать Винсенту живот. При этом на её лице выражалось предвкушение праздника. — Мне повезло, что ты мне попался, я долго ждала такого пациента. Инструменты!
Миронт взяла в руки скальпель проткнула им кожу в месте солнечного сплетения и медленно разрезала по линии симметрии до паховой зоны. Она взглянула на своего пациента (чей взгляд молил прекратить мучения) и улыбнулась. Миронт просунула руки внутрь его живота и принялась массировать внутренние органы. Винсент вскрикивал и стонал, но никак не терял сознания. Он чувствовал всё во всех красках.
Миронт потихоньку вынула ему полкишечника, намотав его как верёвку на руку.
— Ну что же ты не просишь прекратить, неужели нравится?
— Если я попрошу, то ты будешь делать это вдвое дольше.
— Умный мальчик.
Миронт продолжала в том же духе несколько часов. Она отрезала части от других органов, затем пришивала их. Винсент терял много крови, но только не сознание. Наконец ему наложили швы и отправили в палату с дырявыми стенами и потолком. На улице шёл дождь и завывал ветер, оставляя отпечаток погоды в помещении. Медбрат поднял его с носилок и швырнул на металлическую кровать с пружинистым дном. На ней не было ни белья, ни подушки, а только изъеденный молью и жучками влажный матрац.
При каждом движении Винсент чувствовал невыносимую боль в животе, казалось, что у него до сих пор там кто-то копается и что-то вырезает. Один раз ему принесли поесть: холодную испорченную жидкую кашу, где плавали черви. При виде этого появился неестественный аппетит, и он жадно съел эту кисловато-сладкую жижу со слабо хрустящими особо вкусными живыми кольчатыми элементами.
Винсент лежал на кровати, и всё время мёрз, с потолка на него капала вода, его ласкал холодный сквозняк. Через день он простудился, поднялась температура, тело распухло, сквозь швы сочился гной.
Была вторая операция. На этот раз ему ввели парализующий препарат, ремни не потребовались. Оперировали на легких, сердце, кишечнике, печени, селезёнки и почках, потом вскрыли бёдра и удалили несколько мышечных волокон. Как только сердце останавливалось, сделали прямой массаж, и оно снова работало, качая кровь, которой почти не осталось. Винсент не терял сознания и никак не умирал.
Тяжело плыли долгие дни.
Операции делались одна за другой. Когда он очнулся после пятой, к нему вошла медсестра.
— Перевязка! — объявила она.
— Нет только не снова! — думал Винсент, лёжа на кровати.
Медсестра как всегда не просто размотала, а оторвала бинты вместе с кусочками кожи и корками запёкшейся крови. Затем она небрежно наложила повязки сомнительной чистоты.
Прошла седьмая операция, после которой Винсент превратился в жалкое подобие человека.
В палату вошла Миронт.
— Лечение проходит успешно, но до выздоровления очень далеко. Хотя возможно будут осложнения.
— Если б ты знала, как я хочу, чтобы ты поскорее сдохла тварь! — ответил Винсент с небольшим оттенком гнева смешанным с радостью.
Произошло чудо, желание исполнилось. Началось землетрясение. Миронт скривила лицо и взвыла.
— Наконец-то паосэтры затопчут твой чёртов муравейник, — порадовался Винсент, упав с кровати на пол рядом с маткой в виде девушки-врача, которая завывала всё сильнее.
Потолок обрушился…
…Лепестки выплюнули игроков. Винсент проснулся, когда кожаное полотно поймало и опустило его на землю.
— Ну, и что же тебе сказала эта тварь? — поинтересовался Хольф.
— Мы здесь задержались, и нам пора отправится под землю, там начнётся второй этап игры.
— Под землёй?
— Да.
— Как мы попадём туда?
— Очень просто. Нужно всего лишь наесться до отвала как в прошлый раз и накормить мой рюкзак и добраться до стартовой платформы.
— И что же случится?
— Мы отправимся через чрево цветка прямиком на следующий этап и продолжим игру там.
— Ты действительно веришь во весь бред, который тебе говорят?
— Нет, но это правда.
— Допустим это так. Что там, под землёй?
— Она не сказала мне.
— Она не сказала тебе! Обычный способ заставить тебя сделать следующий шаг к новым страданиям — заинтриговать. Неужели трудно это понять! Нужно играть, как играем и спокойно ждать конца. Иначе мы из-за твоих идей не получим ничего.
— Конца не будет, пока мы не сделаем, то о чём я говорю. Пора всё изменить. Так что когда прибудем в зону гнёзд, наедимся яиц до отвала, как и в прошлый раз. Это будет последний забег.
— Ты даже двух яиц не съешь, обойдёшься одним, — оборвал беседу Тэрон и нанёс удар хлыстом, — Будешь играть по правилам!
Винсент хотел броситься и отнять у обидчика огненный хлыст, но Хольф последовал примеру коллеги и хлестанул марафонца сзади, разрезав полспины до костей.
Живой рюкзак, которого тоже обожгло, почуял опасность, слез на землю и, мыча, убежал.
Защитники хлыстали жертву, рассекая её плоть режуще жгущими ранениями. Оба почувствовали чудовищный наплыв гнева, и со сладострастием отдались ему полностью. Как же было приятно им обоим! Они не могли остановиться. Клейма в сердцах жгли всё слабее по мере нарастания злости и осознания беспомощности Винсента. Почему они не знали этой радости раньше! Жертва кричала и стонала, пыталась сопротивляться, но тщетно. Кровь брызгала, и жизнь погасала на глазах в пульсирующей агонии. О, как же приятно душить её! Тэрон и Хольф открыли для себя удовольствие, которое конечно слабее тлегов, но и с ним в адской жизни могут быть свои радости. Почему же раньше они не знали этого? Почему же тогда, на а работе по добыче зловонов они не ели плоти новичков, и добровольно страдали, чтобы заработать право на игру. О, глупцы, наконец-то прозрели!
— Просто попробуем, — выдавил из себя последние слова Винсент, когда защитники на мгновение остановились. Он ничего не видел, глаз у него не осталось. Всё тело было искромсано и с виду напоминало грязное гнилое изорванное чучело. Язык — единственное, что ещё слушалось, пусть и с большим трудом.
— Умри, — сказал Хольф подошел и раздавил правой ногой изрезанную голову Винсента, поранив при этом ступню об обломки черепа.
Спустя мгновение защитников затоптало ревущее стадо паосэтров.
Последующие два месяца, Тэрон и Хольф поступали с Винсентом точно также, в ущерб процессу игры. Каждый раз они умирали на одном и том же месте где и появлялись. Каждый раз, словно специально, лепестки выплёвывали Тэрона и Хольфа, раньше Винсента, чтобы они могли его встретить. Всё это время из-под земли появлялись только две руки, которые вооружали защитников огненными хлыстами, третья не показывалась, словно знала, что Винсенту не потребуется нести ношу.
Наконец, Тэрон и Хольф пришли к взаимному согласию с Винсентом.
— Зачем вы так долго издевались надо мной?
— Прости Винсент, в тот день на нас что-то нашло, — оправдывался Хольф. — Какой-то приступ безудержного гнева. И нам неважно было, что ты скажешь или предложишь, мы ненавидели тебя тогда очень сильно, будто ты виноват в том, что мы отправились в ад.