Офицерская честь - Торубаров Юрий Дмитриевич. Страница 19

– Как думаешь, капрал, – обратился один из них к солдату средних лет, показывая на небольшую возвышенность посреди ровного поля.

– Думаю, подходяще, вашбродь.

Они поднялись на эту возвышенность.

– Конечно, это не Сен-Готард, – говоривший улыбнулся и посмотрел на капрала.

– Да, не Сен-Готард! Если бы не вы, господин генерал, лежали бы мои кости на дне той речушки. Век не забуду.

– Ладно, Семен, тем и сильна наша армия, что каждый готов помочь друг другу. Ну что, будем занимать эту позицию.

Вечером, на докладе у Беннигсена, генерал-майор Шувалов один из всех точно доложил расположение своей дивизии и попросил еще артиллерию.

– А это почему? – спросил командующий.

– Думаю, Ланн будет наступать главными силами на этом участке.

– Интересно, – командующий покачал головой, – какая сорока на хвосте принесла эту весть?

Послышался редкий хохот.

– А та, – невозмутимо ответил Шувалов. – Там берега Наревы более пологи, дно каменисто, впереди большая поляна. Где как не тут ему проходить.

Беннигсен задумался. Потом как-то неопределенно проговорил:

– Так-то оно так… а вдруг… не так. Ведь может же он подумать так, как мы думаем. А сделает наоборот?

– Может, – не задумываясь, ответил Шувалов, – на то мы на холме и будем, чтобы пушки враз развернуть. Огнем их задержать, да войска перебросить.

– У Наполеона научился, – пошутил кто-то из генералов.

– А хорошему не грех учиться, – отрезал граф.

Дальше каждый из присутствовавших доложил о своей готовности.

Беннигсен не мог не отметить про себя, что генерал Шувалов оказался и умней, и старательней других. «Еще бы – Суворовская школа». Об этой «школе» он вслух никогда не говорил, но в душе ее очень одобрял, только вида не показывал. А артиллерию он ему добавил.

Шувалов не ошибся. Ланн сходу начал атаковывать русских в этом месте. Но, встреченный яростным огнем, несколько раз откатывался назад. Не давалась и рукопашная. Это были не пруссаки. К его удивлению, от той армии, которую он громил под Аустерлицем, мало что осталось. Сражение закончилось безрезультатно. Французы русских не сдвинули, но и те их вперед не пустили. Каждый командующий докладывал «наверх» о своей победе. Беннигсен даже доложил, что победил «самого Наполеона», хотя того и вблизи не было.

Но русские воспряли духом. В них загорелось желание новой встречи. И она произошла 8 февраля 1807 под Эйлау. Беннигсен пригласил Шувалова, чтобы на месте сделать рекогносцировку. И не без его совета была расставлена артиллерия, скрыты засадные полки. Это была одна из самых кровавых битв, которая закончилась вничью. С обеих сторон были огромные потери. Почти весь корпус маршала Ожеро был истреблен русской артиллерией.

О накале этой битвы говорит такой факт. Этим боем руководил сам Бонапарт. Он расположился с солдатами охраны на городском кладбище, в центре схватки. Не раз ему грозила смерть. Русские ядра косили его охрану, ее еле успевали менять. Но Наполеон упрямо стоял на месте. Он знал: сдвинься с места, и побегут его солдаты. Таков был накал битвы. Выручил Мюрат. Когда казалось, что даже присутствие Бонапарта не в состоянии удержать солдат, тот удачно атаковал и сорвал русское наступление.

За успешно проведенное сражение генерал Шувалов был награжден орденом Святой Анны 1-го класса.

Эти две неярко выраженные полупобеды кое-кому вскружили голову. Непобедимый Бонапарт, оказывается, победим. Не этим ли руководствуясь, Александр I приехал в войско. Тут особенно усердствовал Беннигсен. Он внушил царю, что Наполеону 8 февраля был нанесен страшный удар, от которого он не оправился до сих дней. Ему поддакивали и другие генералы. Зная, что Шувалов может испортить так тщательно проводимую им политику в отношении поражения французов, он отправил графа в Кенигсберг, чтобы проверить прибытие английских грузов и договориться с ними об очередной партии. Шувалов, предвидя предстоящую схватку, был удивлен таким поручением командующего. Он так посмотрел на него, что тот решил сделать даже пояснение.

– Граф, – миролюбиво произнес он, – вы же видите, как снабжены наши войска. Там ломятся склады, а мы чем кормим своих солдат?

Тут Шувалову нечего было возразить. По сравнению с французами мы выглядели весьма плачевно.

– Вы быстро обернетесь, и мы с вами еще съездим на выбор позиции.

Хитрил командующий. Сам же хотел как можно скорее начать наступление, считая, что французы еще не успели собраться с силами. Как глубоко он ошибался! Этот разговор состоялся 3 июня, а 5-го он приказал Багратиону начать наступление на корпус маршала Нея. Багратион тотчас приказал Платову перейти реку Алле и ударить в тыл французам. Те не выдержали двойного удара и стали отступать. Узнав о наступлении русских, Бонапарт немедленно примчался на место действий. Каково же его было удивление, когда русские вдруг прекратили преследование. И даже больше: простояв чуть больше суток, начали отступать. Знал бы Бонапарт, что в это время Багратион безуспешно доказывал Беннигсену о необходимости развивать наступление, а тот, считая, что маршал Ней заманивает их в ловушку, приказал отступать. Как Багратион жалел, что рядом нет Шувалова! Вдвоем они смогли бы доказать необходимость продолжения наступления.

Наполеон же, быстро собрав всю армию в кулак, бросился на противника. В окрестностях Гейльсберга Беннигсен решил принять бой. По его расчету даже ничейное сражение не позволило бы Бонапарту захватить Кенигсберг. Гениальность Бонапарта заключалась еще и в том, что он предвидел действия противника. Так было и в этот раз. Его армия обрушилась на позиции русских. Тут Бонапарт увидел губительную ошибку русского командующего, который, торопясь фарсировать реку, загнал свои войска в излучину реки, где лишил ее маневренности. Наполеон не мог не воспользоваться таким «подарком». Мощная французская артиллерия косила и косила русских. Тем или надо было сдаваться, или тонуть. Французы заняли Фридланд.

Всего этого Шувалов еще не знал. Прибыв в Кенигсберг, он быстро разыскал англичан, которых местные чиновники тормозили с разгрузкой. Он помог им быстро освободиться от товара для русского войска и договорился о следующей партии. И сразу же отбыл назад, в свою дивизию. Он торопился и не обращал внимания на окружающее. Дорога пролегла по слабохолмистой местности. Когда они, миновав один холм, поднялись на другой, Семен, которого граф когда-то спас, вдруг остановился.

– Ваше сиятельство, – обратился он к Шувалову, – смотрите! – и указал плеткой вперед.

Там с холма спускался какой-то большой отряд. Граф придержал свою лошадь.

– Французы! – почти крикнул Семен.

Его поддержали другие.

– Не может быть, – воскликнул генерал, – неужели…

– Уходим, – крикнул Семен, заметив, как отделился небольшой, человек с полсотни, отряд и поскакал прямо на них.

– Уходим, – крикнул и генерал, разворачивая коня.

Он хотел вернуться в Кенигсберг и организовать там оборону, поняв, что за эти дни произошли какие-то важные события. Но французы разгадали его задумку. Другой отряд поскакал, чтобы перерезать им дорогу. Путь оставался только один – на восток. Они удачно ушли от погони. По всей видимости, французы чего-то опасались и заходить глубоко на восток побоялись.

Для Александра это был второй Аустерлиц. Памятуя ту историю, он пораньше ретировался с поля боя и сейчас отсиживался в Шавлях. Беннигсен тем временем обратился к Наполеону с предложением о перемирии. Тот сразу согласился. Сообщили об этом царю, и он стал думать, кого отправить на переговоры. Выбор его остановился на Шувалове. Ему понравилось, как тот при Аустерлице сумел убедить Франца приехать к нему. Каково же его было удивление, когда Беннигсен сообщил, что его нет в армии. Но подробности не сообщал. Тогда Александр вынужден был послать князя Лобанова-Ростовского. Царь и все придворные жили в страхе: все гадали, когда французский авангард нападет на них. Какова же была их радость, когда вернувшийся князь сообщил, что Наполеон согласился не только на перемирие, но и на мир.