Не наша сказка (СИ) - Аредова Дарья Владимировна. Страница 9

Спустя два часа, когда факел заискрил, догорая, а распухшие и слезящиеся глаза уже и так ничего не видели, я отчаялась окончательно. И все равно упрямо пересыпала золу сквозь пальцы – сантиметр за сантиметром. А вдруг?..

— Аретейни. – Варших устало распрямился и откинул со лба выбившиеся из хвоста темные волосы. – Здесь ничего нет. Мы напрасно ищем…

— А вдруг пропустили, – выговорила я, уронив ослабшие от усталости руки. Варших расчихался.

— Будь здоров, – пробормотала я.

— Ступайте. Скоро факел погаснет.

— А ты?

— А мне попадет, что работа не сделана. Я остаюсь.

— И ты меня отсылаешь? – Возмущение придало сил, и я легко поднялась.

— А что? – удивился парень.

— Тьфу, ты, черт… Ты из-за меня не успел дело сделать, а я возьму и уйду, по-твоему? За кого ты меня принимаешь? Давай сюда лопату.

— Но… вы же платье испортите.

— А ему может быть еще хуже, как думаешь? – Я улыбнулась. Давай лопату, кому сказала. И держи мешок.

— Высшие!.. – всплеснула руками Растмилла, когда мы с Ниллияной, стыдливо опустив головы, остановились в дверях. – Где ж вы лазили, госпожа?!

— В очаге, – призналась я, вздохнув и закашлявшись. – Извините…

Растмилла подхватила фонарик и быстро накинула плащ. Похоже, она так и спала, не раздеваясь. И зачем только Ниллияна меня к ней посреди ночи притащила?! Или княжна обязана ходить чистой? А, ну, да, у них же тут раннее средневековье, и христианскими реформами даже не пахнет. Как в буквальном, так и в фигуральном смысле.

— Идемте, – строго велела Растмилла, и я, подобрав юбки, поспешно юркнула в низенькую дверь.

— Я просто не представляю, каким таким образом возможно так одуреть?.. – Ехидный голос выдернул меня из сонного забытья, и я дернулась, плеснув горячей водой во все стороны. Да черт бы меня побрал! Опять я уснула в ванне?!

Дольгар стоял в дверях, скрестив руки на груди и прислонясь плечом к косяку, и с упоением насмешничал, а Растмилла замерла, согнувшись, и с мочалки в ее руках капала на доски мутная от золы вода.

— А тебе чего тут надо?! – взбесилась я, принимая сидячее положение. – Если он надеется меня смутить – облезет, не на ту напал. – Чего тебе по ночам не спится?!..

Зарлицкий господин демонстративно зевнул и расхохотался. Я чуть не зарычала как собака. Мало того, из-за этого буржуя пришлось в очаге полночи ковыряться – так он же теперь еще и смеяться надо мной будет. Класс.

— Пошел вон. – Я, мысленно махнув рукой, плюхнулась обратно в бадью, нырнув с головой и смутно надеясь, что господину надоест торчать в дверях. Вынырнув обратно, убедилась, что господин мне попался на редкость терпеливый. – Слушай, чего тебе здесь надо? Личная гигиена – она на то и личная, что не для посторонних глаз.

Дольгар неспешно прошел вперед и задумчиво уселся на скамейку, не отпуская руки. Мне показалось, что ему холодно. В бане холодно?..

— Я не посторонний, – напомнил зарлицкий господин каким-то совсем не своим голосом. Я настолько удивилась, что заинтересованно высунулась из бадьи, обернувшись. Исчезли прежние издевательские нотки, исчезло высокомерие. Интонация стала почти… человеческой. Что это с ним? Устал?.. – Я твой жених, если ты вдруг забыла. Вон! – неожиданно велел он Растмилле и Ниллияне. Обеих женщин как ветром сдуло.

— Ты у меня разрешения на брак не спрашивал, жених.

— А у вас за морем его спрашивают? – Дольгар, наконец, поглядел на меня, и я удивилась, прочтя в его взгляде искренний, пусть и почти машинальный, интерес.

— Спрашивают.

— У нас не так. – Дольгар покачал головой. – У нас решают родители.

— А у меня нет родителей. Значит, решаю я? – Глупая шутка, но господину, казалось, было не до этого. Он откинулся к стене, закинув ногу на ногу.

— Думаешь, я очень хочу на тебе жениться? – спокойно проговорил он. – Ты хорохоришься, а между тем, бывают в жизни вещи, которые необходимы.

— Кому необходимы? – уточнила я. – Лично мне эта вещь не нужна.

— Она нужна мне, – с прежним медлительным спокойствием оборвал Дольгар, снова превращаясь в самого себя. – А ты потерпишь, не развалишься.

Я вздохнула и решила промолчать. Я ему ничего не докажу, слишком уж отличный образ мышления.

— Замужество за лордом – почет и жизнь, княжна. – Дольгар усмехнулся. – Сытая, спокойная и безопасная жизнь. Считай, что тебе сказочно повезло.

— А ты – всего-навсего лорд. – Я чувствовала, что снова начинаю злиться. – Чего ж сразу не король? Совсем выгодная партия была бы.

— Главное, что не простолюдин, – не обиделся Дольгар – и вдруг посмотрел мне в глаза. – Откуда ты на самом деле, Аретейни? Скажи честно.

Повисла пауза. Что ему ответить? А черт его знает, что ему ответить, в том и проблема. Правду?.. А какую правду – если я ее не помню? Врать тоже больше не хотелось – да и бесполезно. Это Олькмеру достаточно показать чистые руки, Дольгара этим не убедишь. Дольгар умнее. И не был бы он лордом, если бы так легко верил всем на слово.

Я глубоко вздохнула и уселась на край бадьи – в горячей воде становилось плохо.

— Ладно, ты прав. Я не княжна. Там, откуда я родом, таких понятий, как лорды, князья и простолюдины давным-давно нет. Там классовое разделение осталось далеко в прошлом, и все люди равны.

— Чушь, – возмущенно прервал господин, которого ничуть не смущало разговаривать с голой женщиной. – Так не бывает.

— Ты просил сказать честно – я тебе говорю честно, – как можно спокойнее, возразила я. – А чего и где не бывает – это не тебе судить, господин местного масштаба.

— Не делай из меня идиота. – Дольгар порывисто встал со скамейки. – Холоповы сказки! Если каждый забудет свое место – не будет никакого порядка.

— Мы знаем свое место! – Я тоже вскочила, и сама не заметила, как перемахнула край бадьи и шагнула навстречу собеседнику. Меня охватила злость: не ему, этому бесчеловечному буржую, рассуждать о порядках, не ему оскорблять мой мир! С его искаженными, изувеченными понятиями справедливости, согласно которым женщину можно оторвать от семьи и детей просто потому, что не нашлось более подходящей кандидатуры для спасения своих богатств, говорить мне о чьих-то там местах! – У нас с порядками все в порядке, не то, что у вас тут!

— В порядке? Простолюдинов равнять с чистокровными – это, по-вашему, порядок? Так, кто же у вас на полях работает?

— А кто хочет – тот и работает! Человек сам выбирает, где ему работать и как ему жить, и никакие «господа» не указывают ему, что ему делать и как причесываться, ясно тебе, феодал?

— Крестьяне работают только из-под палки, – заявил Дольгар таким тоном, будто озвучивал непреложную истину.

— А вот, и нет, – улыбнулась я. – Люди хорошо работают тогда, когда им нравится их работа. Если человеку не нравится пахать – так его никто и не заставляет. Он может быть строителем, пастухом, слесарем или токарем. А если дать ему субсидии, достойную заработную плату, обеспечить условия труда – так он будет работать с удовольствием долгие годы. Это и есть настоящий порядок, и он нерушим – потому что люди соблюдают его добровольно, по собственному желанию. Вот и вся премудрость.

— Интересно ты рассказываешь, – усмехнулся Дольгар. – И никто за твоими людьми не присматривает?

Он мне не верил. Ни единому слову. Он слишком завяз в своем феодальном мирке, чтобы допустить мысль о равенстве и свободном труде. Но ведь и раньше люди не могли ее допустить – а потом перевоспитались!

— Конечно, присматривают. Существует милиция. Если кто-то поступил плохо, милиция берет его под стражу и предает народному суду.

— А как определить, что он поступил плохо?

— Если он навредил другому человеку – он, однозначно, поступил плохо. Другое дело – какие мотивации. Если этот человек, скажем, домогался его жены, а тот ему нос разбил, то это, конечно, мелочи, сами разобрались и разбежались. А вот, если убить кого-нибудь ни за что, оскорбить, или, там, украсть… тогда будет наказание. Решает суд.