Опасный возраст (СИ) - "Соня Фрейм". Страница 15
- Я люблю заброшенные здания или недостроенные… Ты видишь… скелет дома. Видишь его изнанку. То, из чего он сделан. Ты знакомишься с его неприятной стороной. Допустим, ты сидишь в своей красивой квартире, и не знаешь, что за тоннами штукатурки, обоями и картинами такой же страшный скелет. Но он-то все и держит… Я просто… люблю наблюдать за такими вещами.
Мы поднялись на самый последний пролет. Крыши не было. Судя по конструкции здания, здесь должен был быть еще этаж, но до него не дошли руки. И вот на этой высоте открывался вид на многоэтажки, которые мы уже миновали, на далекий торговый центр. Еще дальше виднелись сумрачные горы. А сегодня еще и небо было очень красивым. По нему стремительно неслись облака, и узор неба менялся через каждые пять минут.
- Вот это… лучшая сторона этого здания. Здесь его незавершенность сливается с небом. И оно становится совершеннее всех нормальных домов.
Она восторженно оглядывалась, а я стоял и смотрел, как преображаются ее черты. Алиса полнилась всеми оттенками позитивных эмоций. Никогда не видел, что у веселья и счастья тоже есть столько граней.
А затем она подбежала ко мне и обняла. Вот так вот с разбегу. Я ошалело обнял ее в ответ, чувствуя душистый запах ее волос. Пахло даже круче, чем в «Прованском саду». Это был ЕЕ запах.
- Спасибо. Ты показал мне сейчас что-то новое. В жизни.
- Да брось. Просто у каждого есть такие свои места.
Мы стояли, сцепившись, минут пять.
- И что ты во мне нашла? – не выдержал я.
Она подняла голову, и ее глаза наполнились бликами солнечного света.
- Просто ты… такой. Хороший. Хотя хочешь казаться хуже, чем ты есть. Я люблю говорить обо всем прямо.
Мы смотрели друг на друга еще некоторое время, а затем я ее поцеловал. Все произошло как-то естественно и легко, словно момент был уже отшлифован сотнями профессиональных сценаристов.
Я ни с кем раньше не целовался. Ее губы были мягкими и влажными. Я хотел их даже укусить до легкой боли, настолько мне понравилось ее целовать. Но лучше всего я запомнил самый первый момент, когда наши губы только соприкоснулись. Нас словно отсекло от мира. Я иногда до сих пор пытаюсь найти ту реальность, в которую мы тогда провалились вдвоем. Она возникла между небом и крышей, и в ней существовало лишь наше ощущение друг друга. Но дверь туда открылась лишь раз. Или же это просто было потрясение первого раза.
Когда мы наконец-то оторвались, то поняли, что просто так друг друга не оставим. Ни за что.
***
Так у меня появилась девушка, и это мне казалось до ужаса странным. Конечно, я часто задумывался о том, каково это иметь отношения, но по большей части меня приводили в ступор все эти примеры, которые витали вокруг меня. Я не чувствовал, что мне это необходимо. Но в таких вещах необходимость определяется личностью другого человека. Алиса превратилась в неотъемлемую часть меня.
Мы с тех пор проводили вместе все свободное время. Я не мог на нее насмотреться: на эти ровные тонкие полосы бровей, веснушки (на левой стороне носа на две больше, чем на правой), глаза, как конфеты, запястья такие тонкие, что я каждый раз боялся их сломать… Это все была она. Я мог разглядывать ее бесконечно, спрашивая себя, как так получилось, что кто-то такой чудесный, как она, вдруг достался мне.
После занятий я шел в торговый центр, и ждал, пока она закончит. Моим любимым делом было устроиться в одном из кафе напротив, и наблюдать, как она работает. Алиса всегда была улыбчива и приветлива, и это был не совсем профессиональная выучка. Она правда старалась быть искренней. Покупатели ее любили, и постоянно приставали с вопросами. Так, пока она крутилось в своем маленьком королевстве парфюмерии, я просто смотрел на нее, положив голову на сложенные руки, и чувствовал странное, незнакомое мне до этого чувство. Это была какая-то особая разновидность покоя, отдающая почему-то сытостью и умиротворением. Кажется, люди зовут это счастьем.
Иногда чувства счастья походило на пламя маленькой свечи, горящей где-то внутри. Это происходило, когда она была рядом.
Мы постоянно о чем-то болтали. Я и представить не мог, что могу так много с ней трепаться, хотя наши взгляды сильно контрастировали. Мы были, как и свет и тень. И каждый раз я стыдился своей тени. Потому что считал, что я очень мало могу предложить ей. Алиса замечала это в редкие минуты молчания, и обнимала меня так крепко, что я слегка задыхался.
Иногда она говорила странные вещи.
- Ты красивый, - задумчиво произносила она, разглядывая меня каким-то далеким затуманившимся взглядом.
В этот момент она была далеко от меня, хотя сидела рядом. Она смотрела меня как сон.
- А этот шрам делает тебя еще красивее.
Я, правда, смущался. Мне никто не говорил такого. Да и я не считал себя красивым. Может в какой-то степени привлекательнымна определенный вкус, но красивым? Это слово было мне чуждо, оно никогда не выражало мою суть. Но Алиса всегда видела что-то свое. Кажется, так были устроены девочки.
Я узнавал о ней все больше и больше. Вся ее жизнь, казалось бы, была на виду. Элитная школа, где она одна из лучших учениц, хотя с математикой не ладила. Свободно говорит по-французски, английски, и еще начала учить сама итальянский. Обожает своих близнецов, называет их «потешными», постоянно показывает фотографии, где два младенца терзают большую собаку или швыряются едой в камеру. Сама подбирает какие-то мелодии на синтезаторе, который остался от старшей сестры. Сестра уехала в Гонконг, потому что вышла замуж закакого-то китайского финансиста. Шлет им открытки с небоскребами.
Отец строит всю семью, от матери до сенбернара, даже находясь постоянно в командировках. Чаще его можно увидеть по телевизору, чем дома. Между ним и матерью большая разница в возрасте. Из-за его популярности им приходилось постоянно переезжать. Алиса успела пожить в детстве в Париже, Франкфурте и Осло. В этом непримечательном городе они остались уже на три года, и она страшно боялась, что придется снова уехать.
- Я привыкла, понимаешь? Нельзя вот так вот брать человека и увозить. Это как выдрать дерево с корнями. Я уже пустила эти корни! – эмоционально объясняла она мне.
Из этого я сделала вывод, что с отцом отношения складываются не слишком гладко. Она никогда не говорила о семейных проблемах. Но я чувствовал, что они есть. И кроются именно в сильной личности главы семейства.
- Ну, я своего отца не видел. Они расстались с мамой до моего рождения.
- И что, он никогда не объявлялся? – ее глаза становились сразу в пол-лица.
- Нет. Где-то он определенно существует, как биологическая единица. Но я никогда не ощущал его отсутствие. Возможно, потому что никогда не знал разницы. Нельзя скучать по тому, чего никогда не было.
Она недоверчиво щурилась. Я понимал, что ей сложно такое представить. Люди не всегда могут понимать такие вещи, и дело тут даже не в отсутствии у них воображения. Это просто норма жизни, у каждого она своя. Я не упрекал ее в отсутствии эмпатии. Я ни в чем не мог ее упрекнуть.
Мы не виделись только по воскресеньям. Это был семейный день, и она принадлежала им. Я же по инерции шел к своим пустырям, дамбам и заброшенным зданиям, но без нее все это имело мало смысла. Я просто торчал там в столбе сигаретного дыма, представляя, что сейчас у них дома, наверное, очень уютно, и они все смеются, шутят, близнецы метают еду, а собака хватает ее в воздухе…
И мне хотелось быть частью этого мира.
Но мой мир оставался таким же, хотя в нем определённо стало светлее. Мама бегала на свидания с загадочным «знакомым», а я про себя ставил ему звездочки. «Марокканской розой» так никто и не помылся. Кот спал целыми днями, делая перерывы только чтобы пожрать. Я тыкал его в бок, пытаясь расшевелить, но в ответ только получал ленивый удар лапой.
Одну контрольную по алгебре я завалил и пришлось переписывать ее вместе с Яном. Тот при виде меня, как всегда ехидно улыбнулся, но мы ограничились лишь сухим приветствием.