На линии огня - Тамоников Александр Александрович. Страница 20

Бардовицкий гарнизон состоял из двух войсковых частей, мотострелкового полка и танкового батальона. Сначала возникла проблема с жильем. Нет, мест в офицерском общежитии, занимавшем подъезд одного из домов офицерского состава, так называемых ДОЗов, хватало. Но размещать в нем заместителя командира части было не положено; выделять комнату в квартире с подселением в гарнизоне, где каждый офицер, от взводного до командира полка, имел собственное жилье, также было неудобно. Посему начальник гарнизона принял решение о выделении разведенному зампотеху двухкомнатной квартиры в городе, среди чехов. В итоге Черников поселился в уютной, чистой, меблированной квартире на Братиславской улице, в 15-и минутах неспешной ходьбы до части. А 8 мая, на торжественном собрании по случаю годовщины победы Советского народа в Великой Отечественной войне, командир корпуса генерал-майор Родин вручил Черникову погоны капитана. Свое очередное офицерское звание Александр получил досрочно, а вместе с ним неожиданно для всех — орден «Красного Знамени». Долго искала награда героя за бой в Куншерском ущелье! И стал капитан Черников единственным в ЦГВ кавалером столь высокой награды. Что, естественно, не могло не отразиться на его службе.

Александру прочили блестящую военную карьеру. А он о ней не думал. Просто служил, и учебно-боевая служба тяготила его. Вроде, все должно было быть наоборот: не война, а учения, не бои, а стрельбы, не постоянный риск при вождении колонн, а безопасные занятия на автодроме. Но как раз это и тяготило Александра. Он никак не мог привыкнуть к новой службе, мирной жизни, и они казались ему нереальными. Больше всего раздражала показуха везде и во всем. Раздражало стремление некоторых офицеров двигаться по карьерной лестнице любыми способами, подсиживая своих же товарищей. Раздражало то, чего не было в Афганистане. Плюс одиночество, которое сопровождало тенью Черникова здесь, в цивилизованной благополучной стране. В гарнизоне только три офицера прошли Афганистан: сам Александр, особист, капитан Агранов, и заместитель командира полкового артиллерийского дивизиона, капитан Андрей Кулагин. Особист имел орден «Красной Звезды». Как рассказывал Андрей — а именно с ним у Черникова сразу же сложились дружеские отношения, — его дважды представляли к ордену, и дважды из Москвы приходили медали. Но, Кулагин, как и Черников, относился к этому спокойно; возможно, данное обстоятельство и сблизило офицеров.

И все же на Черникова давило одиночество. Особенно дома, когда он возвращался в свою служебную квартиру. И все чаще капитан, втайне от сослуживцев, за исключением Кулагина, прикладывался к бутылке, благо этого добра в местных магазинах и многочисленных кафе хватало с избытком. В широком ассортименте от дешевой бормоты «Рубежухи», сладковатой чешской водки «Режна» и «Корд», до хорошего венгерского вина «Кардинал» и, естественно, советской «Столичной», которую чехи называли «слезинкой» и пили только по праздникам из-за высокой цены. Иногда предпочитал проводить вечера в «гостинцах» или других питейных заведениях за кружкой пива и ста граммами рома, закусывая эту противную смесь сваренными на пару сосисками, обильно сдобренными местной горчицей с тмином.

Черников в отличие от многих, не занимался завозом из Союза дефицитных для Чехословакии вещей, бытовой техники, поэтому и ковры, и хрусталь, которые стоили здесь дешево, покупал на свою зарплату. За шмотками он тоже не гонялся: купил джинсовый костюм, пару приличных батников, туфли, искусственную шубу, несколько фирменных маек. Этого было достаточно, чтобы не носить военную форму в редкие выходные дни — а большего ему и не требовалось. Ковры и хрусталь купил родителям. В общем, жил, как жил бы и в Союзе, большую часть времени отдавая службе, которая не приносила удовольствия.

Наверное, так и пролетели бы три года, без особых впечатлений и уж тем более приключений или значимых событий, но жизнь Александра вдруг изменилась — капитан влюбился. И произошло это внезапно. Отдежурив в воскресенье, Черников направился домой. Весь день светило солнце, было тепло, а вот под вечер пошел мелкий, нудный дождь. Сразу похолодало. Пришлось заходить в техническую часть, брать плащ-накидку, чтобы не промокнуть по пути в кафе. Оно оказалось закрытым, и он пошел в заведение «Под каштаном». Черников знал об этом кафе, оно стояло на окраине города, за квартал от его дома, но никогда ранее там не был. Кафе оказалось уютным, тихим, в нем находилась только семейная пара да компания молодых людей, которая вела себя спокойно. Чехи вообще народ спокойный, не злобный, вежливый. Много не пьют; выпив, не буянят. Веселятся в меру, не доставляя неудобств другим. Александр выбрал столик в углу полутемного зала. Повесив на вешалку плащ-накидку, присел на ручной работы деревянный стул, такой же удобный и уютный, как и все вокруг. Пододвинул к себе пепельницу, прикурил сигарету. Здесь он имел возможность курить «Яву» — в магазинах военторга и гарнизонном кафе продавались любые советские сигареты. Покуривая, Черников посмотрел на стойку бара. За ней увидел женщину лет пятидесяти. Александр знал, что в Чехословакии подобные кафе являются частными и, как правило, в этом бизнесе участвует вся семья. За год службы, общаясь с местными, Александр научился не только понимать этот несложный язык, но и неплохо говорить по-чешски. Женщина за стойкой, отметив приход советского офицера, повернулась к подсобке и позвала:

— Злата, у нас клиент!

— Иду, мама! — проговорил в ответ девичий голос.

Когда из-за стойки бара вышла девушка, что-то кольнуло в груди офицера, и необъяснимое волнение накрыло его теплой волной. Нет, Злата не выглядела яркой красавицей, но было в ней что-то заставившее дрогнуть сердце Черникова. Она была обычной девушкой, невысокого роста, стройной, миловидной, золотые волосы уложены в аккуратный пучок. На лице минимум косметики, одета в скромное платье с миниатюрным голубым передничком. Далеко не модель, но будто неземное создание. Она подошла к столику, спросила на ломаном русском языке:

— Что пожелаете, пан офицер?

И этот голос, а еще большее холодный взгляд, заставил Александра растеряться.

— Что?

Взгляд девушки стал колючим.

— Я спросила, что вы хотите заказать? Или вам не понятен тот язык, на котором я обратилась к вам? Извините, но изучить его лучше у меня нет ни малейшего намерения. И еще меньше желания.

— И чем я заслужил столь холодное отношение? По-моему, мы видимся в первый раз и ничего плохого я вам не сделал.

— У меня нет времени не пустые разговоры. Или вы делаете заказ, или я ухожу.

— Водки. Две по сто.

Девушка усмехнулась:

— Ну, конечно. Не надо было спрашивать. Что, кроме водки, может заказать русский?

Она повернулась и направилась к стойке. Александр продолжал находиться в замешательстве. Черт побери, никто и нигде раньше подобным образом не обращался с ним. Почему эта милая девушка так враждебно настроена к нему?

Злата быстро вернулась, поставила на стол две рюмки по сто граммов и, гордо вскинув голову, прошла к столику, за которым сидела семейная пара. С ней она была искренне вежлива, радушна. Ей она улыбалась.

Выпив водку, Александр уставился на молодую официантку. Злате это, видимо, не понравилось, и она ушла в подсобное помещение. Она выходила в зал: рассчитать пару, принести пива молодежи, и при этом даже не взглянула на Черникова. А как подозвать ее, чтобы рассчитаться, он не знал. Поэтому Александр сам подошел к стойке. Злата, увидев, что он подходит, демонстративно ушла в подсобку.

Черников положил перед женщиной двадцать крон, протянул женщине, та отсчитала сдачу. Александр спросил:

— Извините, но здесь всегда такое отношение к русским?

Женщина взглянула на капитана. И в ее глазах читалась неприязнь. Спросила в ответ:

— У вас есть претензии по обслуживанию?

Она владела русским лучше Златы.

— По обслуживанию — нет, но вот отношение…

— Моя дочь чем-то оскорбила вас, пан капитан?