Дневник. Том 2 - де Гонкур Жюль. Страница 61

матических трав и из сульфата хины, временно прекращая их,

когда он начинает глохнуть.

Наконец он вылечен, но остался без гроша. Тут он подце-

205

пил какую-то горбунью, наделенную редким талантом — уме

нием создавать образцы искусственных роз.

И вот оба они в мансарде, в пассаже Дезир, заняты изго

товлением цветов: он вырезает лепестки и придает им форму,

она — подбирает их один к другому. Эти цветы, которые он по

субботам относил к Батону или к какому-либо другому тор

говцу, вернее, эти модели цветов, воспроизводившиеся затем

девушками в магазине, ценились от пятидесяти до шестидесяти

франков за штуку, так что он возвращался с семьюстами или

восемьюстами франками и коробкой, наполненной бутылками

самых дорогих вин, купленных у Шеве.

И так вот этот человек и его горбунья, живя да поживая

и своей двухсотфранковой квартире, не тратясь ни на что,

кроме ублаготворения брюха, и существуя лишь ради этого,

проводили день за днем, объедаясь самыми изысканными и

дорогими кушаньями. Муж даже соорудил особую сумку с от

делением для мороженого, специальным футляром для хране

ния клубники и устройством для разогревания кофе, — так что

по воскресным дням эти двое завтракали в Пустыне, в лесу

Фонтенебло, словно в «Английской кофейне».

Прошли годы жизни, заполненной обжорством и работой по

изготовлению маленьких рукодельных чудес, — жизни одино

кой, в полном отчуждении от людей, — как вдруг у нашего мо

лодца обнаружился гнойник в животе.

Он сейчас же велит отвезти себя в свою прежнюю боль

ницу и просит, чтобы с ним сделали что-нибудь необычайное,

заявляет, что ему это уже не впервой. Ему сказали, что были

один или два случая излечения людей, которым вскрывали жи

вот и удаляли гнойник; он без колебаний дает вскрыть себе

живот и через несколько дней умирает от перитонита.

Воскресенье, 22 августа.

Сегодня я отправлюсь на поиски человеческих документов *

в окрестностях Военной школы. Никто никогда не узнает, как

дорого стоили нам, — при нашей врожденной робости, при том,

что находиться среди плебса для нас всегда было чистой му

кой, при нашем отвращении к сброду, — эти низменные и урод

ливые документы, из которых мы строим наши книги. Деятель

ность добросовестного полицейского агента из «народного» ро

мана — это самое что ни на есть омерзительное занятие для

человека, являющегося аристократом по всему складу своего

существа.

206

Но исходящий от этого особого мира соблазн новизны, имею

щий нечто общее с привлекательностью неисследованных

стран для путешественника, а затем — и довольно скоро —

напряженность чувств, обилие наблюдений, подмеченных черто

чек, усилия памяти, игра ощущений, интенсивная безостано

вочная работа ума, выслеживающего истину, — все это опья

няет наблюдателя, лишает его хладнокровия и, приводя в

какое-то лихорадочное состояние, заставляет забывать о жесто

кой неприглядности и отвратительности самого предмета на

блюдения.

Пятница, 27 августа.

Издатели ссорятся из-за наших романов! И Лемерр и Шар-

пантье одновременно выпускают их в двух разных изданиях.

Мне до сего времени так не везло, что я чуть ли не испытываю

страх от этой неслыханной в моей жизни удачи; мне как будто

неясно послышался первый удар колокола на моих похоронах.

Четверг, 9 сентября.

Иногда я говорю себе: надо относиться к жизни с презре

нием, какого она заслуживает со стороны человека, поднимаю

щегося над средним уровнем. В связи с угрожающим мне разо

рением не следует думать ни о чем, кроме того, что оно предо

ставит мне возможность наблюдений над адвокатами, над су

дебными исполнителями; любые несчастья, если они не лишают

меня последнего куска хлеба, я должен рассматривать лишь

как подспорье для литературной работы.

Я внушаю это себе; но вопреки самоубеждению в необходи

мости такого сверхчеловеческого безразличия, мною овладевает

мещанский страх перед жизнью стесненной и лишенной вся

ких радостей.

Понедельник, 13 сентября.

Сегодня вечером, изгнанный запахом свежей краски из

нижних комнат моего дома, я перед пустой кроватью моего

брата рассматривал проспект его офортов *, только что полу

ченный мною от Клэ. Поразительна превратность жизненных

обстоятельств! При жизни бедного мальчика мастера иглы не

скупились на обескураживающие похвалы, на иронические

улыбки и даже на откровенно презрительные суждения о его

офортах, и, конечно, ему и в голову не приходило, что совсем

207

скоро после его смерти из них будет составлена одна из пре

краснейших книг, изданных в память скончавшихся офорти

стов.

Вторник, 14 сентября.

Отъезд из Парижа в Бар-на-Сене.

Уезжаю туда с чувством радости от того, что вырвался из

своего одиночества, которое в этом месяце удручало меня так,

как никогда прежде.

Бар-на-Сене, среда, 29 сентября.

В мастеровых, имеющих дело со сложными механизмами,

есть что-то странное, гофманическое.

Я уже высказывал когда-то это замечание по поводу на

стройщиков роялей. А сегодня ко мне является бильярдный ма

стер — старичок с чемоданчиком в руках, в застегнутом на все

пуговицы поношенном сюртуке, который висит как па палке на

его высохшем дрожащем теле; у него сморщенное от старости

личико, вроде тех, что вырезают на ручках зонтиков, и большие

серые потухшие глаза. Внезапно мой старик сбрасывает с себя

сюртук, надевает белую блузу, берет в свои жилистые руки же

лезный брус, напрягает мускулы и ломает, как спички, попе

речины упаковочного ящика. Он представляется мне каким-то

Голиафом, этот человек с бугристым носом неаполитанского мо

наха, с устрашающими, дьяволическими глазами jettatore 1.

Пятница, 15 октября.

Я снова в Париже, и охвачен невероятной ленью — неохота

сдвинуться с места, выйти куда-нибудь. Меня нисколько не ин

тересуют те три или четыре книги с моим именем на заглавном

листе, которые в настоящее время печатаются или перепеча¬

тываются наново. Курить, рассеянно глядя на окружающее, —

в этом, пожалуй, сейчас вся цель моего существования.

Среда, 27 октября.

Вот буквально слова, сказанные Радовицем, famulus'oм 2

Бисмарка, герцогу Гонто-Бирону, когда прошлым летом по

следний спросил его о намерениях его хозяина: «Исходя из со-

1 Колдуна ( итал., неаполит. диалект. ) .

2 Прислужником ( лат. ) .

208

ображений человеколюбивых, христианских и политических,

мы обязаны воевать с Францией». И вслед за этим заявле

нием — пространные рассуждения в его поддержку. <...>

Четверг, 4 ноября.

На днях все переделки в моем рабочем кабинете доведены

до конца; теперь книги расставлены по полкам, гравюры вло

жены в папки, персидские ковры снова развешаны по стенам,

бронза, блюда, вазы тоже прикреплены к стенам или помещены

на карнизах шкафов.

Они восхитительны — эти предметы, сверкающие, искря

щиеся, переливающиеся всеми цветами радуги, — такие весе

лые на красном фоне стен, под потолком из черного бархата,

на котором вышиты драконы, дерущиеся на поле, покрытом

розовыми пионами. Букет из маков на раме трюмо, над зерка

лом, блестит свежей позолотой, словно ювелирное изделие...

Редко что-либо доставляло мне наслаждение, подобное тому,

что я испытываю постоянно, живя среди этой пышной гармо