Зарницы в фиордах - Матвеев Николай Сергеевич. Страница 21

Пришлось ТКА-12 идти одному в заранее обусловленный район на встречу с тремя катерами.

Выйдя в намеченный квадрат, Паламарчук увидел мерцающие своеобразным белым светом буруны — это шли наши катера. Построившись в кильватер, четыре катера направились к вражескому берегу на перехват конвоя. Шли на приглушенных моторах — надо подойти не обнаруженными как можно ближе к берегу — ведь караван наверняка идет, прижимаясь к скалам, — там наиболее безопасно. Берег был уже совсем близко, когда моряки с ТКА-12 увидели, что идущий впереди них катер начинает замедлять ход, а потом останавливается.

— Что случилось? — спросил старший лейтенант Паламарчук, подойдя, насколько позволяла волна, к катеру.

— Не поступает бензин, — ответил командир ТКА-201. Холодный. — По-видимому, засорились фильтры, как это часто бывало во время сильной тряски и качки.

— Немедленно прочистить фильтры, перейти на бензин из аварийной цистерны, — вполголоса приказал Паламарчук. Запасная аварийная цистерна с высококачественным горючим — закон для моряков. Она есть на каждом катере, но на прочистку фильтров уйдет несколько драгоценных минут.

Вскоре на катере Холодного снова заработали все три двигателя.

— Становись в кильватер, — предложил Холодному Паламарчук и вывел свой катер вперед, несколько увеличив его скорость. Вдруг Паламарчук насторожился: но каким-то одному ему известным признакам он почувствовал еще чье-то постороннее присутствие.

И он не ошибся: появляющиеся на мгновение световые блики, короткие вспышки электрических огней выдали врага.

До боли в глазах всматриваясь в густой туман, командир увидел совсем близко силуэт одного корабля, другого. Ясно: идет конвой.

«Подойдем еще ближе, — подумал Паламарчук. — Триста, двести пятьдесят метров, двести, сто пятьдесят…»

Катер уверенно шел на сближение.

Теперь ничто не могло остановить командира. Он не думал о том, что их обнаружит противник, вернее, Паламарчук прекрасно знал, что в любую секунду на катер может обрушиться смертельный огонь, но Георгий не думал об этом — сейчас главное было подойти как можно ближе, чтобы наверняка поразить намеченную цель.

Пора!

— Аппараты, товсь! — скомандовал старший лейтенант.

Паламарчук мгновенно сделал необходимые расчеты по торпедному прицелу.

— Залп, двумя! — последовал приказ.

Георгий повернул рукоятку курка торпедной стрельбы на «залп» двумя торпедами. Одно короткое движение, а сколько в него вложено! Ненависть к врагу, любовь к Родине, неудержимое стремление к победе!

Метко направленные торпеды поразили вражеский миноносец с предельно короткой дистанции. Два взрыва, заглушившие рев моря, словно громовой раскат, слились в единый мощный звук. Катер, освободившись от двух полуторатонных торпед, шел на максимальной скорости в сторону моря.

Не ожидавшие атаки с моря гитлеровцы решили, что на них сбросили бомбы советские самолеты. Огромные световые шары — осветительные снаряды, как ярчайшие люстры повисли в воздухе. Прожекторы хлестали лучами темное небо. Трассирующие пули прочерчивали разноцветными линиями темноту, с мыса Немецкого ударила фашистская батарея. Свист пуль, рев сирен, грохот взрывов, крики мечущихся в панике людей на вражеских кораблях — все смешалось воедино. Кажется, полнеба заняло медленно расползающееся зарево, как будто кто-то огромной кистью перекрашивал черное небо в огненное. На фоне зарева четко вырисовывались в бушующем море силуэты пляшущих в непонятном танце кораблей. Грандиозное и впечатляющее зрелище, если смотреть со стороны, если самому быть не действующим лицом, а наблюдателем. Только потом, даже не через день и не через неделю, а когда война уже отойдет в прошлое, тогда, вспоминая о боях, да и то не среди товарищей-моряков, отмечается эта зловещая неповторимая красота…

Паламарчуку тоже было не до экзотики. Он знал, что за ним идет катер Холодного и ему надо дать возможность выпустить свои торпеды по врагу.

Поставив дымовую завесу, прикрывшую идущий за ним катер, ТКА-12 проскочил между тонущим миноносцем и транспортом.

Торпеды с катера лейтенанта Холодного тоже настигли свою цель — вражеский транспорт, сильно накренившись, стал погружаться… Тогда немцы поняли, откуда надвинулась на них гроза, и обрушили смертельный ливень на наших моряков. Сторожевые корабли и катера противника кинулись на североморцев. Пять из них, сменив курс, пошли параллельно катеру ТКА-12 и кинжальным огнем почти в упор стали расстреливать его. Подымая водяные столбы, снаряды ложились рядом с катером. Но катер упрямо рвался вперед. Вдруг сильный удар подбросил корабль, как будто кто-то сжал его в огромных тисках. Раздался сильный треск и снова глухой удар. Разрыв снаряда разворотил боевую рубку и, начисто вырвав левую дверку (вместо нее зияла огромная дыра), осыпал весь катер осколками.

Но командир ТКА-12 по-прежнему стоял за штурвалом. Из люка в боевую рубку выглянул старший матрос Захаренко. Волны захлестывали палубу, ледяная вода заливала через пробоину в рубке носовые отсеки, трюм рубки.

«Жив ли командир?» — мелькнула мысль. Захаренко быстро огляделся, придерживая крышку люка. Снова глухой удар потряс катер, осколки впились в руки матроса, кровь горячей струей побежала в рукава. Захаренко прислушался: привычный шум моторов изменился. Видимо, что-то случилось. Действительно, один из моторов неожиданно заглох, — скорость катера сразу упала.

В машинном отделении пронзительно задребезжал звонок. Полумрак прорезали вспышки красного света — сигнал аварийной тревоги. Резкий запах гари наполнил помещение. То тут, то там вспыхивали искорки, быстро превращающиеся во все увеличивающиеся языки пламени. Опытному механику Захаренко стало ясно: в двигателе разбито магнето, поврежден блок, пробиты в нескольких местах выхлопные трубы.

— Резиновую шину! — крикнул Захаренко, не чувствуя боли в раненых и обожженных руках. Не обращая внимания на горячее масло, которое брызгало ему на грудь и руки, Захаренко почти в полной темноте на ощупь наложил резиновую шину на выхлопную трубу. Ударами кошмы сбил бегающие язычки пламени. Из пробоины в борту в трюм лилась вода. Не долго думая, Захаренко скинул ватник и засунул его в пробоину: течь уменьшилась. В машинном отделении стало легче дышать — выхлопных газов стало меньше. Резкие звуки телеграфа: «Полный вперед».

Катер прибавил скорость.

— Помощь командиру! — крикнул сверху боцман Колобов.

Схватив аптечку, Захаренко кинулся наверх. Освещенный тусклым светом единственной уцелевшей приборной лампочки Паламарчук, держась неестественно прямо, все еще стоял за штурвалом.

— Не мешай! Больно! Мы выходим из атаки! Обеспечьте полный ход, выжмите все, до шплинта! — скомандовал командир.

Сильная волна снова почти вертикально поставила катер, но матрос удержался и не выпустил аптечку из рук. Не обращая внимания на протесты командира, Захаренко разрезал ножом сапог и брюки Паламарчука, туго наложил жгут и повязку… Только когда катер вышел из атаки и кончился обстрел, командир, обессилев, повис на штурвале. Боцман сменил его.

Пока шли к базе, дважды загорался левый мотор, и, хотя пожар был быстро ликвидирован, ТКА-12 продолжал идти только на двух моторах. Оба компаса после полученных повреждений давали разные показания направления, и теперь ориентироваться по ним было сложно. По рации передали, чтобы с нашего берегового наблюдательного пункта для ориентации дали вертикальный луч прожектора. На мысу Вайтолахти взметнулся в небо яркий луч. Из-за снежных зарядов всего одну вспышку увидели моряки, но и этого было достаточно, чтобы определить свое местонахождение. Катер шел правильным курсом и находился севернее полуострова Рыбачий.

— Ну, кажется, все успокоилось. Проверить отсеки, трюмы, состояние материальной части катера и доложить, — скомандовал боцман.

Результаты были неутешительными: левый двигатель вышел из строя, в машинном отделении семь пробоин, кормовой отсек наполовину затоплен, горючего всего лишь на несколько часов хода.