Не все трупы неподвижны - Ушаков Борис. Страница 16

За окном сумрачно, что совсем неудивительно: одиннадцать часов вечера. В комнате тоже сумрак. Мне лень встать и зажечь свет. Да и зачем? Внезапно слышу тихий стук в дверь. Кого это принесло? Дверь не заперта. По привычке кричу по-немецки:

– Войдите!

Входит Кассандра. На ней продуманный секси-наряд: джинсовая мини-юбочка и кокетливая рубашечка, расстёгнутая почти до пупка, чтобы озабоченные личности замечали отсутствие бюстгальтера. В руках бутылка вина. Мою голову кружит аромат дорогого парфюма.

– Пардон, можно к вам?

– Наверное, уже поздно, Кассандра?

Личико девчушки складывается в горькую гримаску.

– Не прогоняйте меня, мсье Вадим. Мне страшно!

Тяга к спиртному для меня не характерна. И я давно уже не цветущий молодой человек, но всегда, когда на меня умоляюще смотрят огромными голубыми глазами, я теряю благоразумие. Ну вот как сейчас. Поднимаю себя с места, подхожу к порогу, включаю свет, закрываю за Кассандрой дверь.

– Что случилось?

– Не знаю. Просто вечер какой-то тоскливый и на душе нехорошо.

– Ну, проходи, садись.

Кассандра подходит к столу, ставит на него бутылку и неожиданно улыбается мне прежней лучезарной улыбкой.

– Знаете, а у меня сегодня день рождения!

– Вот как? Поздравляю.

– Выпьете со мной?

Я мнусь.

– За моё здоровье?

Эх, была не была! Решаюсь:

– Наливай.

Кассандра наполняет вином кофейные чашки. Хрустальные бокалы для постояльцев отеля у экономного мсье Франсуа не предусмотрены.

Садимся рядышком на диване. Я поднимаю свою чашку.

– Сколько лет тебе исполнилось, дитя?

– Восемнадцать!

– Прекрасный возраст. За твоё совершеннолетие, Кассандра!

Отпиваем вино. Это красное вино – терпкое и ароматное. Кассандра делает пару больших глотков. Её сказочное личико розовеет. Впрочем, алкогольный румянец придаёт ему ещё больше очарования.

– Завтра в «Галльский петух» приедут новые постояльцы, – произносит Кассандра, – и вам больше не будет одиноко.

– А кто они?

– Какой-то болгарин и пара из Брюсселя.

– Значит, свободной останется только одна комната?

– Да, но не надолго. В четверг её займёт испанская чета. На эту неделю все наши номера забронированы.

– Наверное, для вашего бизнеса это хорошо?

Кассандра пожимает хрупкими плечами:

– Не знаю. Наверное.

– Ты меня удивляешь.

Девушка вопросительно смотрит на меня своими небесно-голубыми глазами.

– Чем же?

– Очень многим.

– Всё же чем?

– Например, враньём. Почему ты мне лжёшь, что не видела того покойника, который лежал в сарайчике?

Кассандра прячет взгляд.

– Вы же сами знаете, что в сарайчике никого не было.

– Неправда. Утром там лежало мёртвое тело. Я в этом уверен. Я не понимаю только, почему ты мне лжёшь.

Конечно, я веду себя грубо, но как иначе узнать правду? Нелегко оставаться вежливым и адекватным, когда тебя обволакивает липкая паутина обмана. Требовательно гляжу на растерянную девушку-эльфа. Кассандра вдруг решается:

– Ну, хорошо, мсье Вадим. Да, я видела человека, который приехал в субботу. Вернее, слышала.

– Так это ты спускалась поздно вечером по лестнице?

– Я.

– И что ты видела?

– Я относила в столовую посуду тётки Шарлотты, оставшуюся после ужина, и случайно услышала, как в офисе Франсуа с кем-то разговаривает.

– С мужчиной?

– С мужчиной.

– На каком языке шёл разговор?

– На французском.

– О чём они говорили?

– Я не слушала. Прошла в столовую.

– Что было дальше?

– Ничего. Я помыла посуду в кухне и вернулась к себе наверх.

– Что же случилось с ночным гостем?

– Не знаю. Когда я возвращалась, в офисе было тихо.

– Почему ты сразу не призналась, что видела, как кто-то приезжал?

– Я просто забыла об этом.

На меня смотрят искренние глаза на ангельском личике. Я почти верю Кассандре. Но себе я верю больше. Открываю рот, чтобы сообщить девушке об этом, но резкий свист и грохот за окном отвлекают меня. Тьма снаружи окрашивается разноцветными сполохами.

– Что это?

– Анибаль запускает для меня фейерверк. У него в комнате настоящий склад пиротехники. Это его вторая большая страсть после рыбалки. У меня же сегодня день рождения, вот он и старается.

Кассандра подходит к окну, раздвигает розовые гардины, поднимает жалюзи. Салют в её честь гремит не переставая. Говорить трудно, и мы молчим, глядя на улицу. Там красиво. На чёрном бархате неба ежеминутно распускаются яркие невесомые цветы: красные, белые, зелёные. Наконец избывший всю свою силу фейерверк окончательно затухает. Очевидно, Анибаль закончил сеанс практического бомбометания и отправился спать.

За окном теперь царят покой и мрак. Неслышное время тянется, как густой клей. Кассандра задёргивает гардины, разливает вино по чашкам, подаёт мне, садится рядом. Чокаемся. Не торопясь, проходимся по второй порции.

– Тётка Шарлотта сказала, что вы писатель, мсье Вадим, – прерывает молчание Кассандра. – Это правда?

– Правда.

Кассандра оживляется.

– Супер! Значит, вы известный писатель?

– Какое там! До известности мне, как до луны на оленях. Я не человек из серии «Жизнь замечательных людей». Есть такая в России.

– А что вы пишете?

– Нечто прозаическое. В основном сочиняю кошмарный ужас.

– Наверное, про преступления?

– Вроде того. Кровавые истории про маньяков, серийных убийц, психопатов.

Кассандра недоверчиво глядит на меня своими неправдоподобно голубыми глазами.

– Глядя на вас, никогда бы не подумала, что вы зарабатываете себе на жизнь таким мрачным ремеслом, мсье Вадим.

Вздыхаю:

– Жизнь гораздо сложнее схем.

Я не люблю говорить о своей работе, поэтому меняю тему:

– Скажи, Кассандра, тебе нравится Лурд?

Девушка пожимает плечами.

– Ещё не знаю. Я ведь в Лурде живу всего месяц. Так сказать, вернулась в лоно семьи.

Кассандра лучезарно мне улыбается, а я поражён. Всего месяц? Супер! Я жду продолжения разговора, но Кассандра, пробормотав себе под нос: «Ну почему я не могу быть сама собой?» – решительно встаёт, включает тусклый светильник над диваном, потом подходит к двери и гасит верхний свет.

– Вы не против, мсье Вадим, если я закурю?

Киваю. С интересом жду, что будет дальше. Кассандра достаёт пачку сигарет и зажигалку из кармашка своей мини-юбочки, закуривает. Наш интимный полумрак быстро заполняется душистым дымом. Кассандра взволнованно ходит по комнате, время от времени стряхивая пепел сигареты в блюдце на столе. Я молча слежу за её гибкой фигуркой.

– Ты сказала, что вернулась в лоно семьи, – наконец нарушаю я тишину.

– Это правда. Я сбежала из дома пять лет назад.

– Почему?

– Честно?

– Только без кошмарных подробностей, пожалуйста.

Кассандра горько улыбается:

– Из-за великой любви.

– В тринадцать лет?!

– Здесь девочки рано созревают.

– И кто этот счастливчик?

– Али было девятнадцать. Самый красивый мальчик в Сете.

– А твои родители?

– Они ничего не знали про нас.

– А его родители?

– Они тоже ничего не знали. Родители Али приехали во Францию из Алжира. Они хотели, чтобы Али женился на девушке-мусульманке. Нашли ему невесту, а он любил меня. И мы сбежали.

– О чём ты говоришь, Кассандра?! Какая любовь? Тебе было тринадцать лет! Извини, но я не могу поверить в твою сказку.

– Не верьте.

Закусив губу, девушка отворачивается к окну.

– О’кей, вы сбежали. И что? Чем кончилась ваша великая любовь? Почему ты вернулась?

Кассандра принимается обогащать меня новым знанием:

– Али предложил уехать в Германию. Говорил, что у него в Мюнхене есть друзья. Мы добрались до Мюнхена, но там Али меня бросил. Просто отошёл на минутку и пропал. Возвращаться домой я не хотела, поэтому почти пять лет скиталась по детским домам и приёмным семьям. В Германии, Швейцарии и Франции. Я скрывала своё настоящее имя. Придумывала себе каждый раз новое. Иногда говорила, что память потеряла и не помню, кто я такая, как меня зовут. Впрочем, это правда. Три года назад меня сбила машина, и я с тех пор страдаю частичной амнезией. Вот так. Поживу немного у добрых людей, отдохну, отъемся, подлечусь, а потом опять сбегаю на волю. Устану бродяжничать, иду в полицию. Они отправляют меня в ближайший детский дом, а оттуда забирают бездетные супруги. В феврале я оказалась в родном Сете. В католическом приюте. К тому времени мне надоела такая жизнь, и я во всём призналась заведующему приютом отцу Гранмеру. Отец Гранмер узнал, что мои родители переехали в Лурд, связался с ними, и сам привёз меня сюда четыре недели назад.