Простые смертные - Митчелл Дэвид Стивен. Страница 25

– Дай мне клубничку.

– Не слышу волшебного слова, – сказала Стелла.

Винни улыбнулся.

– Дай мне клубничку, пожалуйста.

Стела наколола на вилку клубничку из вазочки с мороженым и сунула Винни прямо в нос, но он успел перехватить ее запястье своей рукой – своей прекрасной рукой – и направил клубничину себе в рот, и они так посмотрели друг на друга, что ревность прожгла меня насквозь, словно я выпила полный стакан «Доместоса». Чей же это ненормальный, пренебрегающий своими обязанностями ангел-хранитель привел их в «Смоки Джо» именно сейчас, чтобы мы встретились? Ага, вот и мотоциклетные шлемы! Значит, Винни привез Стеллу на своем драгоценном неприкосновенном «Нортоне». Она подцепила своим пальчиком его палец и потянула на себя, так что он всем телом навалился на стол, а потом ее поцеловал. Во время поцелуя глаза у него были закрыты, а у нее нет. А потом Винни одними губами произнес три заветных слова – мне он этих слов никогда не говорил – и снова повторил их уже с открытыми глазами, и Стелла восприняла это с видом пай-девочки, разворачивающей дорогой подарок, который, безусловно, и должна была получить.

Я могла бы, наверное, взорваться, начать бить тарелки, обзывая их всякими словами и заливаясь слезами, а потом меня увезли бы в Грейвзенд на полицейской машине. Но ничего этого я не сделала. Я сразу ринулась назад, к выходу, и стала тянуть тяжелую дверь на себя вместо того, чтобы ее толкнуть; перед глазами у меня все плыло, и теперь уже та старая корова, отложив свою газету, наблюдала за мной с явным любопытством. Еще бы, это наверняка куда интересней, чем ее «News of the World»! Ее оловянные глаза-пуговицы старались не упустить ни одной детали…

Вырвавшись наконец на воздух, я почувствовала, что буквально тону в слезах и соплях, и тут, как назло, какой-то «Моррис-макси» остановился совсем рядом, и сидевший за рулем старый засранец стал мной любоваться. Я злобно заорала: «Какого хрена ты на меня уставился, старый урод?», – и, господи, как же мне было больно, больно, больно! Я, не разбирая пути, ринулась куда-то в поле, в густую пшеницу, где меня ниоткуда не было видно, и уж там дала себе волю. Я плакала, плакала, плакала и никак не могла остановиться. Вот, наконец подумала я, теперь у меня слез совсем не осталось, но тут же передо мной вновь возникла картинка: Винни, одними губами шепчущий: «Я тебя люблю», и Стелла Йирвуд, отражающаяся в его прекрасных карих глазах, – и все началось сначала. Примерно так бывает, когда отравишься этим противным яйцом по-шотландски [24] – каждый раз, когда кажется, что выблевал все, тошнота подступает снова и снова. Когда я все же достаточно успокоилась, чтобы сунуть в рот сигарету и закурить, то оказалось, что пачку драгоценных «Ротманз» я уронила там, возле автомата в «Смоки Джо». Ну, черт побери! Я скорее бутерброд с кошачьим дерьмом съем, чем еще хоть раз войду в это кафе! Затем я услышала – разумеется, я сразу его узнала! – рев этого распроклятого мотоцикла «Нортон» и осторожно прокралась к воротам кафе. Ну да, точно: они преспокойно сидели рядышком на заднем сиденье мотоцикла и курили – и я, черт возьми, спорить готова, что курили они мои сигареты, те самые, за которые я только что заплатила фунт сорок пенсов! Наверняка это Стелла высмотрела пачку, валявшуюся на полу возле автомата, с нее еще даже целлофан не был содран, и взяла себе. Сперва она украла моего бойфренда, а теперь еще и мои сигареты! Затем она уселась как полагается, крепко обняла Винни за талию, прижалась щекой к его кожаной куртке, и они поехали прочь, по дороге, ведущей к мосту Кингзферри, куда-то в полосатую голубую даль. А я, мрачная и зареванная, осталась у ворот кафе, прячась, точно бродяга, за деревом, на ветвях которого сидели вороны и кричали: Дур-ра, какая дур-ра!..

Ветер колыхал и гладил пшеничные колосья.

И колосья что-то ему шептали.

Нет, никогда мне не отделаться от мыслей о Винни! Никогда! Это я прекрасно понимала.

Через два часа блужданий вокруг да около я наконец добралась до богом забытой деревушки Истчёрч, у въезда в которую висел дорожный указатель «Рочестер 23». Двадцать три мили? Ничего себе! Что ж удивляться, что у меня все ноги в мозолях величиной со скалу Эйр-рок. Странное дело, но свой путь после автозаправки «Тексако» в Рочестере и до моста Кингзферри, ведущего на остров Шеппи, я помнила очень плохо, словно в тумане. Причем туман этот был довольно-таки густой. Так иной раз бывает: слушаешь какую-нибудь песню и нечаянно нажмешь на «запись»; а потом там остается такой странный безмолвный провал. Вот и сейчас с моей памятью было примерно то же самое. Может, меня погрузили в какой-то транс? Во всяком случае, эта жалкая деревушка Истчёрч явно была погружена в транс. Там имелся всего один крошечный «Спар», но и он был закрыт по случаю воскресенья; газетный киоск с ним рядом тоже был закрыт, но я заметила, что его хозяин возится внутри, и стучалась до тех пор, пока он не открыл дверь и не продал мне пачку печенья, банку арахисового масла, сигареты «Ротманз» и коробок спичек. Он, правда, спросил, есть ли мне шестнадцать, и я, нагло глядя ему в глаза, заявила, что мне еще в марте семнадцать исполнилось, и моя наглость вполне сработала. Выйдя на улицу, я тут же закурила и даже не обратила особого внимания на какого-то пижона, проехавшего мимо на мопеде со своей пижонкой, но смотревшего только на меня, причем во все глаза. Но мне сейчас было не до него: я с ужасом думала о том, как катастрофически быстро тают мои фунты и пенсы. Ничего, завтра подзаработаю еще деньжонок, если только этот мистер Харти меня не прокатит. С другой стороны, я так и не решила, как долго будут продолжаться мои трудовые каникулы. Если Винни и Стеллы не было дома, когда туда заявились мои предки, значит, они так и не узнают, что меня у Винни нет и я давно уже покинула Грейвзенд. Может, все-таки позвонить им?

Как раз возле автобусной остановки была телефонная будка. Я понимала, конечно, что, если я позвоню, мама сразу начнет язвить и будет разговаривать со мной как с младенцем. А что, если позвонить Брендану? Тогда можно надеяться, что трубку возьмет Рут, и я просто попрошу ее передать папе – не маме, а именно папе! – что со мной все в порядке, но я решила бросить школу и некоторое время поживу в другом месте. Тогда мама, когда мы с ней в следующий раз встретимся, не сможет сразу начать меня обвинять в том, что я никого не предупредила, и не будет без конца твердить «тебя-же-могли-изнасиловать». Но, открыв дверцу будки, я сразу увидела, что телефонная трубка вырвана с корнем. Ну что ж, ничего не поделаешь.

Может быть, мне разрешат позвонить с фермы? Вполне возможно.

Было уже почти четыре часа, когда я свернула с Олд-Ферри-лейн, ведущей к паромной переправе, на покрытую белой меловой пылью проселочную дорогу, которая и привела меня к ферме «Черный вяз». По обе стороны от дороги тянулись поля, и оросительные установки на них то включались, то выключались, разбрызгивая облака прохладной водяной пыли, и я вроде как напилась, вдыхая эти мельчайшие капельки, и вдоволь налюбовалась крошечными радугами. Сам фермерский дом представлял собой старое приземистое кирпичное здание с небольшой современной пристройкой; рядом виднелся большой железный сарай и пара строений из бетонных блоков; все это было отгорожено ветрозащитной полосой из высоких тощих деревьев. Навстречу мне выскочила черная собачонка на коротких мощных лапах, похожая на толстого тюленя, и принялась лаять так яростно, что у нее чуть голова не отрывалась, но при этом она виляла не только хвостом, но и всем телом, и через пять секунд мы с ней уже стали лучшими друзьями. Я вдруг поняла, что ужасно соскучилась по Ньюки, и принялась ласково гладить собаку.

– Я вижу, вы с Шебой уже познакомились, – сказала мне какая-то девушка лет восемнадцати в джинсах на лямках, появляясь из старой части дома. – Ты, наверное, только что приехала? Клубнику собирать? – Она говорила с каким-то смешным акцентом – уэльским, наверное.