Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич. Страница 9

Прощание

Дан приказ: ему — на запад

Ей в другую сторонy…

Уходили комсомольцы

На гражданскую войну.

Уходили, расставались,

Покидая тихий край,

— Ты мне что-нибудь, родная,

На прощанье пожелай.

И родная отвечала:

— Я желаю всей душой —

Если смерти, то мгновенной,

Если раны, — небольшой.

А всего сильней желаю

Я тебе, товарищ мой,

Чтоб со скорою победой

Возвратился ты домой.

Он пожал подруге руку,

Глянул в девичье лицо:

— А еще тебя прошу я

Напиши мне письмецо.

Но куда же напишу я?

Как я твой узнаю путь?

— Все равно, — сказал он тихо, —

Напиши… куда-нибудь.

Ты по стране идешь

Ты по стране идешь. И нет такой преграды,

Чтобы тебя остановить могла.

Перед тобой смолкают водопады,

И отступает ледяная мгла.

Ты по стране идешь. И, по твоей поруке,

Земля меняет русла древних рек,

И море к морю простирает руки,

И море с морем дружится навек.

Ты по стране идешь. И все свои дороги

Перед тобой раскрыла мать-земля,

Тебе коврами стелются под ноги

Широкие колхозные поля.

И даже там, где запах трав неведом,

Где высохли и реки, и пруды, —

Проходишь ты — и за тобою следом,

Шумя, встают зеленые сады.

Твои огни прекрасней звезд и радуг,

Твоя дорога к солнцу пролегла.

Ты по стране идешь. И нет такой преграды,

Чтобы тебя остановить могла.

Настасья

Ой, не про тебя ли пели скоморохи,

Пели скоморохи в здешней стороне:

«Завяла березонька при дороге,

Не шумит, зеленая, по весне»?

Ой, не ты ль, Настасья, девкой молодою

Думала-гадала — любит или нет?

Не тебя ль, Настасья, с горем да с нуждою

Обвенчали в церкви в зимний мясоед?

Не тебе ль, Настасья, говорили строго,

Что на белом свете все предрешено,

Что твоя дорога — с печки до порога,

Что другой дороги бабам не дано?

Расскажи ж, Настасья, про свою недолю,

Расскажи, Настасья, про свою тоску, —

Сколько раз, Настасья, ты наелась вволю,

Сколько раз смеялась на своем веку;

Сколько лет от мужа синяки носила,

Сколько раз об землю бита головой,

Сколько раз у бога милости просила,

Милости великой — крышки гробовой?

Расскажи, Настасья, как при звездах жала,

Как ночей не спала страдною порой,

Расскажи, Настасьи, как детей рожала

На жнивье колючем, на земле сырой.

Сосчитай, Настасья, сколько сил сгубила,

Сколько слез горячих выплакала здесь…

Говори, Настасья, обо всем, что было,

Говори, Настасья, обо всем, что есть.

То не ты ль, Настасья, по тропинке росной

Ходишь любоваться, как хлеба шумят?

То не ты ль, Настасья, на земле колхозной

Отыскала в поле заповедный клад?

Не твои ль поймали руки золотые

Сказочную птицу — древнюю мечту?

Не перед тобой ли старики седые

С головы снимают шапку за версту?

И не про тебя ли говорят с почетом

В городе далеком и в родном селе?

За твою работу, за твою заботу

Не тебя ли Сталин принимал в Кремле?

И не ты ль, Настасья, говорила бабам,

Что родней на свете человека нет:

— Дал он хлеб голодным, дал он силу слабым,

Дал народу счастье да на тыщи лет.

Он своей рукою вытер бабьи слезы,

Встал за нашу долю каменной стеной…

Больше нет, Настасья, белой той березы,

Что с тоски завяла раннею весной.

Песня о революции

На заре, на зорюшке туманной,

По скупым неласковым полям

Это я — оратай безымянный —

Сеял хлеб с тоскою пополам.

Это я по городам и селам

Ощупью искал твоих следов;

Звал тебя я песней невеселой,

Ждал тебя я тысячу годов.

Это я холодными ночами

Думу передумывал твою,

Это я с винтовкой за плечами

Шел сражаться за тебя в бою.

Сквозь леса, сквозь дебри вековые

Ты мою услышала тоску,

Ты одна — за тыщу лет впервые —

Руку протянула мужику.

Под его нечесаную крышу

Принесла счастливое житье.

От тебя, от первой, я услышал

Имя настоящее свое.

И, твоим дыханием согретый,

Ласкою обласканный твоей,

Прохожу я по Стране Советов

Как хозяин суши и морей.

Я не знаю, чрез какие реки,

По каким пройду еще местам,

Только знаю, что тебя вовеки

Никому в обиду я не дам.