Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания - Аринштейн Леонид Матвеевич. Страница 29
…Пройдет немного времени, и мощная массовая городская культура приучит Тасю к кинотеатрам и танцзалам, захлестнет эстрадной музыкой и неестественных цветов помадой (дискотек и видеоклипов тогда еще не было, а «нюхать» и «колоться» еще не научились). Но всего этого Ларька провидеть не мог, и пока их отношения определялись именно ее, а не его поведенческими нормами… За два месяца знакомства Ларька ни разу не рискнул завести Тасю к себе домой… Хотя уже несколько раз порывался. В решительности у него как будто недостатка не было. А вот поди ж ты!
Сегодня он был настроен довольно жестко и шел на встречу с Тасей с намерением привести ее к себе на Таврическую. На месте их обычных встреч Таси не оказалось. Ларик постоял с полчаса – Тасе было несвойственно опаздывать – и отправился на товарный двор. Рабочий день кончился, и большинство складов было под пломбами, однако знакомая дверь приоткрыта. Ларька вошел. На месте Антонины Тихоновны сидел седоватый старичок в старомодных очках и в картузе; Ларька видел его как-то на разгрузке.
– А хозяйки нет? – спросил он старичка.
– Нет.
– А где она?
– Не будет ее. Тебе чего надо-то?
– Да мне Антонина Тихоновна нужна.
– Ну, коли Тихоновна, то и ищи ее. Не работает она тут больше.
– Как не работает? – Ларька даже растерялся от неожиданности. – Совсем, что ли, со станции уволилась?
– Совсем.
– А девушка тут с нею работала… такая… Не знаете где?
– С нею работала – с нею и ушла.
Похоже, от этого старикана толку не добьешься. Он вышел на товарный двор. Пусто. Только бабка какая-то метет двор. Ларька подошел: бабка оказалась тетей Паней, трудившейся на Товарной разом за весовщицу, дворника и пожарную охрану.
– Вы не знаете, тут работала на девятом складе Антонина Тихоновна? Куда она перешла? Или где живет – не знаете?
– Как не знать, – она внимательно оглядела Ларьку, – забрали ее намедни.
– Куда забрали? – Ларька ничего не понимал, но уже чуял неладное.
– Куда, куда. На кудыкину гору. Куда таких забирают? Приехал черный воронок – и кранты!
– Черный воронок? Что, у нее недостача какая?
– Да что ты, парень, ко мне пристал-то? Я почем знаю?
Ларька медленно отошел прочь, сосредоточенно обдумывая услышанное. Неужели Антонину Тихоновну арестовали? За что? А куда денется Тася? Почему не пришла ему сказать? Как он теперь ее разыщет? Он же даже не знает, где они живут, – этих теплушек на путях сотни, как узнать…
– Ты чего, парень, загрустил? – Он и не заметил, как остановился и как тетя Паня поравнялась с ним, выметая сор. – Ты, может, кем ей приходишься?
Ларька кивнул.
– Иди потихоньку за ворота, я скоро справлюсь, чего скажу.
– Спасибо, тетя Паня.
– И-и, тетя!.. Дядя! Да мы с тобой только что не погодки: ты, чай, третий десяток размениваешь, а я еще до конца не разменяла. Ну, иди.
Через несколько минут она догнала Ларьку за воротами. Причесанная, в платье, она выглядела лет на двадцать моложе, чем в своем не то дворницком, не то пожарном балахоне. Ларька удивленно поглядел на нее.
– Чего глядишь? Ну, с восемнадцатого я. На Космодемьяна двадцать восемь стукнет… Кабы не война, может, еще в молодках ходила… Так кем ты Антонине-то приходишься?
– С Тасей мы дружили. Где она?
– С Тасей. Племянницей, что ли? Как Антонину увезли, сбегла она куда-то.
– Почему племянница? Она ей дочь.
– Может, и дочь. Только Антонина-то ее племянницей записала. Видать, чуяла, что заберут, не хотела ей жизнь портить…
– Да что она такое сделала?
– В оккупации была, может, с немцем сотрудничала. Муж у ней без вести – может, в плену, может, супротив нас воевал, может, и таперича в Германии живет…
Вот оно дела-то какие! Как говорится, надо бы хуже, да некуда. Как же Тася теперь, где ее найти?
– Ну, я гляжу, ты совсем нос повесил. Найдется твоя Тася, не горюй! А то пошли до меня… Утешу…
Папиосик оказался доцентом университета Валерием Ивановичем.
С начала учебного года прошел месяц. Она стояла в коридоре в перерыве между лекциями, вдруг он подходит:
– А-а! Так Вы, оказывается, наша студентка! Рад Вас приветствовать в наших стенах! – Здесь хозяин он: добротный синий костюм, модный галстук, портфель, уверенный блеск очков… Нет уж, дудки!
Он уже побывал у нее в нокдауне, пусть там и остается: не даст она ему разговаривать сверху вниз…
– Простите, Вы м-мне?
– Да Вы что, не узнаете меня? Летом, в Келомяках?
– Ах, в К-келомяках… летом… Извините… д-действительно. На п-пляже без костюма Вы выглядели к-как-то моложе. – Вот так! Получай!
– На каком пляже? Мы с Вами встретились в лесу. Танцевали на минах… Неужели не помните?
– Помню-помню… В лесу… У Вас еще с-собака была.
– Собака была у Вас. Обученная вынюхивать мины. – Насчет собаки она зря: дала ему удачный ход. Ну ничего: он уже сбавил тон.
– Моей с-собаки, к сожалению, б-больше нет. В живых. И мне т-тяжело, к-когда о ней вспоминают… Т-тем более те, к-кто ее н-не знал… Простите, п-пожалуйста, з-звонок, я опаздываю в аудиторию…
– Да подождите секунду… На каком Вы курсе? Как Вас зовут? – Он легонько взял ее за рукав выше локтя. Катя намеренно резко рванулась, рукав затрещал. Катя выразительно посмотрела на обидчика и, не удостоив его ответом, быстро зашагала в аудиторию.
Она не ошиблась: Валерий Иванович проследил, куда она пошла, выяснил по расписанию курс и несколько дней спустя, вроде бы случайно, оказался к концу занятий у аудитории, из которой она должна была выйти. Через открытую дверь Катя заметила его в коридоре. Она нарочно задержалась, потом взяла об руку Ингочку и другую свою подружку Валю Голубеву и в таком вот составе вышла, оживленно беседуя и в упор не замечая Папиосика. Всё сработало безотказно.
– Здравствуйте, Катя. – Другой тон. Уже успел где-то узнать ее имя. – Простите, пожалуйста, Вас можно на секунду оторвать от Ваших спутниц? – Он обворожительно улыбнулся Ингочке и Вале.
Катинька кивнула подружкам – дескать, до завтра, и отошла с Валерием Ивановичем:
– Насколько я п-помню, я Вам своего имени н-не называла… Что Вы еще п-преуспели обо мне в-выяснить? Н-номер обуви? Тридцать п-пятый: это я Вам м-могу и сама сказать…
– О чем Вы, Катя, я слышал, как Вас называла Ваша подруга… Мы же взрослые люди…
– И значит, н-нормы вежливости нам с-соблюдать необязательно…
– Перестаньте, Катя, Вы же отлично понимаете, что возводите на меня напраслину. Может быть, я нечаянно был в чем-то неловок, так дайте мне возможность замолить мой грех… – «Вот так-то лучше. А то "оказывается, Вы наша студентка!"» – Я хочу попросить Вас… Вы, наверное, любите музыку?.. Я хотел бы пригласить Вас в филармонию, на открытие сезона… шестнадцатого… будет дирижировать Мравинский…
– Спасибо, я очень люблю оркестр М-мравинского, но м-мне уже обещали билет н-на открытие…
– Я прошу Вас, откажитесь от билета или отдайте его Вашей подруге и… и примите мое предложение.
– Подумаю…
Ларька подошел к Катиньке первый. Впервые после перерыва в три с половиной месяца.
– Как ты?
– Спасибо, а т-ты?
– Я? Сдал тогда римскую Тронскому… на нормальную четверку… Перевели на дневное…
– Доволен?
– В общем, да.
Они помолчали, как бывает, когда обмен поверхностной информацией исчерпан, а переход на более глубокий уровень чем-то затруднен.
– Послушай, Катя, я тут был на докладе Жданова. О журналах «Звезда» и «Ленинград». Ну, в газетах было… видела?
– Видела… Как т-тебя туда з-занесло?
– Занесло. Много там непонятного… Может, посидим вечерок, покалякаем?
– О журналах?
– Ну, много о чем. Хочешь, я зайду завтра?
– Завтра? – Завтра открытие филармонии, и она уже пообещала Валерию Ивановичу… Но если она скажет Ларьке, что занята… он может легко согласиться на послезавтра, а может еще три месяца к ней не подойти. И вообще: лишь жертва полная угодна небесам…