Николай Крючков. Русский характер - Евграфов Константин Васильевич. Страница 27

Когда фильм вышел на экраны столицы, на улицах можно было увидеть колонны людей с транспарантами «Мы идем смотреть «Чапаева».

И ведь что интересно: игра Бабочкина, внешне не похожего на своего прототипа, была настолько убедительной и достоверной, что артист воспринимался людьми, знавшими лично Василия Ивановича, более реальным и земным, чем сам Чапаев. Сослуживцы легендарного комдива, когда им показывали подлинный портрет Чапаева, не признавали своего соратника: «Не похож!» – утверждали они в один голос, так как перед ними сразу же возникал экранный образ.

А маршал Тухачевский определенно заявил:

– Образ Чапаева в передаче товарища Бабочкина верен не только объективно. Чапаев такой, каким он был, такой, каким я видел его под Бугурусланом и Уфой, встает перед глазами как живой.

Сотни ролей были сыграны Борисом Андреевичем в театре и кино, но в памяти зрителей навсегда остался в его исполнении образ Василия Ивановича Чапаева. И, конечно же, мертворожденная роль генерала Огнева ничего нового не могла добавить к славе великолепного артиста.

Кинорежиссер Иван Пырьев был убежден:

– Николай Афанасьевич мог выполнить любую актерскую задачу, связанную с трудовыми и боевыми действиями героев. В фильме «Трактористы» он должен был работать на тракторе, ездить на мотоцикле, на автомобиле, играть на баяне, петь и плясать. И все это делал сам – почти без тренажа, что называется с ходу. Мне кажется, что, если бы ему нужно было по ходу роли взлететь на самолете, он бы сделал это не задумываясь.

Не известно, задумывался ли он или не слишком, когда все-таки поднял «По-2», именуемый в народе «кукурузником», в воздух.

Все – сам, всегда – сам. Оттого-то у него и был солидный «послужной» список травм, о которых он говорил коротко: «ломал руки и ноги двенадцать раз, обжигал глаза, потерял зубы, заработал ревматизм».

Кстати, о зубах. Сын замечательного артиста Сергея Столярова (кто не помнит знаменитый фильм «Цирк», где он сыграл главную роль!), тоже прекрасный артист Кирилл Столяров, как-то рассказал забавный случай. Сидел он в театральном буфете, когда к нему подсел Николай Афанасьевич. И Кирилл стал угощать его пряниками.

– Возьмите пряник. Очень вкусный.

– Нет, не могу, старик.

– Хороший пряник, попробуйте.

– Не могу, старик, – зуб болит…

– Какой?

– Какой, какой… Вот этот вот!

Крючков вытащил вставную челюсть и ткнул в нее пальцем.

Можно было, конечно, и пошутить над мнимой болью, но когда она становится осязаемой и невыносимой и к ней еще примешивается боль за своего товарища, она становится жестоким испытанием.

Жизнь свела Николая Афанасьевича с человеком трагической судьбы – режиссером Владимиром Николаевичем Скуйбиным. Он снял всего четыре картины, в двух из которых («Жестокость» и «Суд») участвовал Крючков. И прожил Скуйбин всего тридцать четыре года. Все знали и сам он знал, что дни его сочтены, неизлечимая болезнь неотвратимо сковывала все тело этого красивого и сильного человека. Когда он снимал свою последнюю картину «Суд», пальцы его уже онемели и машина с ним въезжала прямо в павильон…

Владимир Николаевич оставил нам прекрасную статью о Крючкове – искреннее признание в любви к актеру, с которым он снял свои лучшие фильмы.

«Актерские качества Крючкова, – писал он, – неразрывно связаны с его человеческими качествами. Я помню, как на «Жестокости» во время обострившегося тромбофлебита ему приходилось целые дни проводить в седле, да еще на морозе. Он ни за что не соглашался прервать съемки. А в фильме «Суд» ему пришлось много раз прыгать в ледяную воду. На третьем дубле актер сломал ногу. И вот – больница, гипс. Но на второй день Крючков снова на съемке, на костылях. Мы снимали крупные планы. И когда через пару дней крупных планов уже не стало, Крючков ножом распиливает гипс и продолжает сниматься…»

Чтобы хоть как-то утишить нестерпимую боль в ноге, Николай Афанасьевич просил только раскладушку после отснятого дубля. Он понимал, что, если приостановить съемку, Скуйбин фильм не закончит…

Николаю Афанасьевичу было уже за семьдесят, когда режиссер фильма «Особо важное задание» Евгений Матвеев решил его пожалеть.

– Предстояло снять эпизод, – рассказывал Евгений Семенович, – в котором герой Крючкова вскакивает на крыло самолета. Зная, что Николай Афанасьевич дважды на съемках («Море студеное» и «Суд») ломал ногу, и учитывая его возраст, я распорядился приставить к самолету стремянку. «Ты что? – обиделся Крючков. – Рано еще жалеть меня и щадить». И, прыгнув, вскочил на крыло самолета. И никто не знал, чего ему это стоило. После съемок подошел ко мне и улыбнулся: «А ты говорил…»

Многие ему чего только не говорили, но уговорить так и не могли, если он чувствовал, что будет нарушена правда жизни.

В «Брестской крепости» герой Крючкова, немолодой уже старшина Кухарьков, выбегает из казармы босиком, в галифе и в одной нижней рубашке, потому что не успевает надеть гимнастерку. Крепость уже бомбят, все вокруг усеяно битым кирпичом. А Кухарькову-Крючкову предстоит с километр бежать по этим острым осколкам.

– Николай Афанасьевич, наденьте сапоги.

– Не надо!

– Наденьте! Ведь все равно ноги не в кадре.

– Нет уж! Без «липы»!

Так и побежал. Километр по битому кирпичу. Босиком.

А когда снимали кинокомедию «Станица Дальняя», пригодился Николаю Афанасьевичу и опыт, приобретенный им в кавалерийском полку, что стоял на Ходынке и где его обучали кавалеристы доброму обращению с лошадьми и вольтижировке.

Съемки проходили в станице Казанской под Майкопом. Крючкову в роли лихого казака Мишки предстояло не только гарцевать и скакать на коне, но и преодолевать нелегкие препятствия. И, конечно же, Николай Афанасьевич никак не мог позволить себе, чтобы этим занимался за него какой-то дублер.

На конезаводе выделили артистам лошадей и дали в помощь конюха. Пришли москвичи в конюшню, и Крючков сразу же приметил одного красавца.

– Этого? Туриста?.. – возмутился конюх. – Да это же конь лично для товарища Буденного! И чтобы я его в руки артистам?..

– Но попробовать можно? – попросил Крючков.

– Ежели только попробовать, – смилостивился конюх и разрешил артисту пообщаться с конем.

Посмотрел хозяин опытным глазом, как обхаживает Крючков коня, и сдался.

– Этому, – сказал, – доверяю: прямо настоящий казак!

«На буденновском Туристе, – вспоминал Николай Афанасьевич, – я тогда и через свадебный стол перескакивал, и совершал еще много забавных «подвигов».

Вряд ли Николаю Афанасьевичу удалось бы совершить много экранных «подвигов», требующих основательной физической подготовки, если бы не его увлечение спортом, которому он никогда не изменял, начиная со спортивного кружка «Трехгорки». И своими спортивными знаками он гордился не меньше, чем орденами.

– У меня есть спортивный знак «Ветеран ДСО «Спартак», – хвалился он. – Видимо, за верность обществу, за то, что я самый преданный болельщик «Спартака». Ведь эта футбольная команда родилась на моей Пресне. В те времена она так и называлась – «Красная Пресня». Нас, молодых рабочих, буквально околдовала яркая, неповторимая игра Николая Старостина, Петра Исакова, Павла Канунникова… Сколько с тех пор составов сменилось, но команду по-прежнему люблю.

Замечательный тенор солист Большого театра Зураб Соткилава рассказывал:

– С первой встречи мы с Николаем Афанасьевичем как-то очень естественно перешли на «ты», разговаривали, будто давно знаем друг друга. Думаю, что сблизила нас и общая любовь к футболу. Оказалось, что Николай Афанасьевич не только помнит мои выступления в Москве в составе тбилисского «Динамо», но у нас и общие футбольные кумиры.

Не случайно его, семидесятилетнего страстного болельщика, газета «Неделя» избрала членом Олимпийского общественного совета. Ведь он не пропускал ни одного футбольного, ни одного боксерского турнира на приз «Недели». А уж что говорить о хоккейном турнире на приз «Известий»!