Индийский мечтатель - Штейнберг Евгений Львович. Страница 27

— О, мистер Кольбрук, — воскликнул Лебедев, — неужели вы действительно так думаете? Не обвиняйте европейскую письменность: не она причина ошибок, а недостаточно глубокое и точное знание санскрита… Сэр Уилльям черпал свои знания у почтенных, образованных пандитов, но беда в том, что они плохо знают английский язык и потому не могут правильно судить ни о транскрипции индийских слов, ни о переводе…

Тут председатель, хранивший до сих пор суровое молчание, заговорил.

— Кажется, мистер Лебедев позволяет себе учить нас грамоте! — сказал он своим высокомерным тоном.

— Да нет же, сэр Уилльям! — горячо возразил Герасим Степанович. — У меня и в мыслях этого нет. Хочу помочь общему делу — только и всего!

— Воспитанные люди не навязывают помощи тем, кто их об этом не просит, — оборвал его Джонс.

Лебедев поднял голову и, глядя прямо в глаза Джонсу, ответил с достоинством:

— Я происхожу из бедной семьи и потому не получил такого воспитания, как другие. Думаю все же, что желание помочь людям не заслуживает порицания… Что касается моих знаний, то я в них уверен, хотя не имел чести учиться в Оксфордском или Кембриджском университете. Мне посчастливилось найти учителя, который не только блестяще знает древний и современный индийские языки, но и европейски образован… К тому же многие звуки в моем родном русском языке очень похожи на санскритские, поэтому мне легче, чем англичанину, усвоить правильное индийское произношение.

— Если мистер Лебедев считает себя таким великим ученым, — ядовито заметил Ламберт, — зачем ему нужна наша помощь?

— О боже, — сказал Герасим Степанович с горечью, — до чего же вы несправедливы, господа! Признаюсь, я не ожидал такого приема…

Уилльям Джонс снова прервал его:

— Вам не приходится жаловаться на недостаток гостеприимства со стороны англичан. Вы явились из страны, которая — не лишним будет напомнить — ведет политику, враждебную нам, и тем не менее получили здесь и заработок и приличное положение. Вам надлежит проявлять скромность и знать свое место… Вы ведь артист, не так ли? Что бы вы сказали, сударь, если бы мы… — он широким жестом указал на всех присутствующих, — если бы мы стали учить вас музыке и пению?

Лебедев был бледен. Он с трудом сдерживал накипающее возмущение.

Неожиданно в спор вмешался судья Хайд:

— Не совсем понимаю, сэр Уилльям, — обратился он к председателю, — в чем повинен этот джентльмен. Возможно, что его утверждения ошибочны, возможно и обратное. Разобраться в этом должны ученые… А национальное происхождение и профессия мистера Лебедева к данному вопросу имеют весьма отдаленное отношение.

Джон Хайд был человеком почтенным и занимал положение не менее высокое, чем Уилльям Джонс. Его вмешательство подействовало отрезвляюще. Уилльям Джонс спохватился, сообразив, что зашел слишком далеко.

— У меня нет намерения обидеть мистера Лебедева, — сказал он, заметно смягчив тон. — Труд, представленный им, разумеется, будет рассмотрен и наше заключение — сообщено автору.

Затем он объявил заседание оконченным. Члены общества стали расходиться. Лебедев подошел к судье Хайду.

— Благодарю вас, сэр, за доброе слово! — сказал он.

Старик протянул ему руку:

— Приходите ко мне, мистер Лебедев. Я живу в Чауринги.

Герасим Степанович поблагодарил за приглашение и, сделав общий поклон, вышел.

Еще во время заседания он почувствовал себя нехорошо. Его то обдавало жаром, то пробирала дрожь. Болела голова, во рту пересохло…

«Верно, от духоты в закрытом помещении! — подумал он. — А может быть, и от волнения».

Дом его находился неподалеку; он решил пройтись пешком, подышать свежим воздухом. Уже стемнело, но центральная часть города была хорошо освещена. Однако вечерняя прохлада не принесла ему облегчения. Головная боль усилилась, в ушах звенело. Он едва добрался до своей калитки, с трудом поднялся по ступенькам веранды. Заслышав шаги, Сону выбежал навстречу. Герасим Степанович в изнеможении опустился в кресло. Сону принялся было рассказывать о своем сегодняшнем приключении, но вдруг умолк, с тревогой глядя на учителя. Тот сидел с закрытыми глазами, тяжело дыша. Тело его содрогалось от озноба, лицо пылало. Сону поднял его и бережно понес в спальню.

…В тот же час в кабинете помощника полицейского шерифа капитан Ллойд опять беседовал с владельцем Вокс-холла:

— Жаль, что вы упустили второго, Джи-Джи (в полицейском управлении за Джозефом Джекобсом закрепилась эта фамильярная кличка). А этот мальчишка глуп и ни черта не знает. Единственное, что я смог у него выудить, это то, что другой слуга русского ночью ездил в рыбачьей лодке с каким-то высоким стариком.

— Куда? — поинтересовался Джекобс.

— Этого он не знает. Говорит, далеко…

— Врет!

— Нет, — сказал капитан, — думаю, не врет.

— Пошлите его вместе с одним из ваших агентов на рыбачью пристань. Пусть разыщет старика.

— Так и сделаю, — сказал Ллойд. — Этой же ночью. А утром придется его выпустить.

Джекобс посоветовал:

— Стоило бы привлечь этого парня. Через него можно узнать обо всем, что происходит в доме ученого индуса.

— Пожалуй! — согласился Ллойд. — Но от него пользы мало. Вот если бы поймать второго…

— Поймаем и того! — успокоил его Джекобс; он закурил сигару. — А знаете, капитан, — сказал он, выпуская несколько колец ароматного дыма, — оказалось, что с мистером Суоном мы старые знакомые.

— Вот как! Откуда же?

— Лет семь-восемь назад мы познакомились на одном судне… Подозрительный тип, скажу я вам!

— Так я и думал, — глубокомысленно произнес Ллойд.

VI

Гопей Подар

Душная июльская ночь. От болотистых берегов и далеких джунглей несет жаркой сыростью. Над рекой висит густой молочный туман. Гопей Подар (так зовут старого рыбака) возится у лодки. Рядом горит плошка, наполненная конопляным маслом.

Из туманной мглы вынырнула какая-то фигура. Почувствовав прикосновение к плечу, Гопей обернулся.

— Я все-таки нашел тебя, хотя это было нелегко… — Человек говорил на языке хинди.

— Туман, — сказал рыбак. — А ты кто таков?

— Посмотри получше — может, узнаешь. — Человек повернулся лицом к свету. На нем была индийская одежда, но лицом он походил на европейца. Гопей внимательно посмотрел на него. — Узнал, — сказал он. — Чего ты хочешь?

— Не знаешь ли, куда девался Сону? Я был в этом доме. Он заколочен и пуст.

— Знаю, — сказал рыбак. — Сону уехал вместе со своим сахибом в деревню.

— Зачем?

— Сахиб очень болен. Уже давно.

— Где это? Мне очень нужно видеть сахиба и Сону.

— Ты приехал из Чандернагора?

— Да. Только сегодня.

— Незачем было возвращаться сюда. Достаточно оттуда подняться на несколько косов вверх по реке, затем переправиться на левый берег.

— Жаль! Я не знал. А ты не согласился бы отвезти меня туда?

Рыбак помолчал.

— Я собирался плыть в противоположную сторону, — сказал он. — Но… если тебе очень нужно…

— Да, — сказал пришелец. — Очень!

— Садись. — Гопей указал на лодку.

— Благодарю, отец! Я заплачу, сколько ты сам скажешь.

— Это не важно, — сказал старик. — Я помогу тебе, потому что мне понравилась твоя речь. В тот раз, когда ты объяснял Сону, я слушал и много думал потом.

— Приятно слышать, отец!

— Инглисы уже взяли Чандернагор?

— Да. Вчера ночью.

— Я слышал стрельбу, — сказал рыбак. — Хорошо, что ты успел уйти…

В феврале 1793 года вспыхнула давно подготовлявшаяся война между Англией и Францией. Британское правительство Уилльяма Питта возглавило коалицию монархических держав Европы для вооруженной борьбы против французской республики. Задача их состояла в том, чтобы огнем и мечом подавить революцию во Франции, уничтожить очаг освободительных идей, восстановить ненавистную народу королевскую власть.

Наряду с этим британские правители преследовали и другую цель. Франция была давнишней соперницей Англии в мировой торговле, она оспаривала у англичан первенство на морях и в заморских колониях. Теперь представлялся случай убрать с дороги опасного конкурента.