Индийский мечтатель - Штейнберг Евгений Львович. Страница 42

Это был пожилой индус с глубокими и грустными глазами. Он производил впечатление человека доброго и слушал речи узника с большим вниманием, чем остальные. Патрик уже собирался повести с ним откровенный разговор, как вдруг однажды утром вместо него появился усатый сипай, огромного роста и богатырского телосложения. «Досадно! — подумал Патрик. — Однако попытаемся познакомиться и с ним».

Как только заключенный обратился к новому стражу, тот сурово сказал:

— Держи язык на привязи, сахиб! Не то позову офицера…

Дверь захлопнулась. Патрик с грустью поглядел сипаю вслед.

— Экое невезение! — прошептал он. — Должно быть, сам дьявол прислал сюда этого человека.

Гопей Подар возился у своей лодки. Под соломенным навесом на четырех бамбуковых жердях горел костер. В медном котелке варился рис.

Старик снял крышку и, убедившись в том, что варево готово, уселся у костра. Он брал горячий рис пригоршнями, не боясь обжечь свои огрубевшие пальцы.

К костру подошел рослый человек с длинными усами. На нем был сипайский мундир, голова повязана чалмой.

— Рам, Рам! — произнес он, почтительно сложив вместе ладони.

Старик пристально вгляделся в пришельца:

— Ты кто такой? Кажется, знаком, а вот никак не припомню…

— Мы не виделись много лет, но я сразу узнал тебя. Ты Гопей Подар, брат моего отца…

— А, так это Нанда! — обрадовался рыбак. — Теперь и я узнал тебя. Откуда ты явился?

— Из Барракпура. Служил там в гарнизоне, а до того воевал в Чандернагоре с ференгами. А еще раньше был в Дакке. Теперь перевели сюда. Я сразу поспешил к тебе. Хорошо, что ты все тут же. Позволишь мне присесть у твоего огня?

— Конечно, Нанда! Садись и раздели со мной еду.

Солдат опустился на корточки:

— Слыхал ты что-нибудь о моем брате? Не знаешь, жив ли он?

— Недавно я был в деревне. Буксу жив, но жизнь его горька. Тебе, Нанда, живется лучше. Вон ты какой откормленный!

— Нас кормят сытно, — согласился сипай, — но мне опротивела служба. Я уже немолод, у меня четыре раны, и кости мои болят в сырую погоду. Мне надоело жить в казармах, смотреть на этих поганых сахибов и терпеть, если самый плюгавый огреет тебя хлыстом по лицу. Я устал от этих походов, маршей и экспедиций… Мне хочется жить в деревне, среди людей, которые исповедуют истинную веру, говорят на моем языке, едят чистую пищу и соблюдают добрые обычаи… У меня есть кое-какие сбережения, но они недостаточны. Скоплю еще пятьсот рупий и тогда брошу проклятую службу.

— Пятьсот рупий? — повторил старик почтительно. — Сколько же надо служить, чтобы заработать так много денег?

— Еще два года. Здесь мне платят побольше, чем на строевой.

— Что же ты тут делаешь?

— Служу в крепости. Мы охраняем одного заключенного. Он тоже из сахибов, но вздумал бунтовать против британского раджа  ⁶⁰. Вот его и засадили…

— Если он бунтовал против инглисов, значит, он нам друг, — заметил старик.

— Кто сказал тебе это? — воскликнул сипай гневно. — Тигр может сражаться с носорогом или коброй, но никто из них не друг человеку. Так и белые сахибы. Сколько бы они ни дрались между собой, нам добра не будет. Этот узник много болтает: ругает инглисов, хвалит ференгов… Сипаи не хотели жаловаться офицеру — боялись, что их могут перевести в другое место, а служба здесь спокойная, сытая — не то что в строю.

Старик задумчиво смотрел на огонь.

— Ты говоришь, этот узник хвалит ференгов? — переспросил он.

— Ну да.

— А каков он с виду?

— Волосы словно пламя. Глаза светлые. Высокий, худой…

— Я знаю этого человека! — прервал его рыбак; он не мог скрыть волнения.

— Знаешь? — удивился Нанда. — Откуда?.. Он пробовал и со мной болтать, только я не стал слушать — пригрозил, что донесу офицеру. И я это обязательно сделаю! Какое мне дело до чужеземцев? Может быть, за усердие получу награду, тогда я смогу скорее уехать в деревню…

Старик положил руку на плечо солдата.

— Нет, Нанда, ты не донесешь! — сказал он повелительно. — Я брат твоего отца, и если ты еще не совсем забыл свою семью, ты не нарушишь моей воли!

— Что тебе до него? — удивился сипай.

— Слушай меня, Нанда!.. — начал старик.

Они беседовали у тлеющего костра до самой зари.

— Где же он, этот сипай? Я хочу сам с ним говорить! — Лебедев порывисто вскочил, отбросив перо.

Сону отрицательно покачал головой:

— Нет, учителю не следует видеться с ним. И мне тоже… Не нужно! Мы будем действовать через Гопей Подара.

— Ладно, пусть так. Но скорее, скорее!

— Старик сказал, что племянник согласится. С одним условием…

— С каким? — нетерпеливо спросил Герасим Степанович.

— Деньги!

— Ну конечно, конечно… А сколько?

— Думаю, немало: ведь сипай рискует головой.

Лебедев в раздумье прошелся по комнате.

— Понимаю, понимаю! Дело трудное и опасное… Только не знаю, хватит ли у меня… Ну что ж, в крайнем случае, придется взять из той суммы, которая ассигнована на постройку театра…

— О нет! — воскликнул Сону. — Это невозможно!

— Ну-ну! — вдруг крикнул, топнув ногой, Лебедев. — Кто мне запретит?.. К чорту всякие затеи, когда речь идет о спасении друга!

Юноша притих и потупил глаза. Лебедев продолжал быстро шагать взад и вперед. Потом подошел к Сону, погладил его по курчавым волосам.

— Не обижайся, мальчик! — сказал он ласково. — Я погорячился. Но пойми: сколько бы ни понадобилось денег, чтобы выручить Патрика, я должен их достать. Отправляйся сейчас же на пристань и скажи рыбаку, что деньги будут.

Юноша повеселел:

— Бегу, учитель!

У ворот Вокс-холла Сону в изумлении остановился:

«Приходите и наслаждайтесь восхитительным зрелищем! Красавица Кавери — лучшая из танцовщиц навваба Аркотского…»

Патрик Деффи был в мрачном настроении. Со вчерашнего утра сипаи резко изменили поведение: едва он заговаривал с кем-нибудь из них, тот поспешно выходил из камеры.

Ясное дело: усатый, конечно, предупредил остальных, а те испугались! Итак, замысел провалился, а ничего другого придумать невозможно. Вот и приближается конец…

Не так уж долог был его путь и не очень-то счастлив! А могла бы жизнь сложиться по-иному…

Отец Патрика был врачом в небольшом городке Южной Ирландии. Семья не знала нужды. Жизнь под родительским кровом была мирной и благополучной. Патрик учился в школе, занимался музыкой, умел недурно играть на скрипке. Были у него хорошие учителя, любящие родственники, приятели… девушка, которую он считал своей невестой… Так могло продолжаться и дальше: семейный уют, книги, дружеские беседы…

Английские помещики, чиновники, протестантские попы грабили и притесняли ирландцев. Вокруг Патрик видел непроглядный мрак, нищету, жестокость, произвол. Оставаться равнодушным было невозможно. В душе его вспыхнул огонь, который больше никогда не угасал. Он вступил в революционное тайное общество «Белых братьев», покинул дом и семью. Ему удалось уцелеть… Двухлетние плаванья на военном фрегате обогатили его ум и душу, но опять его потянуло к борьбе против зла, которое он ненавидел больше всего…

Патрик стал одним из вожаков бунта на английском военном фрегате. Все было подготовлено, ждали только сигнала. Еще несколько часов, и на мачтах вместо королевских флагов взовьются полосатые матросские фуфайки — символ восстания… Увы! Ночью их застигли врасплох и связанными бросили в трюм.

Всех, кроме одного! Джо Филиппс, самый деятельный из заговорщиков, почему-то остался на свободе. Впоследствии все разъяснилось. На военном суде в Саймонс-бэе были предъявлены его предательские показания…

После освобождения из военной тюрьмы казалось, что с политикой покончено. Патрик отправился путешествовать по восточным землям. Служил в английской фактории на побережье Персидского залива, в конторах Голландской компании на Яве; побывал на Цейлоне, наконец перекочевал в Индию… Изучал восточные языки, присматривался к быту здешних жителей. Много читал, играл на скрипке. Да, такая жизнь была ему по вкусу!