За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас? - Паризер Эли. Страница 30

Именно этого лишены многие алгоритмические методы прогнозирования. Конечно, время от времени они сталкиваются с людьми и поступками, которые не вписываются в их шаблон, но такие отклонения не подрывают их фундаментальных основ. Ведь рекламодатели, от чьих денег зависит развитие подобных систем, не нуждаются в идеальных моделях. Им важно «попасть» в целевую аудиторию, а не прочувствовать всю сложность человеческого существа.

Когда вы моделируете погоду и предсказываете, что вероятность дождя составляет 70 процентов, этот прогноз никак не затрагивает состояние грозовых туч. Дождь пойдет или не пойдет, и все. Но когда вы предсказываете, что если мои друзья неплатежеспособны, то вероятность моей неплатежеспособности составляет 70 процентов, ситуация иная: ошибка повлечет за собой последствия. Это будет дискриминация.

Лучший способ избежать чрезмерной подгонки, по мнению Поппера, — это доказать ложность модели и выстроить новые алгоритмы, учитывающие презумпцию невиновности. Если Netflix показывает мне романтическую комедию и она мне нравится, он покажет мне еще одну и решит, будто я поклонник романтических комедий. Но если он хочет получить достоверную картину моей личности, ему следует постоянно проверять эту гипотезу — например, подкинуть мне фильм «Бегущий по лезвию» [278] и попробовать доказать, что я люблю не только комедии. Иначе я попаду в ловушку локального максимума, где обитают Хью Грант и Джулия Робертс.

Статистические модели, на которых основана степа фильтром, списывают со счетов слишком сильные отклонения. Но па деле именно они делают жизнь интересной и дают нам вдохновение. И именно отклонения — первые признаки перемен.

Один из лучших аргументов против алгоритмов прогнозирования можно найти, как это ни удивительно, у русского романиста XIX века Федора Достоевского. Его книга «Записки из подполья» была страстной критикой утопического научного рационализма тех дней. Достоевский размышлял над регламентированной, упорядоченной человеческой жизнью, которую обещала наука, и пророчил банальное будущее. «Все поступки человеческие, — ворчит безымянный рассказчик, — само собою, будут расчислены тогда по этим законам, математически, вроде таблицы логарифмов, до 108 000, и занесены в календарь… все будет так точно исчислено и обозначено, что на свете уже не будет более ни поступков, ни приключений». [279].

Мир часто следует предсказуемым правилам и соответствует предсказуемым моделям: прилив начинается и кончается, затмение приходит и уходит, даже погода становится все более предсказуемой. Но применять такой подход к человеческому поведению опасно хотя бы потому, что лучшие мгновения нашей жизни — зачастую самые непредсказуемые. Если жизнь полностью предсказуема, то и жить не стоит. Но алгоритмическая индукция может привести к тотальному детерминизму, когда наши предыдущие клики полностью определяют наше будущее. Иными словами, если мы не будем стирать нашу интернет-историю, возможно, нам придется повторять ее вечно.

Глава 5

Общественность не релевантна

Ночью 7 мая 1999 года бомбардировщик-невидимка В-2 вылетел с авиабазы «Уайтмен» в Миссури. Самолет взял курс на восток и долетел до Белграда. В Сербии тогда шла гражданская война. Около полуночи по местному времени бомбардировщик доставил свой груз: четыре бомбы, управляемые с помощью GPS и запрограммированные на удар по зданию, где, по информации ЦРУ, находился склад боеприпасов. На самом деле там размещалось посольство Китая в Югославии. Здание было разрушено, три китайских дипломата погибли.

США немедленно принесли свои извинения, назвав происшествие несчастным случаем. Однако на китайском государственном ТВ прозвучало официальное заявление, в котором бомбардировка называлась «варварской атакой и гнусным нарушением китайского суверенитета» [282]. Президент Билл Клинтон пытался дозвониться до китайского лидера Цзян Цзэминя, но тот неоднократно отказывался от разговора.

Записанное на видео извинение Клинтона перед китайским народом было запрещено к показу в течение четырех дней.

На улицах начались антиамериканские погромы, а крупнейшая китайская газета «Жэньминь жибао» открыла онлайн-форум под названием «Против бомбардировок». В 1999 году форумы пользовались в Китае огромной популярностью — гораздо большей, чем в США. Как объяснял несколькими годами позже журналист New York Times Том Дауни, «новостные сайты и личные блоги гораздо менее влиятельны в Китае, а социальные сети еще не набрали силу. Живее всего общение на преимущественно анонимных онлайн-форумах… которые гораздо более динамичны, активны, близки к народу и даже, может быть, демократичнее всего, что есть в англоязычном Интернете» [283]. Журналист Клайв Томпсон, специализирующийся на новых технологиях, цитирует замечание Шанти Калатил, исследователя Фонда Карнеги: форум помог легитимировать позицию китайского правительства, что бомбардировка посольства была преднамеренной, среди «элитарной, подключенной к Интернету части населения» [284]. Форум был инструментом народной пропаганды: вместо того чтобы просто сказать китайским гражданам, что они должны думать, правительство воспользовалось голосами тысяч патриотов, мысливших в унисон с ним.

Обычно западные журналисты, пишущие об управлении информацией в Китае, сосредоточены на цензуре: например, на решении Google временно изъять результаты поиска по словам «Площадь Тяньаньмэнь», или решении Microsoft запретить слово «демократия» в китайских блогах, или же на «Великом китайском файрволе» [285] между Китаем и всем остальным миром, который процеживает каждый входящий и исходящий пакет информации. Цензура и Китае вполне реальна: публичное употребление ряда слов ограничено. Когда Томпсон спросил, будет ли популярный поисковик Alibaba выдавать результаты на запрос о диссидентских движениях, глава компании Джек Ма потряс головой. «Нет! Мы — бизнес! — заявил он, Акционеры желают заработать денег. Они хотят, чтобы мы удовлетворили потребителей. В то же время у нас нет никаких обязательств лезть в политику» [286].

На практике этот файрвол не так уж трудно преодолеть. Частные корпоративные сети — соединения, зашифрованные во избежание шпионажа, — работают в Китае безнаказанно. Прокси-серверы и другие способы обхода файрвола, например система Тог, предназначенная для анонимной работы в Интернете, позволяют местным диссидентам общаться даже на самых ярых антиправительственных сайтах. Однако неспособность фильтров полностью блокировать информацию — это не главное. Цель Китая — не столько закрыть доступ к неудобной информации, сколько изменить условия ее перемещения, создать лишнюю напряженность и перенаправлять общественное внимание на проправительственные форумы. Китай не может все время блокировать доступ всем людям ко всем сайтам, но этого и не требуется.

«Правительство намерено, — пишет журналист Atlantic Джеймс Фэл-лоуз, — всего лишь сделать поиск информации максимально некомфортным, чтобы большинство людей просто не забивали себе этим голову» [287]. Стратегия, по словам Сяо Чана из Калифорнийского университета в Беркли, состоит в «общественном контроле, надзоре со стороны других людей, давлении окружения и самоцензуре» [288]. Поскольку официального списка заблокированных ключевых слов или запретных тем не существует, компании и люди цензурируют сами себя, чтобы не накликать на свою голову полицейских. Список доступных сайтов меняется ежедневно. Некоторые блогеры считают, что ненадежность системы объясняется изъянами технологии («Интернет преодолеет попытки контролировать его!»), однако для государства это, наоборот, часть функционала. Глава Центра разведывательных исследований и анализа Джеймс Малвенон говорит так: «Правоприменение у них во многом произвольно, что создает ощущение, будто они наблюдают за всем» [289].