Как я изменил свою жизнь к лучшему - Литвинов Сергей. Страница 11

Устюша засмеялась прозрачным серебряным смехом, заправила кокетливую изумрудно-зеленую прядку под косынку и добавила:

–?Предлагаю пригласить твоего редактора к нам в гости. Пусть лично убедится, что ты совсем не похож на фавна.

Теперь рассмеялся Силантий, радостно и озорно, как не смеялся уже лет триста.

–?Экая ты, однако, затейница! – сказал он и поцеловал зардевшуюся от удовольствия Устюшу за острым ушком…

Вот такая мелочь – всего на насколько печатных страниц. Легкая вещь, но с правильным финалом, где мечты сбылись и «наши победили», изменила всю мою жизнь.

Конечно, узкая тропинка не стала в одночасье торной дорогой, и лепестки роз под ногами не шелестели, и пахать приходилось днями и ночами, но маршрут был проложен, оставалось лишь сделать первый шаг.

Хватило решимости написать первую книгу, хватило смелости отправить рукопись в издательство – самое крутое, самое заветное, чтобы не мелочиться!

Только с терпением возникли определенные трудности, терпение никогда не было моей самой сильной стороной, но мы с ним справились. И авторы волшебных книг не подвели.

И сама я очень вовремя и очень правильно сказала себе: «А давай попробуем!»

У меня все еще нет загородного дома, который «родовое гнездо» и «неприступная крепость», и сногсшибательные красные боты утратили свою актуальность.

Но теперь у меня есть собственная книжная полка, и теперь уже я, не моргнув глазом, могу назвать себя писательницей.

Искушение

Роман Сенчин, прозаик

В детстве, как все мальчишки, зачитывался приключенческими романами Стивенсона, Верна, Скотта, пока не познакомился с неоклассической прозой Распутина, это потрясение предопределило повествовательную манеру, с которой Роман через много лет стал лауреатом главных литературных премий России. Счастье, считает Роман, это воспоминания, от которых становится тепло на душе.

* * *

В кармане оставалось сто пятьдесят рублей. В конверте из-под приглашения на премию «Русский Букер», хранящемся в ящике стола семейном бюджете, – последняя тысяча. Имелась у меня, правда, заначка, три тысячи, но что это? – пшик, пару раз в магазин сходить…

А до зарплаты – двадцатка на срок больше недели, а до ближайшего гонорарца – тысяч в семь – почти месяц.

Катило, катило несколько лет и вот – новая черная полоса.

И она тем более черна, что за эти несколько лет мы привыкли жить, не экономя на всем, не ужимаясь. Нормально жили, на море летом ездили, в Париже побывали. Расслабились, расплылись, а теперь приходится ужиматься. Не с хлеба, конечно, на воду, но без изысков. Клубника на столе зимой не появляется.

А так казалось все надежно и крепко.

Однажды написал беспросветную повесть о семье, которая вынужденно переезжает из города в деревню и там гибнет…

Такая фабула у меня была и в двух-трех предыдущих вещах, но эта повесть, опубликованная не в самом заметном журнале, вдруг вызвала у московских интеллигентов бурную реакцию, появились рецензии, статьи, возникли дискуссии, выдвижения на премии…

Одно из крупнейших издательств заключило со мной договор, издало повесть книгой. Аккуратная такая книга получилась – не тонкая и не толстая – триста с небольшим страниц.

Первый тираж, три тысячи экземпляров, разошелся довольно быстро. Выпустили второй. Заключили договоры еще на несколько книг.

Издали одну за другой…

Конечно, было тревожно. Тревожно всегда: в любой момент у любого пишущего может оборваться та ниточка, на которой висит самое главное – способность писать.

И все. Как говорили раньше: «Муза меня не посещает».

Можно сидеть сутками за столом и понимать – пустота. Но тут тревога была конкретная: книги продавались плохо, критики писали, что планку той своей повести я не преодолел…

Хреновато, когда у писателя есть визитная карточка. Тем более если она уже потасканная, несвежая. Бывает, автора и в восемьдесят лет воспринимают по книге, которую он написал лет в двадцать пять. А следующие сорок – довесок к той, давней…

Теперь я не знал, о чем писать. То есть наметок было достаточно: жизнь каждый день дает пищу, но наметки – одно, а сюжет хоть какой-нибудь – другое…

Да и не в сюжете дело.

Много лет я писал о том, что критики характеризуют как «свинцовые мерзости жизни», главные герои большинства вещей напоминали меня самого.

Но теперь, после периода относительного благополучия, премий, одна из которых оказалась достаточно денежной, входить в прежнюю реку было как-то стыдно, что ли. Вот, скажут, как сыр в масле катается, а пишет про проголодь и прочие мраки.

Лицемер!..

И главное – я сам себе говорил подобное, как только задумывался о новой большой вещи, где должны были фигурировать униженные и оскорбленные. И вспоминалось где-то вычитанное: после премьеры «На дне», двух часов созерцания людских страданий, Максим Горький сказал друзьям и почитателям: «А теперь едем жрать к Тестову!»

Можно было попробовать написать большую вещь не про униженных, но я боялся. Одно дело рассказ, а другое – несколько сотен страниц связного текста…

Где найти хоть какой-то конфликт? Где набрать деталей?

В сорок с хвостом лет я понял, что, по существу, ничего про реальную сегодняшнюю жизнь не знаю. Пока, попав в струю, занимался несколько лет стилистической правкой и изданием своих прежних вещей, потребности обращать внимание на то, что происходит вокруг, не возникало. И теперь, оказавшись с жалкой мелочишкой в кармане, с очень невеселой перспективой на ближайшие недели, я лишь растерянно озирался вокруг, пытаясь понять: как быть и что делать.

Это, конечно, будет воспринято как литературный прием из разряда беспомощных… Что ж, воспринимайте, но так и случилось: в момент моих самых грустных раздумий о будущем пришло письмо.

Раздумья были тем более грустные, что над ними нависал черный жирный вопрос: на какую работу возьмут сорокалетнего человека с дипломом, где в графе «специальность» значится «литературное творчество», и с трудовой книжкой, в которой записано, что я работаю почти пятнадцать лет в специфическом еженедельнике, где изучаются проблемы современной литературы; а интересуется этими проблемами куда меньше людей, чем проблемами транзита сжиженного газа? Английского языка я не знаю, креативностью не отличаюсь, в экономике, политике, автомобилях, дизайне не разбираюсь…

И тут на «мыло» капнуло послание.

Поначалу я решил, что это спам и чуть не отправил его в корзину, но вчитался – и черный жирный вопрос в мозгу стал бледнеть.

Послание было следующее:

«Уважаемый Роман Валерьевич,

Настоящим письмом мы хотим засвидетельствовать Вам свое почтение и просим рассмотреть предложение о возмездном сотрудничестве в рамках входящего в состав нашей Компании центра просвещения, который в настоящее время ведет работу по созданию всеобъединяющих гуманитарных стандартов.

Мы выбрали Вас, как одного из наиболее авторитетных представителей интеллектуального сообщества, человека, который искренне переживает за лучшее изменение окружающего нас мира. И полагаем, что Вам будет интересно принять участие в работе коллектива, который ведет работу в данном направлении.

В рамках данного предложения мы хотели бы просить Вас принять приглашение о встрече с главой нашего общества, которая пройдет по предварительной договоренности.

Подробнее о нашей деятельности Вы можете узнать из презентации, приложенной к данному письму».

Дальше – контактные телефоны, адрес…

Москва-Сити, башня «Москва».

Меня, конечно, зацепило слово «возмездное». Если «безвозмездно» – это бесплатно, то, значит, «возмездно» – за деньги…

Неплохо.

Сходил к мусоропроводу, покурил, а потом стал изучать «презентацию».

Несколько отсканированных страниц какой-то брошюры напоминали сектантский журнал вроде «Сторожевой Башни» – тоже улыбающиеся лица благообразных людей, некие схемы, стрелочки, следование которым дарует благодать…