Империализм от Ленина до Путина - Шапинов Виктор Владимирович. Страница 20

Мао Цзэдун, как и Че Гевара, констатирует становление всемирной революционной ситуации: «Никто не может отрицать, что в Азии, Африке и Латинской Америке ныне сложилась весьма благоприятная революционная ситуация» [59]. Эта революционная ситуация не ограничится, однако, «третьим миром»: «Мы уверены, что в Западной Европе и Северной Америке – колыбели капитализма и сердцевине империализма – в результате развития противоречий и борьбы между пролетариатом и буржуазией настанет великий день грандиозных битв. Тогда Западная Европа и Северная Америка несомненно станут средоточием мировой политической борьбы, средоточием противоречий мира» [60].

Глобальная революционная стратегия Мао и Че оказалась верна: революционная буря конца 1960-х действительно началась в странах третьего мира (Перу, Боливия, Панама, Индия, Турция, Филиппины и т. д.). Перекинувшись в 1968 году в страны «центра», она была предана реформистскими лидерами коммунистических партий, и затем снова «отступила» на периферию мирового капитализма, в Латинскую Америку, Азию, Африку.

Еще одной чертой, которой революционный коммунизм Че и Мао отличался от коммунизма руководителей КПСС и большинства компартий, был интернационализм. Этих двух теоретиков и практиков отличает понимание революции именно как мировой революции, а не как замыкающейся в себе «системы социализма», которая «мирно сосуществует» с миром капитала. «В конце концов, мы должны иметь в виду, что империализм – это мировая система и что надо победить его в конфронтации мирового масштаба» [61], – пишет Че. «Мы должны объединиться с пролетариями всех капиталистических стран, с пролетариями Японии, Англии, США, Германии, Италии и всех других капиталистических государств, и только тогда можно будет свергнуть империализм, добиться освобождения нашей нации и народа, освобождения всех наций и народов мира» [62], – пишет Мао. Национально-освободительное движение для Мао является не просто движением за освобождение от колониальной зависимости, но частью мировой пролетарской революции: «Независимо от того, какие классы, какие партии и какие отдельное представители угнетенных народов принимают участие в революции, независимо от того, сознают они это или нет, понимают они это субъективно или нет, если выступают против империализма, то их революция становится частью мировой пролетарской, социалистический революции и сами они становятся ее союзниками» [63]. Но революция непременно должна превращаться в социалистическую, иначе неизбежен возврат назад: «Выбора нет: либо революция на континенте будет социалистической революцией, либо это будет карикатура на революцию» [64].

Че Гевара предлагает альтернативу мировому капиталистическому разделению труда, складывающемуся начиная с 60-х годов под командованием транснациональных корпораций. Эта альтернатива – экономическая система, включающая социалистические страны и страны «третьего мира», в рамках которой обмен продуктами труда происходит на нерыночной основе. Фактически это – всемирная демократически организованная плановая экономика, «социалистическая глобализация», вместо глобализации при господстве империализма, которая сложилась после кризиса 1973–1974 годов. Такой идеи в «чистом виде» у Че Гевары нет, но она является прямым и единственно логичным выводом из его последнего публичного выступления – алжирской речи 1965 года.

В этой речи Че Гевара выдвинул советским руководителям обвинение в том, что они отказываются создавать параллельную экономическую систему со странами «третьего мира», продолжая торговать по «мировым ценам» и фактически проводя политику «социал-империализма». «О какой «взаимной выгоде» может идти речь, – говорил он, – если по ценам мирового рынка продается сырье, стоимость которого определяется потом и безграничными страданиями народов отсталых стран, и закупается – по ценам того же рынка – оборудование, произведенное на крупных современных автоматизированных заводах» [65]. Дело тут, конечно, не в моральной оценке принципов «свободного рынка», а в том, что социалистическая система не предлагала странам «третьего мира» ничего принципиально иного, чем империалисты.

В отличие от КПСС, которая настаивает на внедрении рыночных механизмов в социалистическую экономику (что, в конечном счете, привело к реставрации капитализма), Мао и Че предлагают уничтожение разделения труда и создание нового человека, как необходимый момент становления коммунизма. Цель коммунистического движения по Че Геваре – человек «освобожденный от своего отчуждения» [66]. Мао Цзэдун говорит в связи с этим о революциях в развитых капиталистических странах, где, в отличие от «третьего мира», «степень механизации высока» и «главной задачей после успеха революции будет не продвижение механизации, а преобразование людей» [67]. И Че и Мао являются противниками «экономического детерминизма», который достался советским учебникам диалектического и исторического материализма в наследство от Каутского и Бухарина. Коммунизм Мао и Че в политической, практической форме подводил к вопросам, теоретически решенным Марксом в «Экономическо-философских рукописях 1844 года»: снятию отчуждения, присвоению общественным человеком его собственных сущностных сил, действительному, а не только формальному преодолению частной собственности и т. д.

По ту сторону железного занавеса. СССР и Китай

Эпоха Брежнева: застой или откат назад?

Что же происходило в годы «общества потребления», а затем в годы «бунта против потребления» по ту сторону «железного занавеса»? Какие ответы нашел социализм на вопросы, поставленные капитализмом? Что было в эти годы в СССР?

А в СССР в эти годы был Леонид Ильич Брежнев. Он руководил КПСС с 1963 года и до самой своей смерти в 1982 году. Никакими личными способностями не отличавшийся, даже на фоне в целом серого послесталинского советского руководства, Брежнев, тем не менее, подарил свое имя целой эпохе жизни советского общества.

Эпоха на первый взгляд была такой же бесцветной, как и сам генсек. Советское руководство как будто вдруг приняло на вооружение лозунг: «Живи и жить давай другим». Никаких не то что коллективизаций или индустриализаций с террорами, а даже хрущевской кукурузой перестало насиловать советский народ. За спокойную и в целом благополучную жизнь и вспоминает до сих пор народ добром брежневскую эпоху.

И не только народ. Буржуазии тоже, собственно говоря, ничего плохого сказать нельзя про период застоя. Именно в это время большая часть сегодняшних постсоветских президентов, министров, директоров, олигархов и т. д. начали делать успешную карьеру и вполне могут считать сегодняшнее свое капиталистическое благополучие прямым продолжением благополучия «советского», брежневского.

Кто же в данном случае прав? Богатые или бедные, труд или капитал? Как это ни прискорбно, приходится констатировать правоту капиталистов и заблуждение народа, которое, впрочем, полностью разделяется его официальными представителями в лице «коммунистической» оппозиции.

Будь и вправду наши оппозиционеры коммунистами, то они проанализировали бы, что действительно произошло в СССР в 60–80-х и к чему это привело. Но нашим «коммунистам» нужны голоса избирателей, поэтому они должны хвалить все то, что нравится избирателю, а значит, на критику «брежневского застоя» в КПРФ и КПУ наложен строгий запрет. Те же, кто не связан партийной дисциплиной с подобными организациями и может позволить себе такую роскошь, как критическое мышление, найдет в «золотом веке» советской системы лишь… упущенные возможности и откат назад, каких не знало коммунистическое движение до этого.