Империализм от Ленина до Путина - Шапинов Виктор Владимирович. Страница 45

Технически и технологически человечество готово к тому, чтобы достаточно бережно относиться к окружающей среде, чтобы иметь чистый воздух, воду, сохранить видовое разнообразие животных, птиц, рыб, насекомых. Но все это оказывается «слишком дорого».

Чтобы решить экологическую проблему, человечеству необходимо, таким образом, отказаться от экономической системы, основой которого остается частное предпринимательство, наемный труд, рынок и накопление капитала. В рамках такой системы максимизация прибыли имеет значение единственной цели экономической деятельности.

Реальная альтернатива такой системе – не отказ от прогресса, а производство, основанное на демократическом планировании производства и непосредственно общественном владении, пользовании и распоряжении средствами производства. Целью такой системы станет не производство прибыли, а «производство» общественного человека. Таким образом, снимется противоречие между целями производства и целью сохранения окружающей среды, которое мы отмечаем в современной экономической системе как неразрешимое.

Значит, решение не в переходе к «постиндустриальному обществу», которое предполагает только совершенствование технологии, но не условий и способов применения этой технологии, а в переходе к «пострыночному», «посткапиталистическому» обществу.

Этот переход, который, согласно гуманистической философской традиции, является необходимым условием снятия отчуждения, создаст общественные условия для того, чтобы человек в каждой из сфер своей деятельности имел всеобщий закон в качестве метода, действовал со знанием дела, свободно; преобразовывал природу всегда в соответствии с ее собственными законами, а не по произволу.

Такие изменения, как пишет И. Валлерстайн, «предполагают не только новую социальную систему, но и требуют новых структур знания, где философия и естественные науки не будут разделены» [130].

Язык, нация, класс

Национальный и языковой вопрос – для марксиста это вторая и третья производные от классового вопроса. Логично, что разные классы не только по-разному на эти вопросы отвечают, но и по-разному ставят их. Даже не в силу умысла, а потому что они для разных классов по-разному стоят. Проблема коммуникации или национальной идентичности преломляются в социальной практике наемного работника и капиталиста по-разному. Маркс заостряет этот вопрос в формулировке, которую не очень-то любят современные «коммунисты»: у пролетариев нет отечества, отрезает он.

Национальность, национальная идетичность для капиталиста, так же как и язык, являются средством в конкурентной борьбе. Среди наемных работников использовать язык или нацию в качестве конкурентного преимущества могут только представители наиболее высокооплачиваемых категорий класса наемных работников, в особенности лица интеллектуального труда («рабочая аристократия», если пользоваться термином классического марксизма). Для подавляющего большинства пролетариев язык остается в лучшем случае нейтральным фактором в классовой борьбе (для пролетариев коренной нации), а в худшем – помехой, ведущей к прямому ухудшению их материального положения (для мигрантов, пролетариев нетитульной нации и т. д.). При этом для буржуазии угнетенных наций (например, кавказских народов в России) нация все равно может быть положительным фактором в ее борьбе – за счет горизонтальных связей общин мелкая буржуазия этих наций может пытаться конкурировать с крупным капиталом, по крайней мере в сфере торговли. Для пролетариата угнетенной нации его национальность, его язык – это скорее гиря на ногах.

Причем, как показывает мировая практика, проблема не снимается «ассимиляцией». Французские арабы, большинство которых живет в метрополии уже во втором или третьем поколении, прекрасно говорят по-французски и по сути ничем не отличаются от «коренных». Тем не менее, они все равно оказываются в угнетенном положении, в «низах» французского пролетариата, среди бедных, что еще раз продемонстрировало восстание «аш-эль-эмов» [131] в 2005 году.

Дело в том, что капитализму любой империалистической страны (Россия не исключение) нужно иметь «функциональный подкласс» наиболее угнетенного, наиболее эксплуатируемого пролетариата. В основном эту роль выполняют мигранты, в том числе внутренние мигранты, как в России. Возникающий таким образом раскол эксплуатируемого класса выгоден и с экономической и с политической точки зрения. С экономической, угнетенный субпролетариат давит на рынок труда. Московский капиталист может сказать: соглашайтесь на эту зарплату или я найму узбеков и заплачу им еще в четыре раза меньше. С политической, противопоставление «коренных» наемных работников «приезжим» эффективно потому, что мешает их солидарным действиям.

Поблема эта имеет два решения: полная и безусловная легализация всех работников-мигрантов, предоставление им того же статуса, что и коренным рабочим, что предполагает организацию совместных профсоюзных и политических организаций интернационалистического типа. Второе решение: ужесточение миграционной политики и таким образом охрана внутреннего рынка рыбочей силы.

Второй вариант на самом деле представляет собой псевдорешение. И даже не потому что оно негуманно – закрытие границ для мигрантов приводит только к большей смертности, большим лишениям при попытках эту границу пересечь (вспомним тысячи задохнувшихся при попытках добраться с конктинета бедности – Африки на континент богатства – Европу в трюмах утлых суденышек, вспомним украинских гастарбайтеров, задохнувшихся в багажниках автомобилей на польско-немецкой границе), к большим поборам со стороны чиновников и полиции (это вам подтвердит любой москвич).

На самом деле меры по ограничению трудовой миграции лишь понижают цену рабочей силы рабочего-мигранта: чем меньше у него прав, тем меньше ему будут и платить. А значит, эти меры становятся и способом снижения зарплаты коренного рабочего. Круг замыкается: национализм титульной нации бьет по рабочему этой титульной нации (вернее, по большинству рабочих, не по высшему слою, которому национальное угнетение может быть как раз на руку).

Ограничение миграции, вроде «стены Буша» на границе с Мексикой, или мер, которые предлагает карманная неонацистская организация Кремля – ДПНИ, могут быть к тому же и мерами по недопущению увеличения численности субпролетариата выше определенного процента, когда это может стать опасным с политической точки зрения.

Здесь примером могут быть не только недавние французские бунты, но и история чернокожего пролетариата США. Чернокожие которых разросшаяся за годы Второй мировой и капиталистического бума «золотых 50-х» американская промышленность рекрутировала на фабрики [132], выполняли именно роль субпролетариата. Чернокожие на заводах Детройта были чем-то вроде узбеков и таджиков московских строек. Однако, дав чернокожим экономическую силу и значимость, капитализм дал им в руки и политическое оружие, создав условия для пробуждения классового сознания. Это сознание быстро развилось от буржазных идей «равноправия» или «черного расизма» к революционному марксизму партии «Черных пантер». Политически опасному черному субпролетариату пришлось давать подачки (благо самая богатая буржуазия мира имела для этого ресурс) – дать возможность переходить в ряды рабочей аристократии, политического и карьерного роста в рамках системы и т. п. Тех же, кто не соглашался на подачки, уничтожали, как было с теми же «Черными пантерами». Субпролетариат начинает рекрутироваться из ибероамериканских стран Юга, которые, в отличие от чернокожих, не являясь гражданами США, были гораздо менее успешными в экономической борьбе. Однако, и они стали теперь опасными политически – поэтому возводится «стена Буша», поэтому администрация протаскивает антииммигрантские законы.