Феноменология духа (др. изд.) - Гегель Георг Вильгельм Фридрих. Страница 28

При поверхностном взгляде этот мир наизнанку составляет контраст первому в том смысле, что этот первый мир находится вне его и отталкивается им как некоторая действительность наизнанку, что один мир есть явление, а другой — в-себе[- бытие], один есть мир как он есть для чего-то иного, другой, напротив, как он есть для себя. Так что, пользуясь прежними примерами, то, что на вкус сладко, собственно или внутренне, в вещи кисло, или то, что в действительном магните явления есть северный полюс, во внутреннем или существенном бытии было бы южным полюсом; то, что в являющемся электричестве проявляется как анод, в электричестве не-являющемся было бы катодом. Или: поступок, который в явлении есть преступление, должен бы быть во «внутреннем», собственно говоря, хорошим поступком (дурной поступок с хорошим намерением); наказание было бы наказанием только в явлении, но в себе или в каком-нибудь другом мире оно было бы благодеянием для преступника. Однако таких противоположностей внутреннего и внешнего, явления и сверхчувственного как двоякого рода действительности здесь уже не имеется. Отталкиваемые различия не распределяются снова между двумя такими субстанциями, которые были бы их носителями и сообщали бы каждому из них отдельно устойчивое существование, благодаря чему рассудок, выйдя из «внутреннего», оказался бы снова на прежнем месте. Одна сторона или субстанция опять была бы миром восприятия, в котором один из двух законов проявлял бы свою сущность, и против этого мира стоял бы мир внутренний, совершенно такой же чувственный мир, как и первый, но в представлении; на него нельзя было бы указать, как на чувственный мир, его нельзя было бы видеть, слышать, попробовать на вкус, и тем не менее он представлялся бы как такой чувственный мир. Но на деле, если одно установленное есть нечто воспринимаемое, и его в-себе — [бытие], в качестве его изнанки, есть точно так же нечто чувственно представляемое, то кислое есть то, чем было бы в-себе[-бытие] сладкой вещи, некоторая столь же действительная вещь, как и эта последняя, т. е. некоторая кислая вещь; черное, которое было бы в-себе[-бытие] белого, есть действительное черное; северный полюс, который есть в-себе[-бытие] южного полюса, есть северный полюс, находящийся в том же магните; анод, который есть в-себе[-бытие] катода, есть имеющийся налицо анод того же столба. Но действительное преступление имеет свою изнанку и свое в-себе[-бытие] как возможность в намерении как таковом, а не в добром намерении; ибо истина намерения есть только сам поступок. По содержанию же своему преступление имеет свою рефлексию в себя или свою изнанку — в действительном наказании; последнее есть примирение закона с действительностью, противоположной ему в преступлении. Наконец, действительное наказание имеет свою действительность наизнанку в самом себе в том смысле, что оно есть такое претворение закона в действительность, благодаря которому деятельность, осуществляемая законом в виде наказания, снимает себя самое, закон из деятельного опять становится покоящимся и сохраняющим значение закона, и движение индивидуальности против него, как и его движение против индивидуальности, прекращено.

3. Бесконечность

Итак, из представления о перевертывании, составляющем сущность одной стороны сверхчувственного мира, надо удалить чувственное представление об укреплении различий в некоей разнообразной стихии устойчивого существования и только воспроизвести и постичь это абсолютное понятие различия как внутреннего различия, [т. е.] отталкивания одноименного как одноименного от себя самого, и одинаковость неодинакового как неодинакового. Надо мыслить чистую смену, или противоположение внутри себя самого, [т. е.] противоречие. Ибо в различии, которое есть некоторое внутреннее различие, противоположное не есть только одно из двух; иначе оно было бы чем-то сущим, а не противоположным; — оно есть противоположное некоторому противоположному, или: «иное» само непосредственно имеется в нем. Конечно, сюда я помещаю «противоположное», а туда — «иное», по отношению к которому то составляет противоположность; следовательно, помещаю противоположное на одну сторону, в себе и для себя без «иного». Но именно поэтому, так как здесь я имею противоположное в себе и для себя, оно — противоположное самому себе, т. е. оно на деле непосредственно имеет в самом себе «иное». — Таким образом сверхчувственный мир, который есть мир наизнанку, в то же время взял верх над другим миром, и последний имеет его в самом себе; он для себя есть мир наизнанку, т. е. обратный себе самому; он есть сам этот мир и ему противоположный мир в одном единстве. Только таким образом сверхчувственный мир есть различие как различие внутреннее, или различие в себе самом, или есть в качестве бесконечности.

Итак, мы видим, что благодаря бесконечности закон достиг необходимости в самом себе и принял все моменты явления во «внутреннее». «Простое» в законе есть бесконечность — это, как оказалось, означает: ?) оно есть некоторое себе самому равное, которое, однако, есть различие в себе; или оно есть одноименное, которое отталкивается от самого себя или раздваивается. То, что называлось простой силой, удваивает само себя и благодаря своей бесконечности есть закон. ?) Раздвоенное, которое составляет представленные в законе части, проявляется как то, что имеет устойчивое существование; и если эти части рассматривать, не обращаясь к понятию внутреннего различия, то пространство и время, или расстояние и скорость, выступающие как моменты тяжести, столь же равнодушны друг к другу и не необходимы друг для друга, как и для самой тяжести, как равным образом равнодушна и эта простая тяжесть по отношению к ним, или простое электричество — по отношению к положительному и отрицательному. ?) Но благодаря понятию внутреннего различия это неодинаковое и равнодушное, пространство и время и т. д. есть различие, которое не есть различие, или только различие одноименного, и его сущность есть единство; они одушевлены друг по отношению к другу как положительное и отрицательное и их бытие, напротив, состоит в том, что они полагают себя как небытие и снимают себя в единстве. Оба различенных имеют устойчивое существование, они суть в себе, они суть в себе как противоположное, т. е. противоположное самим себе, они имеют свое «иное» в себе и суть лишь одно единство.

Эту простую бесконечность или абсолютное понятие можно назвать простой сущностью жизни, душой мира, общей кровью, которая, будучи вездесуща, не замутняется и не прерывается никаким различием, напротив, сама составляет все различия, как и их снятость, следовательно, пульсирует внутри себя, не двигаясь, трепещет внутри себя, оставаясь спокойной. Она равна себе самой, ибо различия тавтологичны; это различия, которые не есть различия. Эта себе самой равная сущность соотносится поэтому только с самой собою. С самой собою: таким образом эта сущность есть «иное», с чем устанавливается соотношение, а это соотнесение с самим собою есть скорее раздваивание, или: именно упомянутое равенство себе самому есть внутреннее различие. Эти раздвоенные [стороны] суть, следовательно, в себе самих и для себя самих, каждая есть противное некоторому «иному», так что уже тут «иное» провозглашено одновременно с противным. Или оно не есть противное некоторому «иному», а есть только чистое противное; таким образом, оно, следовательно, в самом себе есть противное себе. Или оно вообще не есть противное, а есть только для себя, есть чистая себе самой равная сущность, которая не имеет в себе никакого различия, — и поэтому нам нет надобности задаваться вопросом, а тем более принимать за философию мучительные поиски ответа на него, или даже считать, что философия не может ответить: как из этой чистой сущности появляется различие или инобытие; ибо раздвоение уже совершилось, различие исключено из равного себе самому и поставлено рядом с ним; то, чем должно было бы быть равное себе самому, есть уже, следовательно, скорее одна из раздвоенных [сторон], чем абсолютная сущность. Равное себе самому раздваивается, — это значит поэтому точно так же, что оно снимает себя как уже раздвоенное, оно снимает себя как инобытие. Единство, о котором принято говорить, что различие не могло бы из него появиться, на деле само есть лишь один момент раздвоения; оно есть абстракция простоты, которая противостоит различию. Но так как оно есть абстракция, только одна из противоположных [сторон], то, как уже сказано, оно есть раздваивание, ибо если единств о есть некоторое негативное, некоторое противоположное, то оно установлено именно как то, что имеет в себе противоположение. Различия раздвоения и становления себе самому равным составляют поэтому точно так же лишь это движение снятия себя; ведь так как равное себе самому, которое только должно раздваиваться или стать противным себе, есть абстракция или само уже есть некоторое раздвоенное, то его раздваивание тем самым есть снятие того, что есть оно, и, следовательно, снятие его раздвоенности. Становление равным себе самому точно так же есть некоторое раздваивание; то, что становится равным самому себе, тем самым противостоит раздвоению; это значит, оно само ставит себя на одной стороне, или, вернее, оно становится некоторым раздвоенным.