«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич. Страница 35
Мы встретимся с «маленьким изящно одетым гражданином» еще и в другой ситуации.
На другой странице «заготовок» к 4-й части читаем следующую запись: «Тот обежал рисунок расторопно-мышастыми глазками, страшно засопел: [и так налился] кровь так густо кинулась ему в лицо, [так] что даже крахмальный воротник сорочки словно порозовел на нем».
К чему относятся эти строки, этот образ, к которому как бы примеривается Шолохов?
Осматривая помещение, где должны разместиться казаки, вместе с представителем «гражданских властей», Листницкий видит на стене рисунок — оскаленную собачью голову и метлу.
«— Что это? — подрожав бровями, спросил Листницкий у сопровождающего его представителя [городского самоуправления].
[Маленький, изящно одетый присяжный поверенный с выкоханной бородкой и мышасто-расторопными глазками, на долю которого выпало встречать казаков, подпрыгнул, [и] разглядывая рисунок страшно [запыхтел] засопел]:
— Простите, господин офицер... Злоумышленная рука...».
Приведем эту сцену в окончательной — книжной редакции:
«— Что это? — подрожав бровями спросил Листницкий у сопровождавшего его представителя.
Тот обежал рисунок расторопно-мышастыми глазами, страшно засопел. Кровь так густо кинулась ему в лицо, что даже крахмальный воротник сорочки словно порозовел на нем...» (3, 101).
В той же X главе есть одна вставка, крайне важная для понимания характера Листницкого, точнее — не «вставка», а переписанный с черновика и переработанный новый вариант текста. Рукопись до такой степени была исчеркана и исправлена, что машинистке было трудно ее прочитать, и Шолохов перебелил ее на отдельной странице.
Попытаемся прочитать этот текст, выявив правку Шолохова, и соотнести его с новым вариантом. Выделим жирным внесенные в черновой текст поправки и слова черновика, не вошедшие в новый текст.
Черновой текст
«Бледнея, с глубочайшей волнующей яркостью вспомнил он пасмурный февральский день, бывший губернаторский дом в Могилеве, на берегу Днепра, решетчатую тесьму огорожи, небольшую толпу из военных, чинов Ставки, штатских, крытый автомобиль и царя, откинувшегося на спинку сидения, обуглившееся лицо его за стеклом с каким-то фиолетовым оттенком, косой черный полукруг папахи [и бледн], формы стражи и рука. Стиснув зубы Листницкий почти бежал мимо изумленно оглядывавшихся на него людей, в глазах его падала от края черной папахи царская рука, отдававшая честь...».
Текст вставки
«Бледнея, с глубочайшей волнующей яркостью воскресил он в памяти [неяркий] февральский [день] богатый красками [вечер] исход дня, губернаторский дом в Могилеве, чугунную [огоро] запотевшую от мороза огорожу и снег по ту сторону ее, [снег] испещренный червонными бликами [морозно-дымного] низкого [солнца], покрытого морозно-дымчатым флером солнца. За покатым овалом Днепра небо крашено лазурью, киноварью, ржавой позолотой, каждый штрих на горизонте так [тонок нежнейше] неосязаемо воздушен, что больно касаться взглядом. У выезда небольшая толпа из чинов ставки, военных, штатских... [С болезненно заостренным вниманием Листницкий остановил мы]. Выезжающий крытый автомобиль, за стеклом, кажется, Дидерикс и царь, откинувшийся на спинку сиденья, обуглившееся лицо его с каким-то фиолетовым оттенком. По бледному лбу косой черный полукруг папахи, формы казачьей конвойной стражи.
Листницкий почти бежал мимо изумленно оглядывавшихся на него людей. В глазах его падала от края черной папахи царская рука, отдававшая честь, в ушах звенел бесшумный холостой ход отъезжающей машины и унизительное [молчание] безмолвие [толпы]толпы, молчанием провожавшей последнего императора».
Беловой текст вставки практически без изменений вошел в беловую рукопись четвертой части второй книги. В журнальном варианте было сделано уточнение: взамен Дидерикса — Дитерихс, такова была фамилия царского генерала. Но, поскольку генерал Дитерихс — с июня 1917 г. генерал-квартирмейстер Ставки — в Могилеве не был, — в книжном издании Шолохов вносит еще одно уточнение: отрекшегося государя сопровождает министр двора и уделов, канцлер Империи граф Фредерикс.
Мысленное прощание Листницкого с царем — одна из самых впечатляющих страниц романа. «Заготовки», записанные на девяти ненумерованных страницах, позволяют проникнуть в самую глубину творческой лаборатории писателя.
Не все они вошли в окончательный текст романа. На той же странице, где речь идет о реакции «представителя» городской управы на крамольный рисунок, читаем:
«Бывший студент Боярышкин, последовательно юнкер Новочеркасского военного училища, [хорунжий] взводный офицер одного из казачьих полков, полковой адъютант и офицер для особых поручений при штабе дивизии в начале 17-го года был прикомандирован к штабу походного бат.».
Вероятно, Шолохов планировал включить Боярышкина — эпизодического персонажа из окружения Елизаветы Моховой — в дальнейшее действие романа. Но этого не случилось: ни этой фразы, ни самого Боярышкина на страницах романа мы не встречаем (он упоминается только в первых главах романа и во вставной новелле о студенте-вольноопределяющемся, которого Боярышкин познакомил с Лизой). Впрочем, на этой же самой странице в таблице, где Шолохов расписал главы из первого варианта романа, использованные им в четвертой части, напротив главы 14, слева (а не справа, где записаны все остальные фамилии), стоит: Боярышкин.
Здесь же синим карандашом записано: «Корнилов колеблется. Разговор с Калединым (Гл. 14)». Что это значит?
Взаимоотношениям Корнилова и Каледина посвящена вся 14-я глава. Ненумерованный лист с «заготовками» позволяет нам раскрыть сложную технологию работы Шолохова над 4-й частью романа, в основе которой, как мы считаем, первый вариант «Тихого Дона», написанный в 1925 году. Однако Шолохов постоянно дополнял, дорабатывал и перерабатывал этот текст и то, что мы называем «заготовками», в большинстве своем — не что иное, как черновики тех «вставок» и «связок» в ранее написанный текст, которые Шолохов писал уже в 1926 г.
Особенно значительной переработке подверглась четырнадцатая — ключевая для повествования — глава четвертой части романа. В приведенной ранее таблице глав первоначального варианта, использованных для второй книги романа, против тринадцатой и четырнадцатой глав стоит фамилия: Корнилов. Следовательно, Корнилов уже действовал в этих главах в тексте 1925 г., но, видимо, в масштабе, не устраивавшем Шолохова. Теперь он пишет фактически новое начало и новый конец этой главы, называя их «вставками». В действительности же это — черновики, с которых в значительной степени переписан беловой текст четырнадцатой главы.
К этому тексту и относится ремарка Шолохова: «Корнилов колеблется. Разговор с Калединым (Гл. 14)». Разговор этот продолжительный, и мы не можем привести его здесь полностью, хотя это было бы весьма показательно, поскольку и страницы черновика, и «вставки» буквально испещрены шолоховской правкой, свидетельствующей, насколько трудно давался ему этот текст. Невольно вспоминается признание писателя:
«Наиболее трудно и неудачно, с моей точки зрения, получилось с историко-описательной стороной. Для меня эта область — хроникально-историческая — чужеродна. Здесь мои возможности ограничены. Фантазию приходится взнуздывать»32.
Глава четырнадцатая второй книги романа — наиболее убедительное доказательство того, что взятый за основу текст 1925 г. особенно глубоко перерабатывался и дописывался Шолоховым. Это и составило содержание столь обширных вставок, большинство которых возникло именно в процессе работы писателя над черновиками, написанными ранее.
В черновиках 4-й части, например, мы находим две страницы под номером 73, посвященных описанию приема казаков петроградцами. На одной из них рукою автора: «Переписать».