«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич. Страница 40

Изложенное подтверждается показаниями 8 чел. свидетелей.

Справка: Обвиняемый содержится под стражей при ИТД г. Миллерово с 3/II—27 г.»⁷.

Три тома «Дела» Харлампия Ермакова позволяют воссоздать драматическую картину его жизни, его участие в германской и Гражданской войнах, в Вёшенском восстании, службы и красным, и белым, историю его борьбы за жизнь в заключении.

Титульный лист следственного Дела на Харлампия Ермакова и других казаков Верхнего Дона, открытого в 1924 году после первого ареста Х. В. Ермакова

«Дело» Харлампия Ермакова свидетельствует, что он вернулся из Красной армии после демобилизации домой 5 февраля 1923 года, и почти сразу же — 21 апреля — был арестован по обвинению в организации Верхнедонского восстания и руководстве им. Он провел в тюрьме два с половиной года, 19 июля 1924 года был отпущен, а 20 января 1927 года арестован вновь и 17 июня 1927 года расстрелян. Таким образом, пребывание Харлампия Ермакова на свободе после возвращения из Красной армии домой, в хутор Базки, сводится — не считая двух месяцев весной 1923 года — к двум с половиной годам — с июня 1924 по январь 1927 года, из них год (июль 1924 — май 1925), будучи выпущенным на поруки, Ермаков оставался под следствием.

Находясь под следствием и в заключении, он яростно отстаивал свою жизнь и судьбу. Со страниц «Дела» встает образ человека умного, мужественного и сильного, человека высоко благородного. Он не предал ни одного своего соратника, и если называл их имена, то только тех, кто погиб или был уже в эмиграции. Единственное, что он позволил себе — это несколько смягчить, прикрыть флером полуправды обстоятельства своего прихода к восставшим и, возможно, несколько приукрасить свою службу у красных. Но в основных своих показаниях он был правдив.

Приведем одно из многочисленных заявлений Харлампия Ермакова судебным властям во время первого его ареста 22 апреля 1924 года:

«В январе м[еся]це 1918 года я добровольно вступил в ряды Красной Армии, занимал все время командные должности и в 1919 году, занимая должность зав. артскладом 15 Инзенской дивизии, я был внезапно захвачен в плен белыми, насильственным путем оставался у них на службе — едва не силою оружия принужден был занять должность командира отряда, пробыв в таковой с 1/III по 15/VI того же года, т. е. три с половиною месяца. (Так Ермаков рисует следователю Максимовскому свое участие в Верхнедонском восстании. — Ф. К.)

По приходе же на Дон Сов[етских] войск в 1920 году я вновь добровольно вступил в Крас[ную] Арм[ию], приведя с собой отряд в 250 сабель, с которыми пришел в 21 кавдивизию, а оттуда перешел в Конармию имени т. Буденного, — опять занимал должности комсостава до командира полка включительно. Я принимал непосредственное участие в боях на Польском, Врангелевском фронтах, против банд: на Украине — Махно, и на Кавказе — Ющенко и Белова. В означенных боях я неоднократно был ранен, но оставался в рядах, примером своим поднимая дух бойцов. За такие сознательные самопожертвования и многие отличия в боях и на службе получил личные благодарности т. Буденного, награждение часами т. Троцким, оружием с надписью и прочими вещами и обмундированием премиального комплекта. И лишь совершенно подорвав свое здоровье, в состоянии полного упадка сил, я, сроднившись с военной службой, хотя и с сожалением, все же вынужден был оставить службу с сознанием, что большая часть моей жизни отдана честно и добровольно на завоевание прав трудового народа.

Вернувшись из армии в феврале 23 г. домой, я не успел не только поправить свое здоровье, но даже отдохнуть в своей семье, как 21 апреля прошлого года я был арестован за давно забытую мною, случайную, 3-х месячную службу у белых, как занимавший должность командира отряда.

Первое время при аресте я был спокоен, не придавая этому серьезного значения, так как не мог и подумать тогда, что меня — отдававшего несколько лет все свои силы и кровь на защиту революции — можно обвинить за несение пассивной службы в противных моему сердцу войсках.

Но когда ДОГПУ предъявило мне тяжелое и гнусное обвинение по 58 статье, как активно выступавшего против Сов[етской] власти, я стал протестовать, заявляя письменно прокурорскому надзору и судебным властям о непричастности моей к подобного рода вине, подтверждая свои заявления личными аргументальными доказательствами, сохранившимися в деле моем, как документы, заверенные властями»⁸.

Мы намеренно приводим столь пространную выдержку из заявления Харлампия Ермакова, написанную ясным, почти каллиграфическим почерком, энергичным стилем убежденного в себе человека (заметим, что в графе «образование» в тюремной анкете он написал «низшее»), чтобы дать возможность читателю почувствовать личность этого человека. Крупный масштаб яркой человеческой личности Ермакова печатью лежит на всем его деле.

Защищать себя ему было нелегко. Обвинение вменяло Ермакову не просто участие в Вёшенском восстании, но его организацию и руководство им.

В «Обвинительном заключении» от 28 января 1924 года, составленном старшим следователем Донобсуда Стэклером, говорилось: «...Установлено: в 1919 году, в момент перехода Красной армии в наступление, когда перевес в борьбе клонился на сторону войск Советской России, в районе ст. Вёшенской в тылу Красной армии вспыхнуло восстание, во главе которого стоял есаул Ермаков Харлампий Васильевич...»⁹; «Гр-н Ермаков является... командующим всеми белогвардейскими повстанческими силами ст. Вёшенской и ее окрестностей», «являясь хорунжим и командиром восставших, руководил всеми избиениями и расстрелами иногородних, рабочих и крестьян, сочувствующих сов. власти»¹⁰. Разница в званиях объясняется тем, что в начале восстания Ермаков был хорунжим, а в конце его — есаулом.

Ермаков категорически опровергает эти обвинения: «Предъявленное мне обвинение как организатору восстания Верхне-Донского округа не может быть применено ко мне — не говоря уже о том, что вообще я не могу быть противником сов[етской] власти уже потому, что я добровольно вступил в ряды Кр[асной] армии в январе месяце 1918 года в отряд Подтелкова. С указан[ным] отрядом участвовал в боях против белогвардейских отрядов полковника Чернецова и выбыл из строя вследствие ранения под ст. Александровской, а в то время, когда уже было восстание в Верхне-Донском округе, был зав. артиллер. складом 15 Инзенской дивизии, т. е. в 14 верстах от ст. Казанской и Мигулинской. Имея жительство в 14 верстах от места восстания, я не мог быть там и его организатором, т. к. по прибытии домой после пребывания в отряде Подтелкова был избран тогда же Предволисполкома ст. Вёшенской, с каковой должности был арестован с приходом белых как активно сочувствующий Сов. власти... Во главе отряда стояли есаул Кудинов, Сафонов, Алферов, Булгаков, мой брат Емельян Ермаков и другие, которых сейчас не упомню»¹¹.

Называя эти имена, Ермаков, как уже сказано выше, не мог никому принести вреда: одних (как, например, его брата Емельяна) уже не было в живых, другие были в эмиграции.

В «Деле» хранятся документы, свидетельствующие, как жители хутора Базки пытались защитить своего земляка. Хранится «Протокол № 343» от 8 ноября 1923 года общего собрания граждан Базковского хутора, где стоял один вопрос: «О выдаче Ермакову Харлампию Васильевичу протокольного постановления, что он не был организатором восстания». Вот текст постановления общего собрания: «Заслушали Заявление гр-на Солдатова Архипа Герасимовича, отца Ермакова Харлампия Васильевича, мы, граждане села Базковского устанавливаем, что сын Солдатова, Ермаков Харлампий организатором восстания не был и никаких подготовительных работ не вел, а был назначен (мобилизован) командующим повстанческим отрядом Кудиновым на должность начальника разъезда на третий день по вступлении повстанческих войск». Подписи и крестики неграмотных — около 90 человек.