Тельняшка – наш бронежилет - Зверев Сергей Иванович. Страница 32

24

19 сентября 2009 года. 20 часов 45 минут

Внезапно перестрелка прекратилась. И те, кто нападал, и те, кто защищался — все будто испарились с сухогруза.

Бросившись к борту, Батяня увидел внизу на плотике группу пиратов, которые изо всех сил налегали на весла, стараясь как можно быстрее уплыть от сухогруза. Яхты возле сухогруза также не было.

Что-то случилось. Но что? Что могло заставить пиратов бросить столь вожделенную ими добычу? В спешке, покидая сухогруз, они даже про своих заложников забыли.

Между тем капитан смог запустить двигатели и сейчас, управляя сухогрузом с помощью джойстиков, вел его в сторону отмели, туда, где до сих пор они стояли на банке. Команда была в растерянности. И вэдэвэшники, и матросы смотрели на Батяню, ожидая его решения.

Была, была же какая-то причина, заставившая пиратов срочно оставить сухогруз.

И Батяня внезапно догадался об этой причине. Махнув рукой в сторону носовой части сухогруза, он первым что есть силы понесся туда, откуда недавно слышались выстрелы. Громыхая каблуками о металл, следом за ним понеслись матросы и вэдэвэшники. Там Батяня увидел то, чего он боялся увидеть: мигающие огоньки таймеров на минах и цифры на индикаторах, которые отсчитывали обратное время.

Времени было в обрез.

Первым желанием, появившимся у Батяни, было сорвать любой ценой мины со стен контейнеров и выбросить их за борт в море. Но эмчеэсовец, бежавший вслед за Батяней, гаркнул:

— Нельзя. Ни в коем случае нельзя их трогать, товарищ майор. Взорвутся сразу же. Неизвлекаемые… В принципе, сейчас уже ничего нельзя сделать.

Быстро окинув взглядом контейнеры, Батяня моментально сорвал хлипкие пломбы. Точно такую же операцию провел и Калмыков вместе с эмчеэсовцем… Открыв за ручку дверь контейнера, Батяня закричал:

— Калмыков, свети фонариком. Посмотрим, что здесь находится.

Калмыков посветил фонариком внутрь контейнера. И первое, что им бросилось в глаза — железная бочка со всем известным желто-оранжевым знаком радиоактивной опасности…

Точно такая же бочка находилась и в другом контейнере.

— Сбрасываем их в море. Выкатываем к борту и сбрасываем. Быстро. Ни секунды не теряем… — снова скомандовал Батяня.

Разделившись на две группы, бойцы и эмчеэсовец выкатили на палубу тяжеленные бочки, наполненные радиоактивными веществами… В море бочки выбрасывали с трудом — настолько они были тяжелы.

— А сейчас — на надувные плотики. Там, на воде, их распустите. Живо, живо, — метался между бойцов Батяня, понимая, что дорога каждая секунда.

Люди и без него понимали, какая опасность нависла над ними.

Оставив бойцов, Батяня бросился в рубку к капитану:

— Товарищ капитан, зафиксируйте координаты нахождения нашего сухогруза на это мгновение. Поточнее зафиксируйте.

— Зачем? — капитан повернул лицо в сторону Батяни.

— Нужно. Потом объясню, — ответил запыхавшийся Батяня. — Вы эти координаты или запишите, или запомните. А сейчас нам нужно срочно покидать сухогруз. На борту мины. Я — за вами. Люди уже на плотиках.

Не отрывая пальцев от джойстика, капитан сказал:

— Сейчас, сейчас, товарищ майор. Сухогруз еще не дошел до отмели. А ежели он взорвется на глубине, то его потом хрен достанешь. Кому-то это очень нужно, чтобы сухогруз затонул. Нет, мы это им не дадим сделать. Уходи, майор, я за тобой.

Глядя в темноту, капитан помолчал, а затем как-то на удивление спокойно сказал:

— Вижу, неплохой ты парень, майор. Командиру, как сам знаешь, надо уходить с корабля последнему. Или вовсе не уходить. Да, кстати, возьми-ка мини-диск. Кеша его стырил у этой швали. Посмотришь, что на нем записано.

Взяв из рук капитана мини-диск, Батяня посмотрел на забинтованную голову капитана. Он понимал, что сейчас не сможет уговорить его оставить корабль.

Бойцы в это время были уже на надувных плотиках и изо всех сил гребли от сухогруза. Они понимали: если сухогруз пойдет ко дну, воронкой их может затянуть на дно.

Но и сухогруз на месте не стоял, — медленно уходил в сторону отмели.

По огням на сухогрузе бойцы могли судить, насколько далеко они отошли от сухогруза. Внезапно огни на сухогрузе, резко дернувшись, погасли. Все поняли: судно село на отмель. И сразу же после этого сухогруз осветили беззвучные огненные вспышки. Сначала одна. Потом вторая. Через пару секунд до сидящих в лодке донеслись звуки мощных взрывов. Один. Потом второй.

25

20 сентября 2009 года. 5 часов утра

Сначала в утреннем молочном тумане ничего не было видно. Но вот впереди показалась узкая полоса земли — желтый песчаный берег, пальмы с обвисшими зелеными листьями и совсем маленький, со спичечную коробку, трейлер, стоящий недалеко от деревушки, в которой еще все спали.

Высчитанное ночью по звездам направление оказалось верным.

Уставшие до изнеможения пираты вяло взмахивали веслами. Весел было только два, поэтому четверка пиратов гребла по очереди: двое гребли, а двое отдыхали.

Жадными глазами Газиф смотрел на берег, ему казалось, что спасательный плотик совсем не движется, даже более того, казалось, что невидимое течение относит плотик назад, в море… Иногда он оглядывался на пиратов, находящихся за его спиной, собираясь по привычке крикнуть на их, но, встретившись с потухшими, красными от усталости и бессонницы глазами, он ничего не говорил, только зло поблескивал белками глаз. Он понимал, что пираты выдохлись. Пираты устали так же, как и он. Пираты хотели пить.

— Сейчас, сейчас причалим. Видите, я верно высчитал направление. Вон там, видите, бело-желтая коробка на берегу. Там наше спасение. Это мой трейлер. В нем есть вода. Там даже и ром имеется.

Умный Газиф понимал, что сейчас только эти слова могут взбодрить его измученных соратников.

Медленно из-за верхушек пальм в небо поднимался величественный золотой диск.

Все в мире, освещенное этим ярким белым диском, становилось после ночи четким и однозначным. Глядя на спасительный трейлер, Газифу вдруг почему-то вспомнилось детство — вот в точно такое же раннее утро когда-то он уходил из деревни в Могадишо, унося с собой счастливое пророчество колдуна и его кривой нож. Такое же белое и яркое было тогда солнце, и была тогда уверенность, что в Могадишо он станет богатым, что люди там только тем и заняты, что ждут не дождутся, когда он появится среди них… Газифу тогда казалось, что весь мир устроен так, что в центре этого мира находится он, Газиф, а вокруг него все вертится и должно вертеться…

Все оказалось совсем не так…

Сидя в спасательном плотике и глядя издали на берег, Газифу почему-то вспомнился Омар, его последний растерянный и затравленный взгляд. Потом вспомнилось студенчество, те мгновения, когда он в ярости выхватил кривой нож…

Странно, странно…

Никогда ранее Газиф не воспоминал об этих своих преступлениях. Он всегда думал только об одном — о будущем, о сладком будущем, где его ждало счастье, которое он добудет с помощью денег. И вот сейчас, когда он издали смотрел на далекий и какой-то чужой берег, впервые в жизни что-то словно переломилось в его душе. Нет, он не стал иным, он не раскаивался в содеянном, просто Газиф почувствовал, что в прошлом, в прожитой жизни было что-то такое важное и сладкое, чего терять было никак нельзя.

Но что же это было?

Вдруг, глядя на чистый безлюдный берег, на величественное солнце, Газиф почувствовал, что ему жалко своей ушедшей юности.

Но как только он начал думать о сладких мгновениях юности, ему сразу же вспомнилась Фатима, нежная гибкая Фатима. Он знал, что она предала его, но ничего не мог с собой поделать. Как истинный влюбленный, он думал, что, как только она увидит его, она тут же поймет свою ошибку…

А затем злоба снова захлестнула Газифа. Сладкие воспоминания детства, грязная работа в порту, студенчество, слабый беспомощный Омар — все вмиг исчезло. Газиф напрягся и снова, как это делал обычно, стал думать о будущем.