Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов. Страница 70

Безуспешная конкуренция казенной водки с самогонкой побудила правительство коренным образом изменить свою политику в этом деле: с 1 января 1927 года оно вовсе отказалось от преследования самогонщиков, обеспечивавших свои «домашние надобности», и переключило милицию на борьбу с явно промышленной самогонкой. В новый УК РСФСР 1927 года было внесено дополнение: «Ст. 102. Изготовление и хранение самогона для сбыта, а равно торговля им в виде промысла – лишение свободы или принудительные работы на срок до 1 года с конфискацией всего или части имущества. Те же действия, но совершенные, хотя бы и в виде промысла, но вследствие нужды, безработицы или по малосознательности, с целью удовлетворения минимальных потребностей своих или своей семьи – принудительные работы до 3 месяцев».

Проведенная ЦСУ РСФСР акция по оценке потребления водки и самогона в стране через специальные анкеты, заполняемые на местах 50 тысячами добровольцев-«статкоров», выявила «веселенькую» картину: к 1927 году количество пьющих хозяйств в деревне достигло 84 %, при том, что в переводе потребления спиртных напитков на 1 душу приходилось 9, 3 литра (0, 76 ведра). Причем из этих 9,3 литра 7, 5 литра составляло потребление именно самогонки.

К присланным статистическим данным «статкоры» добавляли и свои личные наблюдения и оценки. Из них, в числе прочего, можно увидеть, что в деревне местами еще сохранился, несмотря на все революционные бури, традиционный крестьянский уклад, где праздники и гуляния подчинялись древним традициям. Вот, например, сообщения из Вологодской губернии:

«Наше селение относится к малопьющим спиртные напитки, и объясняется это тем, что в нем нет казенной продажи водки; ближайший магазин с водкой находится в 9 верстах, и бегать за 9 верст за бутылкой водки охотников мало, покупать же у шинкарей по 1 руб. 60 коп. – 1 руб. 80 коп. под силу очень немногим. Поэтому население пьет только по торжественным случаям – в Рождество, на масляной, в Пасху, в храмовой праздник – Покров и на свадьбах; остальное время население вполне трезво. Все свадьбы справляются обязательно по обычаю – с вином».

«В нашем селении (Дымовское, 24 двора) больше всего хлеба тратится на пивоварение, на справление праздников. Мною было подсчитано, сколько израсходовано на пиво, оказалось 120 пуд. ржи по 1 руб. 50 коп. – всего 180 руб., да хмелю 80 кило по 2 руб. 50 коп. на 200 руб., да чаю с сахаром в праздник уйдет на 30 руб., так что каждый храмовой праздник обходится нам в 410 руб., а их в году 2 храмовых, да Пасха, да Рождество, да масляница, вот что стоят нам праздники».

Зато в других местах традиционный деревенский уклад жизни быстро разрушался:

«Пьянство в нашей местности увеличилось; увеличение произошло за счет пьянства молодежи от 15 до 20 лет. Молодежь пьет потому, что нет никакого культурно-просветительного развлечения – красного уголка, избы-читальни, клуба, а самогонное есть» (Иваново-Вознесенская губерния).

«В нашем селе Порецком самогон не гонят, а привозят из соседних деревень, платят 40–50 коп. за бутылку. Пьянство распространяется. Я знаю многих, которые прежде вина в рот не брали, а теперь пьют и пьют; молодежь раньше стеснялась пьянствовать, а теперь считают, кто не пьет – баба или плохой человек» (Чувашская автономная область).

«До войны женщины и малолетки не пили совершенно, а теперь и женщины пьют при всяком случае – на праздниках, свадьбах, на базаре, в городе… Пьющие женщины – все замужние, девицы не пьют» [576].

Улицы больших городов через 10 лет после революции стали напоминать о «старорежимном» быте: «Недалеко, в темноте, ярко горит пивная. Окна и двери открыты настежь… Около дверей толпятся рабочие. Уже пропившиеся просят денег у товарищей и клянутся, что завтра же отдадут. Некоторые падают, другие тут же за дверью, прислонясь к стене, громко, на всю улицу вякают. В пивной не пройти и не продохнуть…» [577].

Столичная пивная поприличней, где можно было и газету почитать, и послушать куплеты на злободневную тему, выглядела так: «У входа елочки в кадках, на стенах картины: «Утро в сосновом лесу» Шишкина, «Венера» Тициана, плакаты: «Если хочешь быть культурным, окурки и мусор бросай в урны», «Здесь матом просят не крыть» или «Неприличными словами просят граждан посетителей не выражаться». Были и другие плакаты, такие как: «Лицам в нетрезвом виде пиво не подается», «За разбитую посуду взыскивается с посетителя»» [578].

Тогдашние председатели Совнаркома и Совета труда и обороны Алексей Рыков и Лев Каменев вынуждены были признать: «Не бывать бы счастью, да несчастье помогло. Введение крепкой водки ставит во весь рост вопрос об алкоголизме. Раньше на него не хотели обращать внимания. Теперь он встал как социальная проблема» [579]. Сам Сталин в 1927 году вынужден был оправдываться не только перед иностранной аудиторией. В ответ на критику в адрес водочной монополии он решительно заявлял (в письме некоему Шинкевичу): «…если нам ради победы пролетариата и крестьянства предстоит чуточку выпачкаться в грязи – мы пойдем и на это крайнее средство ради интересов нашего дела» [580].

Так проблема, приглушенная на несколько лет бурными политическими событиями, в середине 1920-х годов вновь стала вполне очевидной и получила широкое освещение в печати. Тогда выходило множество книг и брошюр, разъяснявших политику партии в этом вопросе и излагавших научные сведения о вреде алкоголя. Выпускались даже примерные сценарии суда над пьяницей, которого, как это подразумевалось в то время, спаивал классовый враг [581]. Иллюстрированный журнал для крестьян «Лапоть» отвел в 1924 году целый номер проблемам пьянства и хулиганства в деревне.

Появлялись и фантастические проекты организации «красных трактиров» с идейными трактирщиками-агитаторами, читальнями, юридической консультацией для крестьян и отсутствием спиртного. Попытки «совместить» просветительскую деятельность с торговлей спиртным были высмеяны в фельетонах молодого М.А. Булгакова («Библифетчик» и др.) о том, как заведующие культурных «уголков» назначались одновременно и продавцами пива для посетителей: «Вам пивка или книжку?» [582]

На XV съезде партии уже возник вопрос о постепенном свертывании выпуска водки и расширении таких источников государственного дохода, как радио и кино. Однако уровень развития радиофикации и киноиндустрии еще не позволял этим отраслям стать в финансовом отношении заметными статьями дохода. В директивах по составлению пятилетнего плана съезд подчеркнул необходимость «повышения культурного уровня населения города и деревни» как одного из условий индустриализации. Там же провозглашалось: «Необходима энергичная борьба за решительное переустройство быта, борьба за культуру, против пьянства, за настойчивую ликвидацию неграмотности, за трудовую сознательность и трудовую дисциплину рабочих и крестьянских масс» [583].

В 1920-е годы появились и ростки нового антиалкогольного движения в наиболее восприимчивой ко всему новому молодежной среде – причем раньше, чем оно стало официальной «линией» комсомола. В 1924 году по инициативе Сокольнического райкома РКСМ в Москве был создан первый отряд комсомольцев-наркодружинников, прошедших специальную медицинскую подготовку.

С их помощью создавались «противоалкогольные уголки» на заводах и фабриках и «боевые группы» по борьбе с пьянством. Комсомольцы устраивали агитсуды над любителями спиртного, вручали им специальные «почетные дипломы», организовывали публичные выступления порвавших с алкоголем людей [584].