Занимательная геометрия (СИ) - Николаева Ольга. Страница 40

Он выпрыгнул, на минуту, на улицу, подобрал потерянные шапки — перчатки, отряхнул от снега, но… почему?то не отдал хозяйке. Девушка никак не отреагировала. Похоже, просто не поняла, зачем выходил. Или снова о чем?то глубоко задумалась…

Настроение Дениса, несмотря ни на что, было великолепным. Его уверенность в том, что девушка никуда не денется, устанет противиться и поймет, что он — самый лучший выбор, росла и крепла. Отчего — он и сам не знал. Но даже не сомневался в успехе.

Поэтому всю дорогу тихонько насвистывал, поигрывал пальцами на руле, в такт незатейливой мелодии, льющейся из динамиков. Слова нерусские, и даже не английские — но это было неважно, главное, что душевно звучала…

Вика не проронила ни слова, но тишина была мирной, успокаивающей… Дай волю, Дэн мог бы кататься так часами, наслаждаясь покоем, который несла эта взбалмошная, упрямая, но такая нежная и чистая девчонка… И такая горячая… Но эту мысль, про её отзывчивость, он старательно гнал, от греха подальше…

Глава 7

Вера ощущала себя последней размазней, безвольной тряпкой, и еще — бессовестной сволочью, подлой предательницей… И еще множество бранных слов припоминала, и обзывала себя, тоже всячески… Для того, чтобы хоть немного притушить бушующую внутри радость, заглушить веселый перезвон колокольчиков, что начинали дрожать в душе при первой же, самой быстрой, мысли о Денисе…

Нельзя. Нельзя было так легко поддаваться на эти его вкрадчивые уговоры, на сладкий шепот… На слова, такие, как будто, искренние, и такие банальные, если вдуматься… А уж целоваться с ним, самозабвенно, позволяя обнимать и ласкать себя, отвечая тем же… Это глупость полная, да еще и свинство по отношению к Мише. А тело до сих пор пело — не могло забыть ту горячечную спешку, с которой стремилась прижаться к его коже, изучить каждую клетку, потрогать все его сильные, гладкие мускулы… Стоило только подумать — и щеки наливались жаром, не разберешь — от стыда или от возбуждения?

И когда возвращались в город, она боялась открыть рот, потому что не знала, что может выпалить… Потому что гадала всю дорогу: куда он её повезет? Если к её подъезду — это будет честно, правильно, хорошо. А если к себе домой — это еще правильнее… Так хотелось, чтобы он принял решение за неё, то, за которое будет мучительно стыдно, скорее всего, но — потом… А сейчас необходимо было ухватить полной горстью то, чего никогда еще с ней не бывало: так хотеть мужчину, до звездочек под веками, до дрожащих коленей, до искусанных в кровь губ… было, конечно, с Андреем, её так же накрывало волной… но никогда это не было настолько взаимным. Насколько можно, вообще, знать, что тебя желают не меньше, чем ты… Что твое желание — легкий отголосок мужского, жаркого, поглощающего, звучащего с твоим в унисон… И поделать с этим уже ничего невозможно… Не к месту, наверное, вспомнился школьный курс физики про резонанс… Так их тела, поймав одну, общую для них, частоту, раскачивались с какой?то безумной скоростью, с места в карьер… Это настораживало. Но, как ни старалась, Вера не могла погасить в себе интерес: а что дальше? Что её встретит за этой дверью, гостеприимно распахнутой? Очень хотелось выключить мозг и просто зайти, туда, куда приглашают…

Но чем ближе они подъезжали к отсветам фонарей, первым вестникам города, тем слабее становились отголоски только что пережитого волнения, и тем сим сильнее набирал свою мощь рассудок, сомнения возвращались…

Она настолько ушла в свои мысли, что не заметила, по какой улице ехали, да и не смогла бы еще, наверное, определить, где находятся — слишком плохо знала местность…

Оклик Дениса "Вика, приехали" выдернул на поверхность.

— Что? Уже? Где мы?

Он ухмыльнулся, еле заметно, но Вера увидела — сейчас она чувствовала его ярко, как никогда, в кромешной тьме, казалось, могла бы различить выражение лица и любой оттенок в мимике…

— Уже. Но, если хочешь, можем еще покататься… Или ко мне в гости? А?

— Нет! — Прозвучало чересчур поспешно, слишком испуганно. Однако — уже вырвалось, и сказанного не исправишь. А ведь можно было бы и по — другому… Она одернула себя и чересчур бодрое воображение.

— А что так? — Он присмотрелся к Вере, очень уж внимательно, смущая. — Ну?ка, расскажи мне, что ты опять придумала? То?то мне показалось, что как?то подозрительно молчишь…

— Ничего я нового не придумала. Нам нужно как можно реже пересекаться. Держаться подальше друг от друга.

— Так и знал. Иди?ка сюда… — Он отстегнул свой ремень, потянулся к девушке, щелкнул её пряжкой, и снова с легкостью подтянул на свои колени. — Ерунду говоришь. Реже — не получится. Чаще — да. Как можно чаще. И в гости к себе я тебя позову, неоднократно. — Это прозвучало очень многообещающе. Столько предвкушения сквозило в голосе, заставив опять откликнуться каждый нерв её тела… Или это от того, что он снова начал играть с её губами, дразня и завлекая, лишая способности связно мыслить? — Сегодня — нет. Но не потому, что я не хочу, а потому, что тебе нужно свыкнуться с этим. С неизбежностью. Понимаешь? Принуждать не хочу, и заставлять — тоже. А вот убеждать и уговаривать буду, всенепременно.

И совсем не ясно было: пугал он её, предупреждал, или дразнил, просто напросто? Вера поняла, что устала от этих американских горок, по которым её мотало уже целый вечер. До Дениса это тоже, неизвестно как, дошло.

— А теперь, поцелуй меня на прощание, и беги домой. Иначе, могу забыть все свои благие помыслы… Хорошо?

Он позволил ей вернуться на место, пока она неловко пыталась выбраться из салона, вышел сам, открыл двери и просто вынул её из машины. Поставил на негнущиеся на ноги, чмокнул в нос, потом, не удержавшись, прошелся лаковым касанием по скулам, вискам, бровям…

— И ночью, пожалуйста, думай только обо мне. Я тоже о тебе подумаю. Договорились? — Хитро подмигнул, заметив смущение, подтолкнул в сторону подъезда. — Давай, беги. Иначе останемся тут и замерзнем.

И она, подчиняясь его приказу, думала. О нем. О том, что могло бы быть, и о том, что уже случилось. Память оказалась предательски ненадежной штукой: Вера старалась забыть, а она подсовывала кусочки, отрывки воспоминаний. О том, как нежно и бережно касался, как жадно и до боли сжимал, как целовал — то ненавязчиво, то с каким?то голодом, с боязнью оторваться.

Миша, на счастье, перезванивать не стал: прислал СМС о том, что жутко вымотался, и будет спать, и думать о ней, и хочет услышать её голос утром. А она обрадовалась, что сегодня уже не придется говорить ему что?то, притворяясь… И ненавидела себя за эту радость. Противна была самой себе. Но стоило отвлечься хоть на секунду — и вспоминала совсем другой голос, другие глаза, руки, горячие плечи, за которые отчаянно цеплялась тогда… И снова краснела, жутко, стоило только об этом вспомнить. И — что обманывать себя — она помнила всё в той ночи, каждую секунду, каждый шорох простыней, и каждый шепот…

Эти воспоминания мучили её до утра. Вера потеряла грань, за которой память пересеклась со снами, в какой момент отключилась — не смогла бы сказать.

Только утром ощущала себя невероятно измотанной. Будто вовсе и не спала. А в зеркало на неё смотрела женщина с блестящими глазами, с румянцем на щеках, слегка взбудораженная и очень взъерошенная.

Если прическу и круги под глазами удалось привести в норму, с горящим взглядом ничего сделать не вышло. Вере казалось, что этот блеск должны увидеть все окружающие. И все сразу поймут, что с ней случилось.

Это было страшно. И радостно. И, впервые за долгое время, — глубоко фиолетово на то, что и кто подумает.

Немного расстроило то, что не дождалась звонка от Женьки. И трубку не взял, когда сама позвонила. Обычно, он заезжал за ней утром и довозил до офиса. Либо они сразу мчались куда?нибудь по срочным делам. Вере было очень комфортно с парнем: в отличие от шефа, он принял её, как равную, почти сразу. Многое доверял, просил о помощи в бумажной волоките и отчетах. А её победа в разговоре с престарелым чиновником, вообще, вспоминалась им при любом удобном случае, с придыханием…