Юнармия (Рисунки Н. Тырсы) - Мирошниченко Григорий Ильич. Страница 14

— Оно правильно… Техника теперь не та, что была. Техника теперь, прямо сказать, высокой марки, — поддакнул бородатому какой-то старичок из толпы.

Перед вечером на станции собрался народ не только из станицы, но из всех соседних поселков. Пришли и старики и молодые. Казачата от стариков не отставали. У каждого болтался на кавказском наборном поясе здоровый кинжал. Все были разряжены — в праздничных черкесках, в бешметах. Хвастают перед поселковыми.

Поселковые ребята — это все сплошь дети иногородних. Есть среди нас и два казачонка: Мишка Архоник и Гаврик. Только они такие же, как и мы, — за красных стоят. Мишкин отец — деповский рабочий. Отец Гаврика — с красными ушел. Мишку и Гаврика станичники даже не считают за казачат. Да и верно, какие они казаки. Они и бешметов отроду не носили.

Где-то на перроне заиграла двухрядка. Казачата затянули песню:

Высоченный рыжий казак, заложив два пальца в рот, подсвистывал гармошке во всю силу. От усердия он стал потным и красным.

— Смотри, как запарился! — сказал Гаврик.

В это время к нам подошел конопатый казак в коричневой черкеске и попросил закурить. Гаврик сквозь зубы процедил:

— Нету. В лавке спроси.

— Дай закурыть! — крикнул казак, размахивая руками.

— В лавке, — повторил Гаврик.

— А я тебе говорю: дай закурыть!

— А я тебе говорю — нема, — передразнил его Гаврик.

Казак ухватил Гаврика за ворот рубахи.

— Отчепись, дурной! — крикнул Гаврик и стал вырываться.

Казак замахнулся плеткой. Но тут же к нему подскочили Андрей, Мишка Архоник и Ванька.

Андрей выхватил у казака плетку, а Мишка ударил его ногой в живот.

Казак зашатался. Ванька, не давая ему опомниться, выхватил у него из-за пояса кинжал.

Казак заголосил:

— Сандро, Петька! Егор! Иногородние бьют!…

Гармошка скрипнула и замолчала. Песня оборвалась. На помощь конопатому бежали здоровенные парни, семенили станичные казаки. Молодые на бегу вытаскивали из ножен кинжалы.

Мы сразу оказались в кольце. Андрей отбивался плеткой. Мы с Ванькой пустили в ход кулаки.

Вдруг земля вздрогнула… Послышался тяжелый орудийный выстрел. За ним, точно сорвавшиеся в пропасть каменные глыбы, загрохотали тяжелые пушки.

Стреляли там, в стороне Курсавки. Первый раз за много дней мы услышали орудийные выстрелы. Мы насторожились. Казаки тоже.

— Бей их! — закричал вдруг бородатый казак и хлопнул Ваньку плетью по голове.

Ванька схватился за голову. Казаки загикали и в десять рук принялись колотить Ваньку по чему попало.

— Берегись! Бомбу брошу! — закричал Андрей не своим голосом и сунул руку в карман.

Казаки расступились. Ванька вырвался из толпы и бросился бежать. Мы за ним.

— Ну, гады! Не попадайсь! — крикнул Гаврик и, на бегу размахнувшись кулаком, залепил по носу бородатому.

Мы бежали без оглядки.

За нами гнались казачата.

— Сволочи! Против своих пошли! Мы вам скрутим головы! — кричали они вслед Мишке и Гаврику.

У железнодорожного каменного моста мы остановились.

— Значит, отступили? — сказал Андрей, тяжело отдуваясь.

— Отступили, — грустно ответил Васька.

Гаврик, прислонясь плечом к своду моста, сплюнул на землю. Слюна у него была красная. Он сплюнул еще раз, и на землю упал окровавленный зуб.

— Вот курдюк конопатый, саданул как, — сказал он.

— Сразу видать — свой казак, родненький, — пошутил Мишка, потирая распухшее ухо.

— А ловко мы выкрутились, — сказал Иван Васильевич. — Ведь у них, гадов, кинжалы были, порезать могли, как телят.

— Да, — сказал Васька. — Хорошо, что у Андрея бомба была.

Андрей засмеялся.

— Ты что смеешься? — спросил Васька.

— Вот моя бомба, — сказал Андрей и повертел кулаком перед Васькиным носом.

— Значит, ты их надул? — спросил Васька.

Андрей ничего не ответил. Он поднял голову и стал к чему-то прислушиваться.

Мы тоже насторожились.

Совсем близко слышался металлический лязг. Мост слегка подрагивал. Это возвращался бронепоезд.

Мы выползли из-под моста и цепью залегли у самого откоса.

Поезд шел без огней. Четко выстукивали тяжелые колеса. Острый ветерок облизывал нам лица.

— Ребята, зачем мы у самого полотна легли? — хриплым голосом сказал Иван Васильевич. — Еще обстреляют нас…

— А ты уже и струсил? — спросил Андрей.

— Не струсил, а даром пропадать не охота. Вот если бы хоть деревянная бомба была, я бы подполз к полотну и живо рельсу разворотил. А то что ты ему сделаешь?…

— А ты вот подползи и смажь рельсу хлебом, — сказал Гаврик, протягивая Ваньке хлебную корку.

— Зачем? — растерянно спросил Ванька.

— А вроде попробуем. Тогда и видно будет — трусишь ты или нет.

Ванька посмотрел на ребят и нехотя пополз на животе вверх по насыпи.

Близко-близко стучали колеса и попыхивал паровоз. Ванька полз и смотрел в ту сторону, откуда шел броневик. Наконец он добрался до полотна, оглянулся на нас и быстро мазнул рельс хлебом. Потом кубарем скатился к нам под откос.

— Ну, вот и все. Теперь лежи. Когда-нибудь вот так и бронепоезд взорвешь, — сказал поучительно Гаврик.

Мы засмеялись.

Бронепоезд медленно прошел мимо нас. Казалось, в нем не было ни души. Прошел, лязгнул колесами на стрелках и остановился у вокзала.

— Вставай! — скомандовал Андрей.

Мы быстро вскочили на ноги и опять побежали к станции. Перелезли через забор, крадучись прошли мимо больших погребов, прошмыгнули через сад. Наконец мы добрались до вокзала и забились в темный угол как раз напротив бронепоезда.

Публику с вокзала прогнали охранники. Офицеры ходили злые. У платформы бронепоезда шла непонятная возня. Все кричали. Больше всех горячился молодой, похожий на жужелицу, офицер с перевязанной головой.

— А где же командир? — шепотом спросил я у Андрея.

— Молчи. Я почем знаю!

С платформы и с башен солдаты стаскивали убитых и клали их на носилки. С командирского мостика они стащили чье-то тело и свалили его на носилки, как сваливают обыкновенно дорожные вещи. Сверху набросили шинель, а на нее положили плоский военный бинокль.

— Верно, это и есть командир, — сказал Андрей.

Глава XI

БОЕВОЙ ОТРЯД

На следующий день мы с Андреем пошли к тупику. С нами были Васька, Мишка, Гаврик и Ванька. Я и Васька тащили красноармейцу еду. Дорогой Васька отколупнул от большой краюхи хлеба подгорелую корочку и медленно жевал ее.

— Мы, по чести сказать, красные партизаны, — сказал Мишка Архоник. — Все у нас есть, только винтовок нет.

— Кнут есть, а лошадь будет, — позевывая ответил ему Андрей.

Весело прыгая по обломкам вагонов и обгоняя друг друга, мы добрались до кладовой и, оглядевшись по сторонам, полезли на чердак.

Красноармеец поджидал нас. Он стоял в дверях, опираясь на палку. Щетина у него еще больше выросла. Лица почти не было видно.

— Заходите, — сказал он, пропуская нас.

Мы гуськом пролезли в дверь и уселись на сене.

— А это кто с вами?- спросил красноармеец, показывая головой на Гаврика и Мишку.

— Свои, деповские, — сказал я.

— Ну, свои, так ладно.

Красноармеец, взяв у нас хлеб и сало, стал быстро и жадно есть.

— Ну, рассказывайте, ребята, что там на станции творится.

— Вчера прикокошили кадетский броневик, — сказал Иван Васильевич.

— Врет он, — перебил его Мишка. — Броневик цел. А вот командира ихнего прикокошили.

— Я и говорю, что командира, а ты не заскакивай.

— Так ты так и говори, а не ври.

Красноармеец рассматривал нас, прищурив глаза, и уминал хлеб с салом.

— Слушай, товарищ красноармеец, — выпалил вдруг Васька и стащил с головы лохматую казачью шапку. — Может, ты к нам пойдешь жить? У нас хорошо, к нам никто не ходит.