Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе - Евдокимов Алексей Геннадьевич. Страница 11

Наводка:

* Сайт киногородка «Синевилла»: cinevillastudio.com

Буферный рай

Накануне Первой мировой войны в Риге было почти 500 тысяч населения. К концу смуты, в 1920?м, – меньше 200 тысяч. И это уже совсем другие люди: если в кипучем предвоенном Вавилоне ни одна из общин не превышала даже 40?процентной доли, то в Риге, впервые ставшей столицей национального государства, больше половины жителей – латыши (тоже впервые в истории города). И никакая другая община с ними уже не сравнима: немцев – и тех втрое меньше, русских – вообще 6 процентов.

Во время войны из прифронтового города эвакуировали большинство заводов. Среди 417 предприятий, вывезенных на восток, были «Русско-балтийский вагонный завод», выпускавший легендарные «Руссо-Балты» и еще более легендарные самолеты, и верфь «Ланге и сын», с которой вышли эсминцы, воевавшие от Балтики до Каспия, от Первой мировой до Великой Отечественной. Заводы эвакуировали вместе с рабочими, а тех – вместе с семьями. После провала всех попыток удержать Латвию в германской сфере влияния из страны массово эмигрировали немцы. В другую сторону, в Россию, в ходе войны бежали сотни тысяч человек. За все двадцать лет Первой республики Рига так и не достигла довоенного уровня населения – зато доля титульной нации в ней стала неуклонно расти.

Латвия, лишившаяся эвакуированных и разрушенных промышленных предприятий, отрезанная от российского сырья и российского рынка сбыта, сделалась преимущественно аграрной страной. Оживленная «западная прихожая» громадной империи превратилась в дальний восток Европы, «санитарную зону» вдоль наглухо запечатанной советской границы.

В современной латышской национальной мифологии Первая республика занимает ключевое место. Это место мифа о золотом веке. О потерянном рае. Оттого непросто понять, каково тогда было реальное положение дел. Ведь чем больше в латышских источниках появляется утверждений, мол, в тогдашней Латвии уровень жизни был одним из самых высоких в Европе, тем азартнее русские здешние полемисты бросаются их разоблачать и ниспровергать – местами перегибая палку в другую сторону.

Что явственно противится идеалистической трактовке – так это история первой латвийской демократии. Продержался тогдашний парламентаризм всего 15 лет. В мае 1934?го премьер-министр Карлис Улманис при помощи военных разогнал сейм, приостановил действие конституции, распустил все партии, закрыл неугодные газеты и посадил – ненадолго – в Лиепайский лагерь два десятка левых депутатов.

Шесть лет своего неограниченного правления он выдавливал нацменьшинства из госорганов и университетов, закрывал нелатышские школы, печатал свой портрет на банкнотах, выдвигал искрометные лозунги «Что есть, то есть, чего нету, того нету» и «Наше будущее – в телятах», не предпринял ни единой попытки сопротивляться присоединению Латвии к СССР и умер в 1942?м в тюремной больнице города Красноводска (ныне Туркменбаши), на краю столь далеких от латвийских лесов раскаленных Каракумов.

В 2003?м «народный вождь» Улманис победил в социологическом опросе на тему «самый выдающийся латыш в истории»; тогда же памятник ему появился в центре города, на углу бульвара Райниса и улицы Валдемара. К тому моменту уже ушел в отставку с президентского поста, отбыв на нем два срока, первый глава Второй республики внучатый племянник «вождя» Гунтис Улманис.

Пока немцы не высадились

Улманис-младший, хоть и провел детство в сибирской ссылке, при советской власти ни в какой крамоле не подозревался, в 27 лет вступил в Компартию и вышел из нее лишь в 1989?м, когда в Латвии уже вовсю говорили о независимости. Самой заметной из его политических заслуг было директорство в комбинате бытовых услуг Рижского района. Всем было ясно, что президентом Улманиса Второго в 1993?м, когда эта должность была восстановлена, выбрали за фамилию и родословную (выбрал сейм – президент здесь должность представительская). В 1940?м Латвию возглавлял Улманис и в 1993?м снова Улманис; по прошествии полувека и конституция та же, и главный праздник снова – в честь провозглашения независимости в 1918?м – 18 ноября. Ба, Джо, да ты совсем не изменился!

Основное правило здешней государственно-политической игры таково: постсоветская Латвия – это та же самая довоенная Латвийская Республика. «Отправленная в сон», как компьютер, на пятьдесят лет, а потом включенная опять. Никого не смущает даже то, что «перерыв» в латвийской независимости длиннее обоих периодов собственно независимости, вместе взятых.

При таком подходе получается, что законными гражданами «возобновленной» Латвийской Республики тогда, при возобновлении, можно было признать только граждан республики прежней – все же прочие, предки и потомки, оказались на данной территории незаконно. Именно этот тезис лежит в основе всей политической системы современного государства. Стоит ли удивляться, что оно грозится сажать тех, кто не признает факт оккупации.

События, неправильно назвав которые сейчас, я теоретически могу огрести «пятерочку», начались 23 августа 1939 года, когда в Москве был подписан Договор о ненападении между Германией и СССР. Секретные протоколы к нему (пакт Молотова – Риббентропа) разделили сферы влияния в Восточной Европе.

Латвия с Эстонией (а потом и Литва, которую Сталин «обменял» на Центральную Польшу) отходили СССР. На переговорах между Союзом и Латвией в октябре 1939?го Рига согласилась пустить в страну 25?тысячный советский военный контингент. Аналогичные договоры подписали с СССР Литва и Эстония; Финляндия – отказалась, и уже в ноябре началась Зимняя война. Формально проиграв ее и потеряв Выборг, финны, тем не менее, сохранили независимость.

В Прибалтике же появились базы Красной Армии. Карлис Улманис в своей праздничной речи по поводу Дня независимости 18 ноября сказал: «Договор о взаимной помощи с Советским Союзом укрепляет безопасность наших и его границ».

15 июня 1940?го войска НКВД устроили провокацию на советско-латвийской границе, убив несколько человек. На следующий день Москва обвинила правительство Улманиса в том, что оно не выполняет условий Договора о взаимопомощи, потребовало сформировать новое правительство и впустить в страну дополнительные войска (практически одновременно такие же ультиматумы были предъявлены Литве и Эстонии). «Оставайтесь на своих местах, а я остаюсь на своем», – сказал Улманис в радиообращении к стране 17 июня: в день, когда столь часто поминаемые впоследствии советские танки вошли в Латвию.

В Риге под личным руководством Андрея Вышинского было сформировано просоветское правительство во главе с профессором-микробиологом Кирхиншейном. Оно назначило внеочередные выборы в сейм, на которых коммунистический Блок трудового народа (единственный допущенный к выборам) получил 98 % голосов. Через неделю новый парламент единогласно провозгласил создание Латвийской ССР и принял декларацию о вхождении в СССР. Практически одновременно с Латвийской в состав Союза вошли Эстонская и Литовская ССР.

В новой советской социалистической республике были национализированы промышленность, банки и земля, хуторян согнали в колхозы. Через год после вхождения в Латвию советских войск, во второй половине июня 1941?го, была завершена операция по «изъятию антисоветского элемента». В ее рамках репрессировали 15 с лишним тысяч человек: «бывшие члены различных контрреволюционных националистических партий, полицейские, жандармы, помещики, фабриканты» и прочие отправлялись под расстрел или в лагеря, члены их семей – на спецпоселение в Сибири. Почти половину высланных составляли женщины, 15 процентов – дети младше 10 лет. Небольшой памятник сосланным детям установили в нулевых возле Рижского замка – рядом с тем местом, где при царских губернаторах возвышалась колонна в честь победы над Наполеоном, а при первых секретарях – статуя большевика Стучки. Нынешняя композиция несравненно скромней прежних.