Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе - Евдокимов Алексей Геннадьевич. Страница 52

В Риге их скорее считают котами. Выгнувшие спины и задравшие хвосты на башенках высокого желтого дома, эти звери – давно городской символ и герои общеизвестной байки. Гласящей, что владелец дома, когда его не приняли в Большую Гильдию, изобретательно отомстил обидчикам – поставил на своей крыше изображения животных, развернув их к Гильдии (она как раз по соседству) так, чтобы старейшина из окна своего кабинета видел кошачьи зады. По этой же легенде, Гильдия долго и безрезультатно судилась с обидчиком – но нынешняя «ориентация» котов свидетельствует, что компромисс был найден.

Рижанин может рассказывать про этот дом долго: и про надпись «Bar», что появилась на окнах первого этажа во время съемок «Семнадцати мгновений весны», и про действительно располагавшийся здесь бар «Черный кот», широко известный тоже еще с советских времен – в нем я, будучи начинающим журналистом, когда-то просидел всю ночь и просадил всю зарплату. Это место ушло, как молодость, – теперь в Кошкином доме вполне презентабельный ресторан, фигурант рижского топ?10 от портала TripAdvisor. Тоже, впрочем, не обошедшийся без кошачьих в названии: «Ресторан дома черного кота» («Melna kaka majas restorans»).

Имеется в Старушке, причем неподалеку, и югендстильный ответ Дому с котами – дом с собакой. Пес сидит над вычурным фасадом здания по адресу Skunu, 10/12 (арх. Х. Шель, Ф. Шефель), принадлежавшего видному домовладельцу Детману. Он был еще и совладельцем завода электрооборудования «Унион» – одного из флагманов тогдашней рижской промышленности, в пустых цехах которого после войны разместится новый флагман латвийской индустрии: «ВЭФ».

Тот же Детман владел домом по адресу Tirgonu, 4 – очередным образчиком югендстиля, что в самом начале отходящей от Домской площади (к которой мы как раз вышли) улицы Тиргоню. В этот образчик мы заглядывали в прошлой главе пропустить стаканчик в Single malt bar’е.

Выйдя на «Домку», волей-неволей обращаешь внимание на помпезное сооружение с балконом напротив собора – здание Латвийского радио (Doma laukums, 8). Это не югендстиль, а неоклассицизм, но построенный в те же славные предвоенные годы (1913) и тем же выпускником Рижского политехникума Паулем Мандельштамом, который спроектировал 70 с лишним домов, был признан классиком рижского модерна и безвестно сгинул, будучи евреем, во время нацистской оккупации Риги. Свернув как раз за зданием радио направо, на Smilsu, обратим внимание на дома под номерами 2 (арх. К. Пекшенс) и 8 (арх. Х. Шель и Ф. Шефель).

Наводки:

* Список адресов рижского югендстиля – на портале «Rigas jugendstila centrs» (только на английском): www.jugendstils.riga.lv

* Сайт ресторана «Kalku varti»: www.kalkuvarti.lv

* Сайт ресторана «Melna kaka majas restorans»: www.melnaiskakis.lv

Другой Эйзенштейн: югендстиль в Центре

Пройдя Смилшу до конца, оставим Старушку за спиной, а перед собой увидим Бастионную горку. Тут можно форсировать Городской, он же Рижский канал в разных направлениях, «метя» в разные магистрали Центра – все как одна застроенные, и довольно плотно, искомым модерном. В списках рижского югендстиля по Бривибас (Brivibas) значится десять адресов, по Элизабетес (Elizabetes) – полдюжины, по Гертрудес (Gertrudes) тоже, по Кришьяна Барона (Krisjana Barona) и Кришьяна Валдемара (Krisjana Valdemara) – полдесятка.

Но если лень совершать продолжительные прогулки (тут расстояния не как в Старушке), можно воспользоваться известной рижской опцией. В городе имеется место, где самые прославленные образчики югендстиля собраны на совсем маленьком пространстве. «В Риге всех приезжих я первым делом водил на улицу Фрича Гайля (законное имя прежде и теперь – улица Альберта), – писал рижанин Петр Вайль. – Такого сгущения стиля модерн в одном коротком квартале, пожалуй, не найти даже в Праге или Париже».

Этот район изыскан и уютен, а путь к нему приятен и недолог. От Бастионки, перейдя канал по мостику, увешанному «свадебными» замками, движемся по диагонали через сквер – к перекрестку Валдемара и бульвара Райниса. Слева от него прижал шляпу к груди, словно извиняясь – скажем прямо, есть за что – бронзовый диктатор Улманис. Справа, на соседнем углу, в здании дорогого «Gallery Park Hotel» (Krisjana Valdemara, 7) обосновался дорогой ресторан «Renomme» с реноме фигуранта экспертного топ?10 рижских заведений.

Пересекши Валдемара, попадаем в следующий парк – Кронвалда; проходим насквозь и его, оставив слева бывший Дом политпросвета ЦК КПЛ, ныне Конгрессов, – и оказываемся на перекрестке Элизабетес, Калпака и Стрелниеку. Чуть левее по Элизабетес, по нечетной ее стороне, снова будет достопримечательность не архитектурная, а ресторанная: очень «понтовое», очень известное заведение под названием «Vincents» (Elizabetes, 19) – обладатель разнообразных наград и частый лидер топов «Лучший ресторан Латвии». Его шеф-повар Мартиньш Ритиньш – главная, вероятно, кулинарная звезда страны, кормившая чуть ли не всех ее высоких гостей: от Элтона Джона до Джорджа Буша.

Но если аппетит еще не нагулян или деликатесы с сусальным золотом (а такие значатся в меню) не прельщают, повернем в другую сторону, направо – на улицу Стрелниеку (Strelnieku). Тут уже начинается царство югендстиля: на четной стороне улицы – яркий образчик по адресу Strelnieku 4a, перед которым нас снова встречает мэр Армистед, теперь уже в виде бюста. Дом с двумя башенками построен архитектором, с именем которого в первую очередь ассоциируется понятие «рижский модерн»: здешним гением места Михаилом Эйзенштейном.

Самое же «югендстильное» место в Риге – за углом: искомая улица Альберта (Alberta iela), коротенькая, но по цене квадратного метра, как утверждают некоторые, бьющая все прочие рижские. Мал золотник, да дорог. Спасибо югендстилю и лично Эйзенштейну, дома которого стоят тут вплотную друг к другу: номера 2, 4 (в нем какое-то время жил сам архитектор), 6, 8, на противоположной стороне – номер 13.

В Риге с советских времен есть улица Эйзенштейна, но другого – Сергея (Sergeja Eizensteina iela). Сергей Михайлович, автор «Броненосца «Потемкин» и «Ивана Грозного», в лифляндской столице родился, но покинул ее в семнадцать лет – чтобы создать все свои киношедевры вдали от Латвии. Влияние отцовского искусства и отцовского характера великий режиссер признавал, но без большой благодарности: «Папа… Тщеславный мелкий, непомерно толстый, трудолюбивый, несчастный, разорившийся, но не снимавший белых перчаток (даже в будни!) и белого крахмала воротничков. Папа – вселивший в меня весь костер мелкобуржуазных страстишек нувориша и не сумевший учесть того, что в порядке эдиповского протеста я, неся их, буду их ненавидеть».

Петербургский еврей (сам он доказывал, что остзейский немец), купеческий сын, Эйзенштейн-старший приехал в Ригу не для того, чтоб строить дома, а ради чиновничьей карьеры. Ее он и сделал, став директором здешнего департамента путей сообщения, дослужившись до действительного статского советника и получив потомственное дворянство в феврале 1917 года. Легенда даже утверждает, что Михаил Осипович стал последним российским дворянином: комплексовавший по поводу низкого происхождения, всю жизнь стремившийся к титулу, он добился своего – но буквально накануне того, как империя ушла в небытие вместе со своими титулами. Якобы в последнем списке на присуждение дворянства, подписанном императором перед отречением, фамилия Эйзенштейн стояла последней (согласно алфавитному порядку).

Прославившая же Михаила Осиповича архитектура была для него хобби, хоть и очень прибыльным. В бесконечных женских маскаронах, которыми изукрашены его поразительные фасады, журналисты-современники угадывали тогдашних оперных певиц – еще одну страсть Эйзенштейна-старшего (вернее, две страсти сразу: и опера, и певицы).