Фея Альп (др. перевод) - Вернер Эльза (Элизабет). Страница 25

Эрна зарыдала, обеими руками обвила шею собаки и, нагнувшись к ней, прошептала:

– О Грейф, если бы мы жили с тобой по-прежнему в старом Волькенштейнергофе, если бы эти чужие люди никогда не приходили! Они принесли с собой твоему хозяину смерть, а мне – хуже, чем смерть!

Глава 9

Экипаж Нордгейма уже катился вниз по горному шоссе, когда Эльмгорст и Рейнсфельд вышли из станционного здания и направились к вилле. Будущий зять, разумеется, не нуждался в докладе и сейчас же повел друга к своей невесте. Доктор, чувствовавший смущение уже от одного ожидания этого визита, теперь был окончательно подавлен непривычной обстановкой.

Он стоял на мягком ковре, заглушавшем шум шагов, посредине комнаты, производившей на него впечатление сказочного дворца. Белые занавеси на окнах были спущены, и в маленькой комнате царил полумрак, отчего она казалась еще красивее и уютнее со своими светло-серыми обоями, обитой матово-голубым шелком мебелью и такими же портьерами. Все здесь было светло, нежно, воздушно, как в царстве эльфов.

Но Бенно не привык иметь дело с эльфами, он споткнулся о ковер, уронил шляпу, наклонился, чтобы поднять ее, и, выпрямляясь, толкнул столик; однако Вольфганг, к счастью, успел подхватить и уберечь тот от падения. Молча и покорно снес Рейнсфельд неизбежную церемонию представления, сделал в высшей степени неловкий поклон, когда же в довершение всего увидел перед собой еще и холодную, строгую физиономию баронессы фон Ласберг, с очевидным изумлением оглядывавшей эту «личность», то совсем растерялся.

Эльмгорст нахмурился: он все-таки не думал, что дело будет так плохо, но, раз начав его, надо было кончить. Поэтому он по возможности сократил представление, к великому облегчению бедняги Бенно, казавшегося действительно жалкой фигурой в своем старомодном сюртуке. Он судорожно сжимал «заново вычищенную» шляпу в руках, украшенных злосчастными желтыми чудовищами; они были по крайней мере на два номера больше, чем следовало, и буквально болтались на его руках. Вольфганг, подводя его к невесте, произнес:

– Ты обещала мне, милая Алиса, доверить свое лечение доктору Рейнсфельду, я привел его, вот он! Ты знаешь, как беспокоит меня твое здоровье.

В его тоне в самом деле слышались озабоченность и внимание, но в нем не было и следа нежности. Рейнсфельд, потрясенный аристократическим видом баронессы, не посмел даже отвесить поклон молодой миллионерше, полагая, что она должна быть еще важнее и высокомернее. Он стоял с видом жертвенной овцы, приведенной на заклание, как вдруг услышал тихий, удивительно кроткий голос:

– Очень рада вас видеть. Вольфганг много говорил мне о вас.

Бенно в крайнем изумлении взглянул на нее и встретился с большими карими глазами, смотревшими на него с некоторым удивлением, но без малейшей насмешки. В голове его еще оставался образ дамы в атласе и кружевах, которую он видел на портрете и которая казалась там такой неприступной; здесь же перед ним была тонкая, нежная фигурка девушки в белом, воздушном утреннем платье, со светло-русыми, лишь едва подколотыми, волосами, с бледным милым личиком, выражавшим усталость, но никак не разочарованность и не высокомерие. Рейнсфельд положительно растерялся и начал бормотать что-то о великой чести, об огромном удовольствии, но, разумеется, на второй же фразе безнадежно запутался.

Вольфганг пришел на помощь другу и перевел разговор на цель их посещения. Он хотел дать случай Рейнсфельду, который у постели больного держал себя весьма уверенно, показать себя в роли врача. Однако сегодня Бенно как будто отрекся от всех своих привычек: он предлагал вопросы так робко и боязливо, точно смотрел как на незаслуженную милость на то, что ему отвечают, запинался, краснел, как молодая девушка, и, что всего хуже, сам сознавал, до какой степени неприлично ведет себя. Это лишало его остатков самообладания: он сидел удрученный и бросал на молодую девушку такие горестные взгляды, будто просил прощения в том, что утруждает ее своим присутствием.

Благодаря ли этим умоляющим о помощи взглядам или же по-детски чистосердечному выражению его голубых глаз, только Алиса вдруг выпрямилась и сказала ласково и ободряюще:

– Едва ли возможно при первом же визите составить правильное представление о моем состоянии, но вы можете быть уверены, что я вполне доверяю другу моего жениха.

Она протянула Рейнсфельду руку, и тот нерешительно взял ее. Узенькая беленькая рука лежала на его ладони, нежная и легкая, как лепесток цветка; он смотрел на нее так робко и благоговейно, точно малейшее прикосновение могло причинить ей вред, и вдруг горячо заговорил:

– Благодарю вас, о, благодарю вас!

У баронессы сделалось такое лицо, точно она сомневалась в состоянии умственных способностей этого доктора, который споткнулся при входе в комнату, еле мог выговорить несколько слов в разговоре, а теперь вдруг ни с того ни с сего рассыпался в благодарностях. И этого человека Эльмгорст звал другом, и Алиса как будто была совершенно согласна с ним! Старуха с негодованием покачала головой и заметила холодно, укоризненно:

– Обычно ты очень сдержанна в выражении своего доверия, милая Алиса.

– Тем более радует меня то, что на этот раз она делает исключение, – довольно энергично вмешался Вольфганг. – Ты не пожалеешь об этом, Алиса. Ручаюсь тебе, что Бенно по своим познаниям и опытности с полным правом может быть поставлен рядом со многими из своих знаменитых коллег. Я постоянно воюю с ним из-за того, что он не хочет избрать себе другое поле деятельности. Сколько лет уже он жертвует собой здешней практике, когда же представляется возможность получить место получше, не берет его. Например, в прошлом году он упустил очень выгодное предложение: из-за нескольких больных крестьянских ребятишек, которых он тогда лечил, не отправил вовремя прошения, а потом уже было поздно.

– Ах, вот почему, – сказала Алиса вполголоса, и взгляд ее опять остановился на молодом докторе, сидевшем с таким убитым видом, точно его уличили в тяжком преступлении.

– Значит, вы имеете практику также и среди горных жителей? – спросила баронесса. – Неужели вы ездите по этим разбросанным на далекое расстояние усадьбам?

– Нет, я хожу пешком, – простодушно объяснил Рейнсфельд. – В последние годы мне пришлось купить себе маленькую горную лошадку, чтобы ездить в более отдаленные места, обычно же я хожу пешком.

Дама кашлянула и бросила многозначительный взгляд на Эльмгорста, вздумавшего поручить лечение своей невесты какому-то мужицкому доктору; теперь последний уже окончательно упал в ее глазах. Вольфганг понял ее взгляд и сказал, улыбаясь иронически:

– Да, он ходит пешком, а вернувшись домой в бурю и в метель, садится за работу и пишет научное сочинение, которое когда-нибудь еще прославит его. Но этого никто не должен знать, я и сам открыл это случайно.

– Вольф, прошу тебя! – запротестовал Бенно с таким безграничным смятением, что Эльмгорст счел необходимым освободить его от тягостного положения и, сказав, что друг должен идти к больному, дал ему, таким образом, предлог проститься.

Новая трудная задача для бедного доктора! Он справился с ней, как, это он и сам не мог бы сказать; он знал только, что нежная беленькая рука опять была протянута ему, а большие карие глаза смотрели на него почти с состраданием. Потом Эльмгорст подхватил его под руку, счастливо пробуксировал между цветами и статуэтками, и дверь между ними и царством эльфов закрылась. Только в передней к Рейнсфельду вернулось сознание, и он, робко подняв глаза, спросил:

– Вольф… кажется, очень плохо получилось?

– Из рук вон! – сказал Эльмгорст с досадой.

– Я же предупреждал тебя!.. У меня нет никаких манер! – сокрушенно проговорил Бенно.

– Но ведь тебе уже тридцать лет, ты – врач и умеешь держать себя с пациентами очень энергично, сегодня же ты стоял точно школьник, не выучивший урока!

Эльмгорст принялся отчитывать товарища, а тот покорно сносил его брань; только когда ему стали самым настойчивым образом внушать, чтобы на следующий раз он держал себя разумнее и отбросил смешную застенчивость, он не то испуганно, не то обрадованно спросил: