Фея Альп (др. перевод) - Вернер Эльза (Элизабет). Страница 29

– Чудесная была картина, не правда ли? – весело спросил Бенно, подходя к одиноко стоящему Эльмгорсту и беря его под руку, но вдруг остановился и спросил озабоченно: – Вольфганг, что с тобой? Ты дрожишь как в лихорадке, а рука у тебя холодна как лед.

– Ничего, – глухо проговорил Вольфганг. – Может быть, я простудился на сыром лугу.

– Простудился в такой теплый летний вечер да еще при твоем железном здоровье? Однако тебе в самом деле нездоровится, я вижу: покажи-ка пульс!

Эльмгорст нетерпеливо отдернул руку.

– Пожалуйста, не поднимай шума из-за пустяков. Пройдет так же скоро, как пришло! Я чувствовал озноб еще, когда мы шли сюда.

– В таком случае лучше всего будет отправиться домой, – сказал Бенно. – Костер потухает, а нам до низа добрый час ходьбы.

– Вы правы, мы тоже сейчас пойдем, – сказал подошедший к ним Вальтенберг. – Зепп предлагает провести нас через Ястребиную скалу, но, кажется, эта дорога, хотя и короче, не совсем безопасна.

– При лунном свете действительно не безопасна.

– В таком случае мы откажемся от нее. Я дал слово баронессе Ласберг, что мы вернемся целыми, невредимыми и вовремя, и должен сдержать его. Пусть Гронау идет через скалу один с проводником, так как ему, кажется, очень этого хочется; все равно мы встретимся с ним потом на главной дороге.

Так само собой вышло, что маленькое общество отправилось в обратный путь вместе, только Гронау с Зеппом повернули в сторону, условившись сойтись с остальными в определенном месте. Луг с угасающим костром скрылся из вида, и скоро в молчаливом горном лесу перестали доноситься смех и веселые крики. Прекратился и разговор спускавшейся вниз компании: надо было смотреть под ноги и идти осторожно, потому что, хотя дорога не была крута и опасна, густые заросли лишь местами пропускали лунный свет. Вальтенберг шел рядом с Эрной, двое других за ними. После получасового спуска они достигли опушки леса и вышли на широкую горную лужайку.

– Кругом еще горят костры, – сказал Вальтенберг, указывая на другие вершины. – Волькенштейнцы зажгли свой раньше других. Ее величество фея Альп пользуется преимуществом и, кажется, собирается сбросить свою вуаль в честь Ивановой ночи.

Он был прав. Гора Волькенштейн весь вечер была скрыта от глаз, только теперь массы облаков, окутывавших ее главу, начали расходиться.

– Меня удивляет, что господина Гронау с Зеппом еще нет, – заметила Эрна. – Они должны были прийти раньше нас: их дорога короче.

– Может быть, их задержала нечистая сила! – со смехом сказал Бенно. – Ведь Иванова ночь уже наступила, все горные духи вырвались на волю. Держу пари, что они связались с каким-нибудь духом или впопыхах выкапывают один из кладов, которые в эту ночь все выходят на поверхность. А вот и они!

В самом деле, на другом конце луга показался Зепп, но он был один, и поспешность, с которой он приближался, не предвещала ничего хорошего.

– Что такое? – спросил Вальтенберг, идя ему навстречу. – Надеюсь, ничего не случилось? Где Гронау?

Зепп махнул в сторону Ястребиной скалы.

– Там наверху! С нами случилась беда: господин поскользнулся и…

– Неужели сломал ногу?

– Нет, дело, очевидно, не так плохо, потому что мы с ним все-таки спустились до надежного места, но дальше он не в состоянии идти. Он лежит там, в лесу, и не может двинуть ногой; я хотел попросить господина доктора взглянуть на него.

– Понятно, надо взглянуть! – воскликнул Рейнсфельд, готовый тотчас идти. – Где вы его оставили? Далеко отсюда?

– Нет, с четверть часа ходьбы.

– Я пойду с вами, – торопливо сказал Вальтенберг. – Я должен посмотреть, что с Гронау. Пожалуйста, фрейлейн, останьтесь здесь. Вы слышали, это недалеко, и мы сейчас же вернемся.

– Не лучше ли будет пойти всем вместе? – спросил Эльмгорст. – Может быть, понадобится и моя помощь?

– Ну, вывихнутая или в худшем случае сломанная нога еще не представляет смертельной опасности, – сказал Бенно. – Для помощи хватит и нас троих, если бы даже пришлось нести Гронау, а фрейлейн фон Тургау нельзя оставить одну.

– Конечно, нет, надо, чтобы, по крайней мере, господин Эльмгорст остался с нею, – решил Эрнст. – Мы вернемся как можно скорее, будьте уверены!

Такое распоряжение было совершенно естественно: как ни бесстрашна молодая девушка, ее нельзя оставить одну ночью, и Вольфгангу, как человеку, близкому теперь ее семье, следовало взять на себя роль охранителя. Но они оба, казалось, были недовольны: Эрна тоже стала возражать и высказалась за то, чтобы идти всем вместе. Однако Вальтенберг и слышать не хотел об этом; он поспешил с доктором и Зеппом через лужайку, и все трое исчезли в лесу на противоположной стороне.

Оставшимся пришлось примириться с перспективой ожидания. Они обменялись несколькими словами по поводу случившегося несчастья и возможных его последствий, потом наступило продолжительное молчание.

На горы спустилась ночь, таинственная, безмолвная, но не темная, полная луна обливала все своим мечтательным сиянием; огни костров на горах вокруг тускло блестели в ночи и были похожи на крупные светлые звезды, упавшие с неба и продолжавшие светиться на вершинах. Днем с этого луга открывался широкий вид вдаль, а теперь нежная дымка окутывала весь горный мир, и сквозь нее лишь кое-где еще выступали очертания гор. Резкие контуры их вершин расплывались, густые массы лесов рисовались голубоватыми тенями; глубоко внизу, там, где зияло Волькенштейнское ущелье, царил мрак, но мост был освещен луной. Он перекидывался с одного края на другой узкой блестящей дорожкой, и зоркий глаз мог различить его даже с такой высоты.

Только Волькенштейн выделялся отчетливо на ясном ночном небе. Леса у его подножия, зубцы и расщелины скал, исполинские трещины в отвесной стене – все было залито белым светом. Вокруг самой вершины еще клубились легкие облака, но они как будто медленно таяли в лунном свете, иногда сквозь них искрились обледенелые зубцы вершины и снова тонули в воздушной дымке тумана.

Эрна села на сосновый пень на опушке леса и отдалась очарованию этой картины. Вольфганг нарушил молчание.

– Едва ли господину Вальтенбергу удалось бы взобраться на Волькенштейн, – сказал он. – Я думаю, не было надобности и отговаривать его так серьезно: дойдя до подошвы главной вершины, он во всяком случае повернул бы назад.

– Вы слышали, о чем мы говорили? – спросила молодая девушка, не сводя взора с вершины.

– Да, я стоял недалеко.

– Значит, вы слышали также, что он под конец отказался от попытки?

– По вашей просьбе.

– Да, я просила, меня пугает всякое бесцельное удальство.

– Всякое? Мне кажется, господин Вальтенберг придал вашим словам другое значение. Может быть, он имел на это право?

Эрна обернулась и смерила его холодным взглядом.

– Господин Эльмгорст, я вижу, вы уже причисляете себя к членам нашей семьи, но все-таки не признаю за вами права задавать мне такие вопросы.

– Извините, если я показался вам бестактным, но намеки моего тестя позволили мне думать, что это – уже не тайна.

– Дядя говорил с вами об этом? Теперь, перед отъездом?

– Да, но он говорил и раньше, еще три месяца назад, когда я был в городе.

Густая краска залила лицо молодой девушки. Так, значит, ее дядя говорил будущему зятю, как он думает пристроить племянницу, уже тогда, еще до ее личного знакомства с Вальтенбергом! Вся гордость Эрны возмутилась, и она с нескрываемым раздражением возразила:

– Я знаю, что дядя всегда и во всем имеет в виду расчет, почему бы ему не рассчитывать и подыскивая мне партию? Но в данном случае, я полагаю, последнее слово останется за мной. Кажется, и он, и вы забыли это!

– Я? – вскрикнул Вольфганг. – Неужели вы думаете, что я принимал участие в его плане?

Эрна бросила на него странный взгляд, значение которого он не мог себе объяснить, и в голосе ее слышалось что-то вроде легкой насмешки, когда она ответила:

– Нет, в нем вы не принимали участия, я знаю!