Вторая жизнь - Марченко Ростислав Александрович. Страница 24
Старый колдун, поговорив с хевдингами кораблей, предусмотрительно увез эльфов к себе в пещеру.
Родственники, естественно, могли ночевать у нас в доме, с ними я пригласил и Рольфа. Тот не отказался, но как-то замялся. Родня тоже посматривала странно, кроме Снорри, тот вел себя абсолютно нормально. Поэтому я не обратил внимания на мелочи и, как выяснилось, зря.
Неладное обнаружилось, когда братцы начали с хозяйским видом бродить по усадьбе, всюду суя свой нос. Чего дядюшка Кнут, правда, себе не позволил, но и племянников тоже не одернул. Снорри смотрел и помалкивал, пока не вмешиваясь. Я промолчал, но начал закипать. Терпению пришел конец, когда, поужинав в мертвом молчании, ребята решили расслабиться пивом. Младший из них, Седрик, спокойно встал из-за стола и полез в погреб.
— Седрик, золотце! Ты куда это полез? Скажи мне! — полыхнул жар обуревавших меня чувств.
— За пивом, братец, — погано ухмыльнулся родственничек.
— Так разрешения спроси или подожди, пока хозяин достанет, иначе без рук остаться можешь.
— А с чего это трус требует, чтобы его разрешения спрашивали? — включился Эрик.
Вот это да! Осталось понять, кто этих умников просветил.
— И скажи мне, как в ваши куриные мозги попала такая мысль?
— Ты рот закрой, пока язык не вырезали. А кто же, как не трус, тот, кто один выжил из охранявших борг? И появился, когда родичи, что проснулись, почти всех эльфов перебили?
Вот оно что.
— И откуда тебе это известно, скажи мне?
Снорри хрюкнул. Кнут и Рольф недоуменно покосились на него.
— Колдун хевдингам рассказывал. Снорри среди них был, он подтвердит. Так что помалкивай, трус поганый. Нет слова твоего в кругу мужчин.
Снорри заржал в голос:
— Ты, Край, братьев за глупость не режь. Не виноваты они, что у них мозги и впрямь куриные. Родителей их пожалей, не думали они, что сыновья вместо мозгов ушами работать будут. — Братья дернулись, будто их изнутри что-то кольнуло. Снорри повысил голос: — Вы, псы лающие! Да как вы смеете рты на брата своего открывать? Сколько голов на частоколе? Тридцать три? А то, что шестнадцать из них брата вашего работа, пленного не считая, ваши уши не услышали? Грязью не вовремя забиты оказались?
Кнут открыл и закрыл рот, наверное, собирался осадить купчину, унижающего племянников, но вовремя сообразил, что не прав.
Снорри продолжил разнос:
— А ведомо ли вам, что у брата вашего в доспехах четыре наконечника застряли, в грудь попавшие? Что пятый болт ему полщеки и пол-уха содрал? Что он один, раненый, с десятью эльфами на стене и в башне бился? Сражался так, что уцелевших врагов перепугал! Сами, с тына прыгая, ноги себе ломали! А как побил всех на стене, так на помощь в борг побежал! И там эльфов порубил, что последних защитников добивали!
Длинноухие братья открыли рты и вытаращились одновременно…
Вот это называется пиар! А я думал, что информационные технологии — порождение гораздо более продвинутого общества! Куда там Джорджу Бушу с так и не найденным оружием массового поражения в Ираке! Это же надо было кому-то так все вывернуть наизнанку, изобразить меня в наихудшем виде, и притом ведь ни слова лжи! Куда там доктору Геббельсу! С десятью эльфами зараз бился! Ха! Да они бы меня сделали в десять секунд. И доспехи бы не помогли. Стрелял в них да рубил со спины. Ха! Из всех, мною убитых, только одного эльфа я победил в прямом поединке. Всех остальных либо пострелял, либо порубил, используя фактор неожиданности. Собственно говоря, я выжил только потому, что действовал тактически правильно. О чем, ха, неизвестный пиарщик даже не заикнулся.
Ни черта себе, со старикашкой скорешился! Снорри, при всем к нему уважении, вряд ли мог выдать экспромтом такой репортаж. А вот Сигурду на такое мозгов хватало с избытком. Хотя и Снорри тот еще жук, промолчал, позволил братцам высказаться, а потом и опустил их до уровня канализации, пардон, выгребной ямы.
Кнут молчал. Снорри ухмылялся. Рольф рассматривал меня, будто впервые увидел. Братья, избегая моего взгляда, в основном зыркали друг на друга. Я прикинул варианты, желания деликатничать не было:
— Пошли вон из моего дома. Оба. Нет у меня братьев отныне.
Седрик попытался что-то сказать. Эрик покраснел. Я вытащил из ножен и воткнул в стол мизеркорд:
— Еще слово — и вас вынесут.
— Зачем ты так с братьями? — включился дядя Кнут.
— Какими братьями? Нет у меня их. Не слышал? Мне колдун ничего про трусость не сказал, из выживших тоже никто не обвинил. С колдуном эти двое не разговаривали, даже с детьми не общались. Чужой разговор подслушали, да подслушать толком не смогли. И не разбираясь, в чужом доме, где кровь родных еле высохла, они как хозяева за пивом в подвал лезут? Так братья себя ведут?
Тут прорвалось нервное напряжение последних дней. Я заорал и вытащил из стола кинжал:
— Пошли вон, я сказал! Пока ходить можете!
Дядя Кнут и Снорри вскочили, стали меня успокаивать, стараясь держаться подальше от кинжала.
Братья, не глядя на меня, покинули дом.
Утром, успокоившись, я договорился с Кнутом об аренде семейной недвижимости за десятину от дохода. Он был не прочь переселиться с семьей в Тайнборг. После вчерашнего представления дядюшка даже не торговался.
Тем же утром вниз ушли оба драккара. Погружаясь на них, братья избегали смотреть мне в глаза. Утром экипажи отплывавших кораблей рассматривали меня, как диковинного зверя, правда, молча. Снорри со своей шнеккой остался, колдун попросил. Уплыл и Кнут, утром успев наскоро ознакомиться с хозяйством.
Чуть позже в доме появился колдун, и в моем присутствии состоялся серьезный разговор между ним и Снорри, которого мое участие в переговорах определенно удивило, однако было оставлено без комментариев. Узнав, что его ладья, по всей вероятности, цела и невредима, купчина явственно приободрился. Судьба экипажа нашего драккара не составляла тайны для Снорри, от нас он узнал только подробности. Когда Сигурд сообщил о возможности отомстить и даже на этом заработать, широкая физиономия Снорри стала похожа на морду кота у крынки со сметаной.
Оставив часть экипажа шнекки охранять поселок и посадив крестьян на весла моего корабля, мы спустились вниз. Снорри и колдун даже взяли с собой второго эльфа, чтобы долго не искать. Никто не обращал внимания на вопли бедолаги, когда его тащили на корабль. Лечить переломанные ноги пленного карателя Сигурд и не собирался, только в лубки замотал.
Я остался, исполняя обязанности боргмана и хевдинга одновременно, как единственный выживший в поселке мужчина. Старшим из оставшихся воинов был Эгиль, немолодой мужчина, двоюродный брат матери Эрики. Он, как и все его подчиненные, обходился со мной подчеркнуто уважительно. С просьбами рассказать о подвиге тоже не приставали. Этакий заговор молчания. Я был рад, помня о пословице: «В лучах славы одному купаться нельзя, кто-то должен сторожить вещи».
Раненые постепенно выздоравливали. И Хильда, и Эрика уже разговаривали, чувствовали себя получше, даже пытались вставать, что действительно удивляло. Это после проникающих-то ранений в грудную клетку! С Ансгаром было сложнее, ему до сих пор требовалась помощь наших внештатных медсестер. Попытки девушек высказать неудовольствие тем, что их заставляют ухаживать за человеком, я пресек одной фразой:
— Кто из вас кухонным ножом эльфа в доме убил, оружие снял и на других кинулся?
Ответа не было. Похоже, для Ансгара большинство проблем освобожденного раба-человека в общине орков в будущем отпадало. Во всяком случае, даже на вдове жениться ему бы большого труда не составило. Мастер-кузнец свободен, как воин себя показал. Претендовать на него как лойсинга я не собирался. Свой полный выкуп он уже заплатил кровью.
В свободное время я занимался женской работой: найдя кучу тряпок нужных цветов, шил гилли-сьют, он же костюм Гилли, он же маскировочный костюм «леший» на основе эльфийского плаща.