Манекен (сборник) - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 4
Женя принялась вспоминать, как мамочка совершила попытку сходить замуж за Ваню. Они и заявление в ЗАГС подали, бабушки и дедушки живущие были счастливы. Мамочка крепилась и все ждала, что Ванины поцелуи разбудят в ней то, что так прекрасно описано в книгах. Но вместо сладостного возбуждения испытывала только нарастающий протест и отвращение. Мамочка не хотела ненавидеть Ваню, потому что по-человечески его очень любила, ценила, уважала, давно к нему привыкла, срослась в мыслях и биографиями. Уже платье свадебное купили (до сих пор в шкафу пылится), ресторан заказали, пригласительные открытки писали, когда мамочка неожиданно (для Вани и бабушек-дедушек неожиданно, а сама она давно мучилась сознанием предстоящей роковой ошибки) заявила:
– Нет! Свадьбы не будет!
И принялась рвать открытки одну за другой.
– Почему не будет? – опешил Ваня.
– Потому что я еще не готова.
– Но ведь платье купили, – «умно» заметил интеллектуальный Ваня.
– Я не готова морально.
Ваня стал допытываться, о какой морали идет речь. Мамочка хотя и желала быть предельно откровенной, все-таки не могла сказать: меня мутит от твоих прикосновений, тошнит от поцелуев, с тобой в постели я себя чувствовала как на операционном столе, будто меня без наркоза препарируют. Мамочка боялась оскорбить Ваню, который не заслуживал обидной правды. Она знала, как долго мечтал он об этой близости. В детстве, еще не понимая толком, в чем близость будет заключаться, мамочка чувствовала, что может подарить Ване осуществление его мальчишеских грез.
Ваня желал глазами. Краснел и задыхался, если мамочка при встрече после каникул бросалась ему на шею или просто, ни с того ни с сего, чмокала в щеку. Ваня опровергал все теории о растленных нравах современной молодежи. Он решился на объятия и серьезные поцелуи, когда мамочка заканчивала первый курс университета.
Ваня трепетал, а мамочка сказала почти весело:
– Наконец-то! Ванька, ты динозавр! По твоей милости я бы до седых волос дожила нецелованной.
Однако ни первый, ни последующие опыты никакого счастья мамочке не доставили. Напротив, они гасили желание быть обласканной, естественное для каждой девушки ее возраста. Будто Ваня не родной, близкий, любимый, а первый встречный. Иногда мамочку посещали крамольные мысли: с первым встречным, возможно, было бы приятнее.
Чаще всего сексуальные проблемы партнеров происходят из боязни или стыда одного сказать другому о своих предпочтениях или эротических мечтах. Мамочка об этом читала, соглашалась, но язык не поворачивался сказать Ване: не сопи, как паровоз, и не соси мою грудь, как теленок коровье вымя.
Когда мамочка объясняла Ване, почему в данный момент не может выйти за него замуж, она выкручивалась и несла околесицу. Ваня ничего не мог понять, да и никто бы не понял, почему девушка чудит. Но надо отдать Ивану должное – он пошел навстречу капризам невесты, согласился отложить бракосочетание и предложил, не расписываясь, пожить вместе, как многие делают, проверяют себя на супружескую совместимость.
– Ты с ума сошел! – возмутилась мамочка.
Ей-то проверять ничего не нужно было. А Ваня много дней обдумывал: какой такой моралью руководствуется Нина? Трижды отдаться ему (каждый раз – большое его счастье), а потом вдруг воспылать девичьей стыдливостью и неприступностью?
Женя рассуждала об отношениях мамочки и Вани, которые совершенно не интересовали Шуру, анализировала в подробностях, пересказывала давние события, смаковала очевидные вещи. Шура не препятствовала этому словесному извержению по простой причине – задремала под бормотание сестры. И очнулась, только когда зазвонил мамочкин сотовый телефон.
На дисплее высветилось: «Вызывает Сергей», и Нина невольно воскликнула:
– Наконец-то!
– Что? – не понял Ваня.
До этого Нина устало тянула: «Ну, не знаю. Сомневаюсь, что «Парфюмера» Зюскинда можно экранизировать без основательных потерь… – а потом вдруг энергично и резко воскликнула: – Наконец-то!»
– Я ждала звонка завкафедрой, – на чистом глазу врала Нина. – У него моя статья. Извини, Ванечка, отключаюсь. Целую! Пока!
Она взяла тренькающий и вибрирующий сотовый телефон, который в данный момент напоминал едва ли не живой организм, способный к общению. Во всяком случае, Нина ему сказала:
– Как ты меня измучил!
Весь вечер она планировала, что ответит Сергею с ленцой, ни в коем случае не покажет, что промариновалась, ожидая его звонка. Отрепетированный тон получился, когда позвонил Ваня. Но сейчас все планы рухнули.
– Сережа! – простонала Нина, нажав кнопку ответа. – Где ты? Сколько можно?
– Нинон! Извини, не мог вырваться раньше. Подгребай к «Приюту», лады? Там все наши собрались, завтра на Алтай отбываем.
– Завтра на Алтай, два месяца назад сплавлялись по какой-то дикой реке в Западной Сибири, зимой опускались в абхазские пещеры, весной карабкались на Кавказские горы…
– Ага, на том стоим.
– Вам нужно донорами работать, адреналин сдавать для лечения меланхоликов.
– Сообщи, если услышишь, что такие пункты открыли. Ниночка, придешь? Пожалуйста!
Надо было бы поломаться, чтобы Сережа поуговаривал, пусть не так длительно и навязчиво, как Ваня только что, но хоть немного. Вместо этого Нина, в благодарность за «Ниночка» и проникновенное «Пожалуйста!», с торопливой готовностью согласилась:
– Еду! Через полчаса буду.
– Жду. Обцу!
Что означало: обнимаю, целую!
Нина, профессиональный филолог, к издевательствам над родным языком относилась резко негативно, а Сереже прощала и примитивный сленг, и доморощенные контаминации, и вульгарные аббревиатуры. Чего не может простить женщина любимому мужчине? Только того, что он ее разлюбит.
Короткое Сережино «Жду!» оказало действие игристого шампанского, влитого непосредственно в артерии. Точно кровь в ее сосудах чахла и стыла, а теперь забурлила, побежала быстро и весело, раскрасила щеки румянцем, добавила блеска в глаза, губы затрепетали в ожидании встречи с его губами, движения стали грациозными и соблазнительными. Все это, торопливо собирая сумочку, обуваясь, выскакивая из квартиры, Нина чувствовала в себе – и трепет губ, и плавность рук, и румянец, и свет в глазах. Более того, ощущения мысленно описывались словосочетаниями, пригодными лишь для бульварного романа, вроде встречи губ влюбленных. Пусть! Быть влюбленной – замечательно! Потому что твое собственное тело приобретает потрясающие свойства и ощущения.
«Приют одинокого альпиниста» – кафе, в котором собирались промальпы. Хозяева кафе думали, что именуют заведение в честь романа Стругацких. Когда им сообщили, что книга называется «Отель “У Погибшего альпиниста”», они велели убрать портреты писателей из оформления интерьера, но переименовываться не стали – «у погибшего» не годится для приятного местечка. Оно уже стало популярным у альпинистов, парашютистов, промальпов и прочих экстрималов – людей малопьющих, не буйных, но денежных. Вся эта братия на низложение Стругацких отреагировала культурно и жестко. Сказали бармену и официанткам:
– Кумиров на стенки верните. Или мы найдем другую стоянку.
Когда Нина впервые познакомилась с друзьями Сергея, они вызвали у нее удивление. Они жили странной, параллельной бытию всего остального общества жизнью. Сектой, кланом или закрытым клубом их не назовешь, потому что ни к какому позиционированию, особому противопоставлению себя другим ребята не стремились. Просто на других не обращали внимания. Равно как и на то, что волнует большинство – политика, игры патриотов и злодеяния террористов, безобразия на дорогах и засилье дураков во власти, коррупция и беззаконие; все модное: одежда, автомобили, компьютеры и сотовые телефоны, спектакли и фильмы, телесериалы и книги – оставляло их по большому счету равнодушными. Кто-нибудь мог сказать: «Отличную вещь прочитал», – вытащить из сумки книгу и дать товарищу, но представить, что друзья Сергея бросятся читать модный гламурный роман только потому, что роман у всех на устах, что не прочитать его – значит выпасть из культурного мэйнстрима – это представить невозможно. У них отсутствовало базовое качество современного городского жителя – страх отстать от общих интересов и тенденций. Нина никогда не встречала стольких людей без бравады и утрирования, естественно существовавших вне стандартных клише.